Томас Костейн - Королевский казначей
— А вы?
Великий человек из университета самодовольно улыбнулся.
— Судари, мне прекрасно известно, что все дамы, которым вскоре предстоит рожать, боятся одного и того же. Видимо, этого невозможно избежать, ведь конечного результата приходится ждать так долго. Возможно, — он широко развел руки, — это и есть часть наказания Евы. Но подобные страхи совершенно ничего не значат. Я смеюсь над бедняжками, когда они толкуют о своих предчувствиях. Я должен заметить, что мадам Агнес страдала от страхов весьма сильно. Но я еще раз повторяю, что ей не грозила настоящая опасность. Я пытался ей внушить, что после родов она снова станет хорошо себя чувствовать.
— Остальные консультанты были с вами согласны?
— Да, сударь. Они вновь собрались и были полностью со мной согласны.
— Как насчет Робера де Пуатевана?
— Сударь, вы должны понять, что он был бы плохим врачом, если бы не беспокоился о здоровье такой прелестной дамы. Я припоминаю, что он считал ее слишком слабой и сомневался, что она сможет выдержать это испытание.
Жаку Керу был прекрасно известен этот свидетель, он слушал этого болтуна очень внимательно. По мнению Кера, доктор был далеко не лучшим представителем ученого мира. Он был педантичен и упрям, но не в меру робок перед властями. Он обожал иметь дела с богатыми дамами, приходившими к нему на консультации. Он был теоретиком, прикрывавшим отсутствие практики потоком ученых слов.
Кер подумал: «Мне ясно, зачем этого подхалима пригласили в качестве свидетеля». Причина этого становилась все очевиднее после каждого нового вопроса.
Доктор пытался убедить судей (как будто требовалось в этом убеждать), что Агнес Сорель продолжала бы жить, если бы ей дали возможность подольше побыть в постели. О ней побеспокоилась бы сама матушка-природа.
— Вы видели мадам после рождения ребенка?
— К сожалению, я ее не видел. Но мне сообщали о ее состоянии. Это делалось, — гордо заявил де Бусс, — по приказу короля. Он желал, чтобы я постоянно получал сведения о здоровье мадам Агнес.
— Вы все еще держитесь точки зрения, что она могла бы жить и со временем была способна полностью восстановить силы?
— Да. Ничего из того, что я слышал, не могло изменить моего мнения. Позвольте мне сказать, сударь, мне известно множество примеров, когда женщины находились в таком же положении и полностью восстанавливали свое здоровье. Сударь, так случается постоянно.
— Значит, вы тогда считаете, что она умерла от отравления ядом?
— Я абсолютно уверен, что ее отравили.
— Вы не можете поподробнее объяснить нам, на чем основано ваше мнение?
— Как говорят, она умерла вскоре после принятия яда. Подумайте сами, сударь, она болела долгое время — и не было изменений к худшему. И вдруг она умерла! Это случилось через несколько часов после того, как к ней заходил этот ныне заключенный.
Дювэ, кажется, начал колебаться. Дело в том, что он ждал от ученого точно сформулированного заключения, а тот все время занимался словоблудием.
— Есть люди, которые заявляют, будто никто не виноват в том, что госпоже Сорель дали яд, потому что она умирала сама. Вы с этим согласны?
Свидетель возмутился:
— Нет, милорд!
— Вы считаете, что она поправилась бы, не будь кого-то, кто желал ее устранить?
— Я не могу ручаться, каковы были помыслы Бога. Смерть может пожаловать весьма неожиданно и быть очень странной. Но Бог не был готов призвать ее на небо, и Агнес Сорель могла бы жить.
Королевский прокурор поклонился и улыбнулся, как бы закончив сложный период допроса.
— Теперь, уважаемый доктор, объясните нам кое-какие вещи, которые также связаны с этим делом. Вам был известен в Париже в университете человек по имени Ферран де Кордюль?
— Да, сударь. Он — доктор наук и, как мне говорили, является весьма способным человеком.
— Вы разделяете это мнение?
— Я его уважаю за знания, но не уважаю как человека.
— Вы нам не объясните последнюю часть фразы?
— Пожалуйста. Но мне не доставит удовольствия это объяснение. Не очень прилично критиковать своего коллегу, сударь.
— Нам нужно ваше мнение, и поэтому я прошу вас перебороть себя.
— Хорошо, сударь. Я не уважаю Феррана де Кордюля, потому что он занимается тем, что мы иногда называем побочной сестрой науки. Сударь, это чаще называют черной магией. Позвольте, я объясню, в чем тут дело. Изучение науки иногда приводит слабых людей к тому, что они начинают проводить запрещенные эксперименты: пытаются изготовить золото или узнать секрет вечной жизни, составляют разные приворотные зелья, любовные напитки, придумывают всевозможные заговоры.
— И изготавливают яды?
— Они чаще всего занимаются приготовлением ядов. Мое мнение, что это самое ужасное отклонение от настоящей науки — когда человек вторгается в эти области и стряхивает ядовитые плоды с древа науки! Таким образом наука может стать слугой преступления и насилия.
— Ферран де Кордюль занимался черной магией?
— Всем в университете известно, что он этим занимается.
— Ему удалось в этом добиться какого-либо успеха? Глаза свидетеля стали огромными.
— Ему удалось сделать очень много. Сударь, все считали, что ему удалось проникнуть за занавес, который Бог опустил над ненужными человеку знаниями. Мне это говорили многие люди и приводили столько убедительных деталей, что я этому поверил.
— И этот специалист черной магии покинул университет?
— Да, сударь. Он стал служить у Жака Кера.
— Каким образом он мог ему служить?
— Это мне тоже известно. Он отправился на Восток на одном из судов Жака Кера и провел много времени в Египте, в землях, где проживают турки, и даже был еще дальше на Востоке — в Аравии и в Персии. Он привез с собой множество восточных секретов.
— Что за секреты?
— Разные. Но в основном они были связаны с восточными ядами.
Дювэ протянул руку к столу:
— Дайте мне, пожалуйста, признание.
Получив необходимый документ, Дювэ передал его свидетелю.
— Вы узнаете его почерк?
Оливье де Бусс внимательно взглянул на бумагу, затем вернул ее Дювэ.
— Да, сударь. Это почерк Феррана де Кордюля.
Слово «признание» вызвало новые подозрения у заключенного. Феррану де Кордюлю было не в чем признаваться. У Кера он занимался планированием торговли и технологией плавления железа. Он плавал на Восток с единственной целью — познакомиться с изготовлением стали в Дамаске, он действительно узнал об этом практически все. Если он подписал бумагу, содержащую обвинения против своего хозяина, значит, кто-то оказывал на него очень сильное давление.
— Почему вы уверены, что это его почерк? — спросил Дювэ.
