Александр Дюма - Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Книга 2
Маникан пожал плечами.
— Молодость безрассудна, — произнес он наставительно.
— Продолжайте, — приказал король.
— Словом, — повиновался Маникан, еле решаясь говорить и медленно произнося одно слово за другим, как переставляет свои ноги человек, идущий по болоту, — словом, государь, бедный де Гиш пошел в засаду совершенно один.
— Один! Вот так охотник! Разве господин де Гиш не знает, что кабан бросается на охотника?
— Как раз это и случилось, государь.
— А он знал, с кем ему придется иметь дело?
— Да, государь, крестьяне видели зверя на картофельных полях.
— Что же это был за зверь?
— Двухгодовалый кабан.
— В таком случае следовало меня предупредить, сударь, что де Гиш хочет совершить самоубийство. Ведь я видел его на охоте и знаю его искусство. Когда он стреляет в кабана, загнанного собаками, он принимает все предосторожности и стреляет из карабина, а на этот раз он отправился на кабана с простыми пистолетами.
Маникан вздрогнул.
— С пистолетами, прекрасно годящимися для дуэли, но не для охоты на кабана!
— Государь, бывают вещи необъяснимые.
— Вы правы, и происшествие, которое нас интересует, принадлежит к их числу. Продолжайте.
Во время этого рассказа де Сент-Эньян, который, может быть, сделал бы Маникану знак не очень увлекаться, должен был хранить полное бесстрастие под пристальным взглядом короля. Таким образом, он совершенно не мог перемигнуться с Маниканом. Что же касается д’Артаньяна, то статуя Молчания в Афинах была более выразительной и шумной, чем он. Маникан, продолжая идти по избранной дороге, все больше запутывался в сетях.
— Государь, — сказал он, — вероятно, дело было так. Де Гиш подстерегал кабана.
— Верхом на коне? — спросил король.
— Верхом. Он выстрелил в зверя и промахнулся.
— Какой же он неловкий!
— Зверь бросился на него.
— И убил лошадь?
— Ах, ваше величество знает об этом?
— Мне сказали, что в роще Рошен, на перекрестке, найдена мертвая лошадь, у меня возникло предположение, что это конь де Гиша.
— Так оно и есть, государь.
— Хорошо, значит, лошадь погибла; что же случилось с де Гишем?
— Де Гиш упал на землю, подвергся нападению кабана и был ранен в руку и в грудь.
— Ужасный случай! Но нужно сознаться, что виноват сам де Гиш. Как можно идти в засаду на такого зверя с одними пистолетами! Он, верно, забыл повесть об Адонисе?[*]
Маникан почесал затылок.
— Действительно, это была большая неосторожность.
— Как вы объясняете ее себе, господин де Маникан?
— Государь, что предписано судьбой, то случится.
— О, да вы фаталист?
Маникан заволновался, чувствуя себя очень неловко.
— Я сердит на вас, господин де Маникан, — сурово начал король.
— На меня, государь?
— Конечно! Вы друг де Гиша, вы знаете, что он способен на такие безумства, и вы не остановили его!
Маникан не знал, как быть, тон короля не был похож на тон человека легковерного. С другой стороны, в нем не слышалось ни суровости, ни настойчивости судебного следователя. В нем звучало больше насмешки, чем угрозы.
— Итак, вы утверждаете, — повторил король, — что найденная мертвая лошадь принадлежала де Гишу?
— Да, да, конечно.
— Это вас удивило?
— Нет, государь. На последней охоте, как, вероятно, помнит ваше величество, таким же образом была убита лошадь под господином де Сен-Мором.
— Да, но у нее был распорот живот.
— Совершенно верно, государь.
— Если бы у коня де Гиша был распорот живот, так же как у лошади господина де Сен-Мора, то я нисколько бы не удивился!
Маникан вытаращил глаза.
— Но меня удивляет, — продолжал король, — что у лошади де Гиша живот цел, зато пробита голова.
Маникан смутился.
— Может быть, я ошибаюсь, — сказал король, — и лошадь де Гиша была поражена не в висок? Согласитесь, господин де Маникан, что это очень странная рана.
— Государь, вы знаете, что лошадь очень умное животное; она, должно быть, пробовала защищаться.
— Но лошадь защищается копытами, а не головой.
— Так, значит, испуганная лошадь упала, — пролепетал Маникан, — и кабан, вы понимаете, государь, кабан…
— Да, все, что касается лошади, я понимаю, а как же всадник?
— Очень просто: от лошади кабан перешел к всаднику и, как я уже имел честь сообщить вашему величеству, раздробил руку де Гиша, когда он собирался выпустить в него второй заряд из пистолета; потом ударом клыка кабан пробил ему грудь.
— Ей-богу, это чрезвычайно правдоподобно, господин де Маникан, и напрасно вы сомневались в вашем красноречии; вы рассказываете превосходно.
— Король бесконечно добр, — смутился Маникан, отвешивая крайне неловкий поклон.
— Однако с сегодняшнего дня я запрещаю моим дворянам ходить в засаду. Ведь это равносильно разрешению дуэли.
Маникан вздрогнул и сделал шаг, собираясь уйти.
— Король удовлетворен? — спросил он.
— Восхищен! Но, пожалуйста, останьтесь, господин де Маникан, — сказал Людовик, — у меня к вам есть дело.
«Гм… гм… — подумал д’Артаньян, — этот послабее нас». И он испустил вздох, который означал: «О, такие люди, как мы! Где они теперь?»
В это мгновение камердинер поднял портьеру и доложил о приходе королевского врача.
— Ах, это господин Вало, который только что посетил господина де Гиша! — вскричал Людовик. — Мы сейчас узнаем о состоянии раненого.
Маникан почувствовал себя еще более неловко, чем прежде.
— Таким образом, у нас по крайней мере будет чиста совесть, — прибавил король.
И взглянул на д’Артаньяна, который и бровью не повел.
XXV. Доктор
Вошел г-н Вало.
Все занимали прежнее положение: король сидел, де Сент-Эньян облокотился на спинку кресла, д’Артаньян стоял, прислонившись к стене, Маникан вытянулся перед королем.
— Вы исполнили мое распоряжение, господин Вало? — спросил король.
— С большой готовностью, государь.
— Побывали у своего коллеги в Фонтенбло?
— Да, государь.
— И видели там господина де Гиша?
— Да, я видел там господина де Гиша.
— В каком он состоянии? Скажите откровенно.
— Очень неважном, государь.
— Кабан все же не растерзал его?
— Кого не растерзал?
— Гиша.
— Какой кабан?
— Кабан, который его ранил.
— Господин де Гиш был ранен кабаном?
— По крайней мере так говорят.
