Томас Костейн - Королевский казначей
Гуффье улыбнулся и согласно кивнул:
— Я рад, что вы так меня оцениваете. Последовала пауза.
— Я хочу заключить сделку с нашим королем, — тихо произнес Кер.
— Что же вы желаете предложить его королевскому величеству?
— Признание. Я не виновен в смерти Агнес Сорель — это понятно самому круглому дураку, но я могу подписать бумагу, где признаюсь в отравлении. За это Валери Марэ должна быть освобождена от всех обвинений и сразу же отпущена на свободу.
Гуффье изо всех сил пытался не показать свое облегчение и радость. Мерзавец был счастлив. Ему лучше других было известно, как жаждал король признания своего бывшего казначея, которого он так мерзко предал. Карлу не нравилось волнение людей из-за ареста Жака Кера, он прекрасно понимал, что мало кто поверит вердикту, вынесенному горсткой судей. Короля больше не будет мучить совесть, и он сможет оправдаться в глазах подданных.
Гуффье всегда считал себя чрезвычайно ловким человеком.
Он взглянул на заключенного и отрицательно покачал головой.
— Нам не трудно доказать вашу виновность, и мы не нуждаемся в вашем признании, — заявил он.
Кер начал проявлять нетерпение.
— Гуффье, вам прекрасно известно, что для короля весьма важно мое признание.
— Но вы запрашиваете слишком высокую цену.
— Да, я назначаю именно такую цену.
Судья задумался и начал прохаживаться по камере.
— Вам, наверное, известно, что от некоторых высоких кругов исходит желание, чтобы девушка разделила вашу судьбу? — спросил Гуффье.
— Я вам изложил мои условия. — Кер говорил решительным тоном. — Неужели вы считаете, что я суну голову в петлю и опозорю себя просто так? Мне нужно спасти девушку, которая оказалась связанной со мной.
— Я вам еще раз повторяю: вы хотите слишком многого, настаивал на своем Гуффье — Возможно, что король пожелает проявить к ней снисхождение, но его доброе сердце может всего лишь спасти ее жизнь.
— Тогда послушайте меня. Девушка не должна появляться перед судом, ее публично должны оправдать и сразу же отпустить на волю — до того, как я подпишу нужные бумаги.
— Это невозможно! — возмутился Гуффье. — Девушку нельзя отпустить до того, как она появится в суде. Это абсурд! Вы что? Мы вам дадим обещание отпустить ее позже. Разве этого не достаточно? — Он помолчал, а потом потребовал ответа: — Разве вы не доверяете нашим обещаниям?
Кер пристально посмотрел на Гуффье.
— Конечно нет! Я не могу верить ни одному вашему обещанию, Гуффье, и более того, я не верю ни одному обещанию короля.
Гуффье нахмурился:
— Вы оскорбили короля Франции! Вы, обычный меховщик, выражаете недоверие чести нашего короля!
— Да, — спокойно сказал Кер. — Когда вы передадите мое предложение королю Франции, скажите, что я не стану соглашаться на его обещания, и еще скажите, что он должен выполнить свою часть соглашения, прежде чем я стану выполнять свою часть.
— Это значит, что мы должны поверить вам на слово?
— Вы можете сделать это без малейших сомнений. Гийом Гуффье, верьте мне, я ведь не король или какой-то там королевский судья!
Гуффье пожал плечами:
— Хорошо, я передам королю ваши слова. И даже могу попробовать предложить ему принять ваши условия. — Гуффье вдруг расхохотался. — Здесь нет никого, кто мог бы слышать меня. Кер, я вас ни в чем не виню. Действительно, никому нельзя доверять!
Глава 6
В конце третьего дня суда председательствующий Гийом Гуффье взглянул на лежавший перед ним документ и сказал:
— Пришло время вызвать последнего свидетеля. Приведите господина Робера де Пуатевана.
Врач быстро вышел вперед. Он не глядел в сторону заключенного, и Жак Кер подумал: «У Робера плохое настроение».
Гуффье без всяких объяснений начал вести допрос. Он с опаской взглянул на свидетеля.
— Вы были в доме, где находилась Агнес Сорель, в то время, когда туда пожаловал Жак Кер?
— Я каждое утро посещал этот дом, потому что был лечащим врачом мадам Агнес до тех пор, пока она не умерла.
— Нас интересует только то утро, когда к госпоже Агнес пришел Жак Кер. Вы его видели, когда он пришел?
— Нет, сударь. Я услышал о его приходе и отправился к госпоже просить, чтобы она не принимала Кера. Я был уверен, что у нее не было сил принимать визитеров, даже таких близких друзей, каким был Жак Кер.
Гуффье начал насмешничать:
— Вы нам говорите, что у нее не было сил. Это вполне естественно, потому что она болела долгое время и только что перенесла… трудные роды. Но перед вами давал показания ученый доктор из университета, я уверен, вы не можете считать ее состояние в то время слишком серьезным.
Врач нахмурился.
— Положение было настолько серьезным, что любое напряжение могло привести к смерти.
Гуффье возмутился:
— На предварительном слушании вы говорили, что она могла поправиться.
Врач негодующе фыркнул.
— Это невозможно, господин судья! Я ясно объяснил, что у мадам Агнес Сорель не было никаких надежд на будущее, никаких шансов выжить!
— Значит, вы неясно давали объяснения.
— Или вы не смогли, а может, не захотели понять то, что я вам говорил, — продолжал возмущаться де Пуатеван.
Гуффье подался вперед и с яростью смотрел на свидетеля, который смел ему возражать.
— Я не стану терпеть вашей бесцеремонности, — заявил Гуффье. — Это всего лишь ваше мнение, и оно не является для нас решающим. Мы будем продолжать… Вы сказали госпоже Агнес, что было бы ошибочным встречаться с Кером?
— Да, я так сказал. Она меня не послушалась. Она сказала, что это для нее последний шанс, потому что ее конец близится…
— Господин де Бусс объяснил нам ее страхи, — перебил его судья.
— Она решила, что должна встретиться с Кером сейчас или никогда и настаивала на том, чтобы его привели к ней.
— Вам известно, почему она так настаивала на встрече?
— Это было вполне естественно, — заявил де Пуатеван. — Они много лет были близкими друзьями. Он занимался ее делами. Вполне понятно, что им нужно было поговорить о многом перед тем, как госпожа Агнес могла уйти в мир иной.
Судья побагровел от злости, потому что свидетель настойчиво говорил о приближавшейся естественной смерти мадам Агнес. Гуффье помолчал, прежде чем продолжить допрос.
— Давайте обсудим важный для нас эпизод. Вы помните, что через некоторое время после прихода Кера к мадам Агнес к вам пожаловала Жанна де Вандом?
— Да, господин судья.
— Она была взволнована?
— Она была очень зла. Я сначала не обратил на нее внимания, потому что она постоянно злится. Она ссорилась со слугами, критиковала свою хозяйку. Она мне сказала, что я не разбираюсь в медицине, и резко отзывалась о короле и всех его министрах. Она вообще никого не уважает. Весьма неприятная особа.
