Вера Космолинская - Драконье царство
— Мне ждать или выехать с тобой? — спросил Олаф.
— Подожди. Следи за ситуацией отсюда, и если что, бери командование на себя. — Надо же оставить кого-то в резерве здравого смысла, если я все провалю.
Олаф усмехнулся. Он бы непременно сказал: «Ты это можешь», но не хотел пугать остальных.
Я подозвал Бедвира, Мельваса и Пеллинора с его людьми, отослал Кея к Олафу и приготовился к спуску с холма, как только нам навстречу двинутся первые отряды севера.
Ждать пришлось недолго. Впереди послышались душераздирающие крики и нестройные группы конников и пеших бойцов скатились в пологую долину.
— Неужели они не понимают, что их просто использовали? — задумчиво пробормотал Бедвир. — Хотя почему-то всегда находится кто-то, кто не понимает.
Я пожал плечами.
— Иногда и понимание не останавливает. Мало понимать, надо еще надеяться на то, что тебя хорошо примет жизнь, если откажешься по чьему-то слову принять смерть.
Бедвир скривился.
— Это слишком гнусная мысль.
— Абсолютно верно. Вперед.
Я с мягким шелестом плавно извлек из ножен Экскалибур, отполированный до зеркального блеска, и тронул Тараниса шпорами. Конь пронзительно заржал, картинно встал на дыбы, застыв на мгновение, и коротким галопом устремился вниз, в долину, храпя, грызя удила и ускоряя бег. За мной, чуть отстав, последовали Бедвир и Мельвас, а за ними, развернутым веером, конники Пеллинора — дикие охотники на нашей грешной земле. Адская гончая, как скачущий белый резиновый мячик, мчалась рядом, вровень с Таранисом и чуть в стороне от выбивающих комья земли мощных копыт. На полном скаку, я поднял клинок в приветствии. Разрезаемый лезвием ветер засвистел свою первобытную боевую песнь.
Впереди, на темной лохматой лошадке, я заприметил Карадоса с дико блестящими над бородой вытаращенными глазами и съехавшей на ухо помятой короной.
— Карадос! — крикнул я весело. И с удовлетворением отметил, что устроенное нами представление не превращается в обычную психическую атаку. Карадос скакал с как-то вяло поднятым мечом и пару раз нервно оглянулся, будто не очень-то зная, что ему делать. — Дракон приветствует тебя! Он ждет тебя!
Карадос поднял руку — сперва неуверенно. Я подбросил Экскалибур в воздухе, перехватил его как крест, за лезвие, и радушно помахал им — мол, присоединяйся к компании, даже подмигнул, хотя вряд ли он мог хорошо это разглядеть, и Карадос, явно воспрянув духом, тоже радостно замахал нам.
— Пендрагон! — крикнул он во все горло, потрясая мечом уже откровенно восторженно, и все мчавшиеся за ним отряды подхватили этот клич. Со стороны неприятеля донесся рев ярости и свист. Мы же с хохотом, всей компанией вернулись на позиции.
— Плохи дела на севере? — спросил я Карадоса, пока мы подъезжали с ним назад к штандарту, а последовавшие за нами отряды обменивались радостными салютами с нашими войсками.
— Хуже некуда, — ответил Карадос. — Не знаю, чем все это кончится… — он сокрушенно покачал головой.
— Как насчет заложников? — поинтересовался я. — Или Кольгрим так уверен в себе, что не сомневался в вашей верности?
— Э… — сказал Карадос, пряча глаза. — С одной стороны, я подумал, может и нечем тут особенно дорожить — все мы смертны, а потом, они в Эборакуме, а не здесь. И может, мы еще и выиграем. А Мерлин с нами?
— Мерлин всегда с нами, даже когда его с нами нет, — заявил Олаф, пристально разглядывая Карадоса уже не в подзорную трубу. — И почему ж ты передумал сражаться на стороне силы?
— Силы?.. — Карадос издал почти истерический смешок. — Она ведь послала меня вперед, чтобы уничтожить. Я от нее еле увернулся, когда она была рядом. Но я не собираюсь отбрасывать копыта ни в ее честь, ни с ней за компанию. Да и с богами не спорят. — Карадос настороженно посмотрел на рукоять Экскалибура, снова спрятанного в ножны. — К тому же, я не верю, что вы так же как они, пустите нас сразу на убой.
— А жаль… — еле слышно пробормотал Бедвир. — Но бесполезно…
— Но мы все еще в меньшинстве, — заметил Олаф. — Думаешь, я уверен в том, что ты не ударишь мне в спину, опять передумав?
Карадос насупился.
— Ладно, — кивнул Олаф. — Но учти, если что, голову снесу.
— Ну, только если «если что», — дипломатично согласился Карадос. — Но я себе не враг. Я слушаю мудрецов и иногда доверяю нажитому опыту. Благодаря этому я получил свою корону…
— Хватит разговоров, — отвлек я их, поглядывая в сторону противника. На этот раз войска Кольгрима начали перестраиваться, уже не выпуская случайных союзников вперед. — Кей, отлично, теперь они идут сами и это уже не шутки. Дальше — по плану.
Кей ухмыльнулся и повернул коня, отъезжая.
— А в чем план? — с жадным любопытством спросил Карадос.
— Если уцелеешь, тебе понравится.
Бой начинался не по всем правилам современной войны — не было никаких одиночных поединков, с которых обычно все должно начинаться. После «атаки» Карадоса сразу же выдвинулись основные силы. Все обычаи, как будто, исполнялись теперь через раз — похоже, Эборакум, так же как и многие бриттские княжества, задела в этом романизация, жертвующая личной славой отдельных героев в пользу славы общей. А может, Кольгрим настолько не воспринимал бриттов серьезным противником, что и не думал, что стоит обращаться с ними иначе, как раздавить не глядя. В конце концов, если уж и устраивать подобного рода представления, как поединки, то стоило сделать это еще до того, как выпускать Карадоса. А то, что из этого вышло — разозлило его окончательно, так что героической вежливостью начало этого сражения украшено не было.
Итак, под командованием Кея наши войска завершили построение, причем, как и армия саксов — построение клином, но вперед двинулись лишь тогда, когда войска Кольгрима почти достигли подножия холма. Может на ровном месте бритты и потеряли бы в разгоне, но только не при движении вниз по склону, тогда как противнику оставалось двигаться вверх. А на самом подходе он еще и получил хорошую порцию стрел и камней из пращей. Несколько катапульт, установленных чуть за прикрывшими их вершинами холмов тоже проделали хорошие бреши. И тогда уж мы, вслед за всеми этими снарядами, ринулись вниз. Никто не свернул. Два клина врезались друг в друга как два сдвинутых навстречу пасхальных яйца, проламывая скорлупу, чуть сбоку от самых острий друг друга и почти отсекая их от основного тела. Кольгрим двигался хотя и не в самом пятачке «свиньи», но все же угодил именно в свой отсеченный «острый конец», так же как и я. Теперь осталось выяснить, чье острие окажется скорее раздавленным в образовавшихся тисках и вращающейся мясорубке. В таких обстоятельствах все преимущества все еще преобладающего числа сводились лично для предводителя саксов почти на нет.
