Гарри Тертлдав - Череп грифона
— Пойдем с нами! — помахал он Киссиду. — Мы с братом отведем тебя к проксену.
Ну а когда с этим будет покончено, у него не останется иного выбора, кроме как пойти домой, — Менедем это знал.
* * *Отец ждал его во внутреннем дворе.
— Я слышал, ты вернулся домой, — сказал Филодем вошедшему сыну, — но еще не слышал — почему.
— Сейчас я тебе объясню, — ответил Менедем.
Оба направились к андрону, и сын по дороге, не останавливаясь, рассказал отцу всю историю.
— …В общем, — закончил он, — у меня не было иного выхода, кроме как привезти Киссида и его семью на Родос.
Отец внимательно смотрел на него.
«Он смотрит не на меня, а сквозь меня», — нервно подумал Менедем.
Где-то снаружи дятел забарабанил по древесному стволу, и этот звук заставил юношу вздрогнуть.
— Не нужно подпрыгивать, сын, — проговорил Филодем. — Я тоже не вижу, что еще ты мог бы сделать. Если человек принимает тебя как друг, ты не можешь бросить его на поживу врагам.
Менедем постарался ничем не выказать своего облегчения.
— Именно так я и подумал. Он взял нас в свой дом, хотя и знал, что это может разозлить капитана Антигона. А потом пришли новости насчет Птолемея…
— Да. — Филодем кивнул. — Это тоже вписывается в картину. Если Птолемей движется через Ликию, война у самого нашего порога. Я хотел бы, чтобы она была где-нибудь подальше. Если Птолемей и Антигон начнут колошматить друг друга по соседству, то один из генералов обязательно заметит, какие у нас прекрасные гавани и какие из нас выйдут ценные подданные.
Хотелось бы мне ответить, что ты ошибаешься, господин.
Менедему хотелось бы так ответить по разным причинам. Не только из-за того, что он беспокоился о родном полисе, но и потому, что он не привык соглашаться с отцом.
Чтобы не думать об этом, Менедем сменил тему разговора:
— Какой опсон Сикон приготовит для нас нынче вечером?
— Не знаю, — ответил Филодем. — Он побежал на рынок, как только парень из порта явился сюда, крича, что «Афродита» вошла в гавань. Когда Сикон уходил, он еще возмущался, что ему никто ничего заранее не сказал. — Филодем возвел глаза к потолку. — Ты же знаешь, какие они — повара.
— Да уж, это все знают, — ответил Менедем.
Как и любой домашний повар, Сикон был рабом, но, поскольку был мастером своего дела и единолично правил кухней, частенько держал себя словно хозяин дома. Менедем поднялся с кресла.
— С твоего позволения, отец, я пойду на кухню и выясню, что он затевает.
— Удачи. — Даже обладавший железной волей Филодем часто терялся в перепалках с Сиконом.
* * *Повар был человеком средних лет, со склонностью к полноте — а кому нужен повар, который не интересуется кушаньями, которые сам готовит?
— Подглядываем, так? — спросил он, когда Менедем сунул голову в дверь.
— Я вообще-то здесь живу — время от времени, — снисходительно ответил Менедем.
Он тоже не хотел ссориться с поваром. Человек, который часто ссорится с поваром, скоро об этом пожалеет.
— А, это ты, молодой хозяин, — с облегчением заметил Сикон. — Я думал, это твоя мачеха. — Произнося последнее слово, он насмешливо фыркнул, удивительно напомнив дурного нрава осла.
Вторая жена Филодема была на десять лет моложе своего пасынка.
— Уж ты-то не будешь биться в припадке, если я потрачу пару лишних оболов, чтобы угостить вас на опсон чем-нибудь повкуснее кильки или селедки.
— Бавкида просто серьезно относится к своим обязанностям. — Менедем не хотел ругать молодую хозяйку. Она вызывала в нем совсем иные желания…
Будь Бавкида женой другого, любого другого мужчины, Менедем бы уже давно ухлестывал за ней. Он знал себя достаточно хорошо, чтобы в этом не сомневаться. Но даже он избегал прелюбодеяния с новой супругой отца.
— Да ну! — Сикон воздел руки к потолку. — Можно подумать, если я сегодня куплю что-нибудь вкусное, то следующие десять лет мы будем есть одну овсяную кашу! Не мог бы ты хоть немного вразумить ее, молодой хозяин? Твой отец не хочет этого делать, и очень жаль. Бавкида просто презирает меня, как свободные люди иногда презирают рабов, но, может, тебя она послушает.
— Может быть, — неловко проговорил Менедем.
Меньше всего ему требовался повод, чтобы поговорить с Бавкидой; напротив, ему нужны были причины, чтобы не приближаться к ней. Поэтому он сменил тему разговора.
— И что именно вкусного ты сегодня нашел?
— Симпатичных креветок, совсем свежих — они еще шевелились, когда я их выбирал, — ответил Сикон. — Я собираюсь глазировать их медом и ореганом, как любит твой отец. И еще на рынке мне попался замечательный угорь. Как насчет пирога с угрем, запеченным с капустой, грибами и сильфием из Кирены? А еще — сырный пирог, хочу израсходовать остаток меда, который я купил для глазировки. Ну, что скажешь?
— Что я скажу? Я скажу — поскорей приготовь все это и перестань впустую тратить время на разговоры со мной. Пирог с угрем! — Менедем старательно облизал губы, словно голодная собака.
Он не спросил, сколько стоили дары моря. Ему хотелось лишь побыстрее съесть их.
И вскоре Менедем их съел, возлежа в андроне рядом с отцом. Он подозревал, что Сикон послал часть великолепного ужина Бавкиде в женские комнаты. Она все равно наверняка узнает у Филодема, что именно купил повар; уделить хозяйке часть вкуснейших деликатесов значило расположить ее к себе. Если вообще что-то могло расположить Бавкиду к повару, так только это.
* * *На следующее утро Менедем по своему обыкновению проснулся перед рассветом. Он пошел на кухню за ячменными булочками — остатками вчерашнего опсона — и оливковым маслом, а также прихватил вино, чтобы позавтракать. Вынеся припасы во двор, он сел на каменную скамью и стал наблюдать, как светлеет небо. Менедем занимался бы этим и лежа на палубе юта «Афродиты» после ночи, проведенной в море.
Двое рабов склонили перед ним головы, нырнув в кухню за утренней едой. Они ели на завтрак то же самое, что и Менедем; Филодем был не из тех хозяев, которые выдают рабам каждый день точно выверенные порции муки и беспокоятся, как бы те не прокрались на кухню, чтобы пополнить скудный рацион. Дабы возместить подобную щедрость, он заставлял рабов усердно трудиться.
Когда во двор слетел воркующий голубь, Менедем бросил ему маленький кусочек хлеба. Голубь подошел, кивая головкой, исследовал крошку и съел ее. Голуби были совсем ручными птицами. Сикон мог запросто накрошить голубю хлеба, чтобы поймать его и приготовить.
Кто-то спустился по лестнице во двор, и, ручной или нет, голубь вспорхнул, зашумев крыльями.
