Патрик О'Брайан - Военная фортуна
— Вы упомянули про Ричардсона,[9] сэр, — вмешался в разговор Стивен, вытащивший с полки первый том Histoire Générale и любовавшийся на округлую добродушную физиономию аббата Прево.[10] — Несколько месяцев тому мне довелось узнать, что аббат Прево перевел его на французский. Я был удивлен. Мне это сообщила одна леди, — добавил Мэтьюрин, кивнув Джеку.
— Я тоже удивился, — ответил Йорк. — Никогда бы не подумал, что он смог бы найти время, будучи занят сочинением своих превосходных трудов, да и путешествиями. У Ричардсона ведь тысячи и тысячи страниц — travail de Bénédictin.[11] Кстати, если мне не изменяет память, Прево на самом деле был бенедиктинцем, хотя и не слишком прилежным подчас. Но так или иначе, кто лучше подошел бы для «Клариссы Харлоу», чем автор «Манон Леско»? Какая проникновенность, какая глубина ума, непостижимая даже для себя самого! Вы ведь наверняка читали Ричардсона, сэр?
— Нет, сэр. Леди, о которой я упоминал, побуждала меня сделать это, и я уже взялся за первый том «Памелы». Но тут корабль стал тонуть, капитан то и дело прибегал за советом, и мне пришло в голову, что это не самое подходящее время для подобного начинания.
— Верно, чтение Ричардсона требует продолжительного периода спокойствия. Такого автора на лету не схватишь. Но теперь у вас есть все условия, уважаемый сэр! Перед вами месяцы безмятежной жизни — постучу по дереву, absit omen — месяцы полнейшего умственного спокойствия. Ведь на вашем попечении остаются лишь несколько «леопардовцев», так как для себя мы нашли превосходного хирурга в молодом мистере Маклине. Позвольте предложить вам снова углубиться в «Памелу», а затем перейти к «Клариссе». «Грандисона» я бы не стал так убежденно рекомендовать. Но не сомневаюсь, что и без того глубокое понимание доктором Мэтьюрином человеческой природы может быть углублено еще более двумя вышеупомянутыми книгами. Прошу, захватите первый том «Памелы» с собой сейчас — он прямо над вашей головой — и как только закончите, приходите за следующим.
— А вот я никогда не был большим чтецом, — заявил Джек. Его друзья перевели взоры на свои бокалы и улыбнулись. — Хочу сказать, что никогда не ладил с этими вашими романами и повестями. Адмирал Берни — в ту пору еще капитан Берни — одолжил мне написанный его сестрой том, пока мы тащились домой с конвоем из Вест-Индии. Но я его так и не осилил. Такая скука, как мне показалось. Хотя допускаю, что я и сам виноват — есть, скажем, люди не понимающие музыки. Сам-то Берни от книги был без ума, а ведь это моряк каких немного в целом флоте. Плавал с Куком, так что чего и говорить.
— Лучшая рекомендация для литературного критика, какую мне доводилось слышать, — сказал Йорк. — И как называлась та книга?
— Вот тут вы меня поймали, — покачал головой Джек. — Роман был небольшой, в трех томах, кажется. И все только про любовь. Всякий роман, который попадался мне в руки, всегда был про любовь — а я их перевидал великое множество. Дело в том, что Софи от них без ума, и я частенько читал ей вслух по вечерам, пока она сидела за вязанием. Все про любовь.
— Ну, это и понятно, — ответил Йорк. — Что еще способно разогреть кровь, дух, вообще все ваше существо до точки кипения, чтобы жизнь казалась триумфом — или трагедией, если так обернется, — и чтобы каждый день стоил целого года?! Когда вы с трепетом ждете письма! Когда вся жизнь наполняется особым смыслом! Конечно, когда наступает то, что некоторые называют неизбежным концом, все это может показаться вам смешным, а удовольствие — мимолетным. Но романы, в общем и целом, сконцентрированы именно на любви. Да и коли на то пошло, что еще заставляет мир вращаться?
— Ну, — протянул Джек, — я вовсе ничего не имею против вращения мира, скорее я даже «за». Но насчет точки кипения: что вы скажете про охоту или игру с большими ставками? А насчет войны и боя?
— Ха, Обри, вы наверняка замечали, что любовь — тоже своего рода война. Нельзя не заметить подобной аналогии. Что до охоты или игры, то это еще более очевидно. Разве не охотник вы в любви, и если добыча стоит того, разве не идет игра по самым высоким ставкам? Вы согласны, доктор?
— Еще бы. Вы совершенно правы. Intermissa, Venus diu, rursus bella moves.[12] И все же война, настоящая смертоносная война способна мне кажется, да, еще сильнее способна обострить до крайности все эмоции: чувство товарищества и дружбы, запредельные усилия. Даже патриотизм и самопожертвование исключать не стоит. А слава умеет вдохновлять лучше банальной постели. Ставки здесь еще выше, поскольку проигрыш влечет физическое уничтожение. Но как передать подобное посредством книги? В амурном поединке между мужчиной и женщиной события развиваются последовательно, одно за другим, и каждое можно описать по мере его развития. Однако в марсовых потехах слишком много вещей случается одновременно, и даже самое искусное перо не в силах придать хотя бы подобие сюжета этому хаосу. К примеру, мне ни разу не доводилось читать двух рассказов о сражении при Трафальгаре, которые сходились бы между собой в различных деталях.
— Вы дрались при Трафальгаре, Йорк, — заметил Джек, знавший, что если Стивена вовремя не закруглить, он будет часы напролет высказывать свои мысли. — Прошу, расскажите, как там все было.
Потом повернулся к Мэтьюрину.
— Капитан Йорк, как помнится, служил вторым лейтенантом на «Орионе», линейном корабле, — пояснил он.
— Ну, хорошо, — отозвался их хозяин. — Я командовал нижней батареей, поэтому во время самого боя видел немного, и осмелюсь предположить, что мой рассказ будет противоречить всем, которые доктору Мэтьюрину приходилось слышать до этого. Зато до этого обзор у меня был великолепный, потому как мы не открывали огня дольше всех, а капитан Кодрингтон вызвал нас наверх, чтобы офицеры могли посмотреть. «Орион» располагался в арьергарде наветренной дивизии. Мы шли девятыми, позади «Агамемнона» и впереди «Минотавра», и когда повернули под ветер, я как на ладони увидел дивизию Коллингвуда и всю вражескую линию, от «Бюсантора» до «Сан-Хуан де Непомусено». Они шли вот так, — Йорк раскрошил сухарь и разложил кусочки, — а их фрегаты… Нет, спасибо, я возьму зубочистки, и их половинками обозначу фрегаты.
Из обломков сухаря выползли два долгоносика.
— Видишь долгоносиков, Стивен? — торжественно спросил Джек.
— Вижу.
— Какого ты бы выбрал?
— Да невелика разница. Arcades ambo.[13] Оба суть представители вида куркулио, то есть «жучок хлебный», и какой смысл выбирать между ними?
— Ну а допустим, что надо.
— Ну тогда я взял бы того, что справа. Он существенно крупнее как в длину, так и в ширину.
