Гарри Тертлдав - Череп грифона
Почти в тот же миг Аристид сказал:
— Вижу еще людей, идущих к гавани!
Соклей тоже их увидел.
Благодаря плюмажам из конского волоса, венчающим бронзовые шлемы, эти люди казались более грозными и высокими, чем были на самом деле.
— Они идут сюда не затем, чтобы пригласить нас на симпосий, — проговорил Менедем с достойным уважения спокойствием. — Уходим.
— Весла на воду! — скомандовал Диоклей и начал бить колотушкой в бронзовый квадрат, выкликая: — Риппапай! Риппапай! Давайте, лентяи! Напрягите спины!
Медленно, будто скользя по клею, «Афродита» начала отходить от пирса. Каждый новый гребок, казалось, заставлял ее двигаться чуть быстрей, чем предыдущий; ей понадобилось немного времени, чтобы набрать скорость.
Сын Киссида — а может, его зять — сказал взволнованный тенором:
— Они перешли на бег.
— Риппапай! Риппапай! — выкликал Диоклей.
— Эй, вы! — закричали с берега.
— Кто? Мы? — отозвался Соклей, в то время как «Афродита» отошла от пирса еще на несколько локтей.
— Да, вы! — заорал их преследователь, наверняка воин, ибо никто другой не смог бы вложить столько властности в свой голос. — Вы — грязные родосцы?
Другие воины добежали до конца пирса. Большинство из них держали копья, от которых сейчас не было толку, но некоторые прихватили луки, а торговая галера еще не ушла так далеко, чтобы до нее не могла долететь стрела.
— Родосцы? — изумился Соклей. — Ты что, слабоумный? Наше судно называется «Фетида», мы с Коса! Хочешь купить у нас шелк?
Это заставило громкоголосого парня помедлить, чтобы переговорить с одним из товарищей. Потом он завопил снова:
— Лжец! Мы знаем, что у тебя на борту проклятый богами Киссид! Верни его, или ты пожалеешь!
— Что? — Соклей выразительно приложил руку к уху. — Повтори! Я не расслышал!
Это представление принесло бы ему аплодисменты на комических подмостках, но не произвело впечатления на воинов Антигона. Теперь они не тратили времени на совещания. Одно слово донеслось очень ясно через расширяющуюся полосу воды между пирсом и судном:
— Стреляйте!
Несколько лучников на берегу натянули луки и показали, на что они способны. Соклей подумал, что «Афродита» уже отошла на безопасное расстояние, — и в самом деле, большинство стрел плюхнулись в море недалеко от акатоса. Но одна стрела — то ли ее выпустили, изо всех сил натянув лук, то ли ей помог порыв ветра — все-таки ударила в доски судна в нескольких локтях от Соклея.
«Она могла бы меня убить», — подумал он. Подложечной засосало, к горлу подступила тошнота, и Соклей не сразу понял, как он испугался.
Менедем потянул за рукоять одного из рулевых весел и толкнул рукоять другого, направляя «Афродиту» к северу.
— Гребите, как всегда! — скомандовал Диоклей, и гребцы перешли на ровную обычную греблю, действуя слаженно, как будто работали вместе годами.
Лучники продолжали стрелять, но теперь ни одна стрела не долетала до акатоса.
— Спустить парус! — выкрикнул Менедем, и моряки торопливо послушались.
Огромный льняной квадрат упал с рея, как только были отпущены удерживавшие его гитовы.
Парус не был сделан из одного-единственного куска ткани; для большей прочности его сшили из нескольких квадратов. Спереди парус пересекали светлые линии швов, перпендикулярные гитовам, что придавало ему некоторое сходство с вымощенной квадратной плиткой мостовой. Ветер дул с севера, как обычно в это время года. Когда парус наполнился бризом, швы загудели, а мачта скрипнула в гнезде, подавшись вперед под напором ветра.
Соклей спустился с юта.
Менедем ухмыльнулся ему и сказал:
— Ты хорошо разговаривал с теми воинами. Морочил им головы до тех пор, пока мы не оказались слишком далеко. — Он захихикал: — «Хотите купить у нас шелка?»
— Я вел себя довольно глупо. — Соклей никогда не был доволен своими поступками. — Надо было сказать, что мы с Галикарнаса или с Книда. Антигон держит в подчинении все материковые города, но Кос принадлежит Птолемею.
— Не беспокойся. Теперь это уже не важно, — ответил его двоюродный брат.
Соклею в голову пришла новая неприятная мысль.
— Ты ведь не думаешь, что они пошлют за нами триеру?
— Надеюсь, нет! — воскликнул Менедем и сплюнул в подол хитона, чтобы отвратить беду.
Соклей был современным человеком, гордящимся своим рационализмом, но сейчас поступил точно так же.
«Это не помешает», — подумал он слегка пристыжено.
— Я не видел в гавани никаких триер, — сказал начальник гребцов. Но не успел Соклей успокоиться, как келевст продолжил: — Правда, боюсь, это не имеет особого значения. Пентеконтор или гемолия с воинами на борту прекрасно могут с нами покончить. Все зависит от того, насколько сильно желает нас заполучить тот командир.
Соклей сразу понял — Диоклей прав. Судя по расстроенному лицу Менедема, тот тоже это понял. Уж кто-кто, а келевст разбирался в таких вещах.
Менедем окликнул проксена:
— Эй, Киссид!
— В чем дело? — отозвался торговец оливками.
— Как сильно Гиппарх желает твоей смерти? Как ты считаешь, погрузит ли он нескольких своих наемников на борт какого-нибудь судна, чтобы послать за нами погоню?
Этот прямой вопрос заставил женщин на баке разразиться причитаниями. Но Киссид покачал головой.
— Не думаю. Теперь, когда я убрался из Кавна, Гиппарх займется другими делами. Он подозревал меня из-за того, что я родосский проксен, а не из-за меня самого, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Помолчав, торговец выругался и воскликнул:
— Но готов поспорить, что этот шлюхин сын заграбастает все мои прессы для отжима оливкового масла!
— Если Птолемей и в самом деле идет на восток через Ликию, никто, держащий сторону Антигона, не будет слишком долго наслаждаться обладанием твоими прессами, — утешил его Соклей.
— Это верно, — приободрился Киссид. — Долго ли плыть до Родоса? — спросил он. — Вы знаете, я ни разу еще не бывал в вашем полисе, хотя и представляю его интересы в Кавне много лет. Я никогда не уходил дальше края своих оливковых рощ.
— Если ветер продержится, мы должны достичь гавани к полудню, — ответил Менедем. — Но даже если не продержится, к ночи доберемся. Я посажу людей на весла, чтобы позаботиться об этом — на тот случай, если ты ошибся и Гиппарх все-таки попытается послать за нами погоню.
Родосский проксен — нет, теперь изгнанник — поклонился.
— Из самых недр моей души благодарю тебя за то, что спас меня и мою семью.
— Это было для меня удовольствием, — ответил Менедем. В его глазах засветилось озорство. — От самой души моих недр — не за что!
