Такаси Мацуока - Стрелы на ветру
«Прошу прощения за подобные слова, мой господин, но раз наградой за доверие становится изгнание, лучше бы вы доверяли мне чуть меньше».
«Тебя никто не изгоняет».
«Меня отсылают из родной земли за океан, в варварскую страну, о которой я ничего не знаю. Что же это, если не изгнание?»
«Подготовка к будущему. Мне было видение. В ближайшее время все переменится. Мятеж и беззаконие уничтожат путь, по которому мы шли две тысячи лет. Нам необходимо безопасное убежище. Это и есть твоя задача – отыскать такое убежище».
«Гэндзи, если ты больше не любишь меня, то лучше так и скажи. И не нужно прибегать к столь вычурной хитрости».
«Я люблю тебя. И всегда буду любить».
«Твои слова расходятся с твоими деяниями. Никакой мужчина не станет отсылать любимую женщину на другой край света».
«Станет, если он намеревается к ней присоединиться».
«Чтобы ты покинул Японию? Это невозможно. Ты – князь. Ты можешь даже стать сёгуном. Тебе нельзя уезжать».
«Невозможное уже случалось, – сказал Гэндзи, – и не раз. И Окумити, один за другим, предсказывали это невозможное. Да, это кажется невероятным, но можем ли мы усомниться? Ты отправишься в Америку, и в свой час я последую за тобой».
«Когда же настанет этот час?»
«Этого я точно не знаю. Быть может, это мне подскажет следующее видение».
«Я тебе не верю».
«Как ты можешь сомневаться во мне – после всего, что мы пережили вместе? Зачем бы я просил тебя уехать, если бы это не было правдой? Зачем бы поручал Старку сопровождать и охранять тебя? Зачем я отсылал бы с тобой целое состояние? Хэйко, как бы странно все это ни выглядело, но объяснение тут одно, и я уже все тебе рассказал. Это – доказательство моей любви, а не ее отсутствия».
И Хэйко согласилась. А что еще ей оставалось? Она верила, что Гэндзи до сих пор любит ее. Она видела это по его взглядам, чувствовала по прикосновениям. И все-таки он лгал ей. Но в чем? И зачем?
Все изменилось после того момента, как он принял приглашение Каваками и побеседовал с ним. Что ему сказал Каваками? Гэндзи утверждал, что ничего особенного, просто зазвал к себе, чтобы поиздеваться вволю. Но он говорил неправду. Каваками что-то ему открыл. Что?
– Мэтью, вы, кажется, из Техаса? – спросила Эмилия.
– Да.
– Так значит, вы пойдете воевать, когда вернетесь домой?
– Он не может пойти воевать, – вмешался Гэндзи. – По крайней мере, так вот сразу. Ему предстоит основать торговую компанию и стать нашим представителем.
– Да я бы в любом случае не ввязался в эту войну, – сказал Старк. – Детство мое прошло в Огайо, а юность – в Техасе. Я не могу поднять оружие ни на тех, ни на других.
– Я рада, что вы не станете сражаться за рабовладельцев, – сказала Эмилия.
– Господин. – В дверях возник коленопреклоненный самурай. – Прибыл посланец из порта. Начинается утренний прилив. Корабль скоро отплывет.
– Он все еще привязан к приливу, – заметил Гэндзи.
– Это ненадолго, – заверил его Старк. – Капитан Маккейн сказал, что на этот раз, как только «Звезда» вернется в Сан-Франциско, на нее поставят паровой двигатель.
– Пар может освободить корабли, – сказал Гэндзи, – но не наши сердца. Мы, подобно солнцу и луне, навеки привязаны к морю.
– А разве не наоборот? – поинтересовалась Эмилия. – Разве это не море откликается на движение солнца и луны?
– Для нас верно обратное, – ответил Гэндзи. – И так будет всегда.
Хэйко, Ханако и Эмилия налили сакэ мужчинам. Потом Гэндзи, Хидё и Старк налили сакэ женщинам. И они в последний раз выпили вместе.
– Пусть волна храбрости несет тебя вперед, – сказал Гэндзи, глядя прямо в глаза Хэйко, – и пусть волна памяти вернет тебя домой.
Глава 17
ЧУЖЕЗЕМЦЫ
Ни боги, ни будды, ни предки, ни призраки, ни ангелы, ни демоны не смогут прожить за тебя твою жизнь и умереть твоей смертью. Ни предвидение, ни чтение мыслей не помогут тебе понять, какой же из путей воистину твой.
Вот что узнал я.
Все прочее вам придется постигать самим.
Судзумэ-нокумо (1860)Эмилия стояла рядом с Гэндзи у окна, выходящего на залив Эдо. «Вифлеемская звезда» все еще виднелась на горизонте, хотя и превратилась в едва различимую точку.
– Вам будет очень ее не хватать, – сказала Эмилия.
– Я знаю, что она найдет там счастье, – отозвался Гэндзи, – и потому я рад за нее.
* * *Тридцать человек были облачены в черную одежду без гербов – безымянные, словно ниндзя. Гэндзи узнал Хидё и Таро, поскольку неплохо их знал, и еще нескольких угадал по их лошадям. Он улыбнулся, но никто этой улыбки не увидел: лицо Гэндзи, как и лица всех прочих, было завязано черным шарфом. Да, хорош предводитель, который в своих лошадях разбирается лучше, чем в своих людях. Впрочем, если этот предводитель – кавалерист, возможно, подобная привычка как раз выставляет его в наилучшем свете. Возможно.
– Из деревни ведет всего одна удобная дорога, – сказал Гэндзи. – Не перекрывайте ее. Пусть они выйдут на вас. Следите за всеми, кто попытается пробраться через окрестные холмы. Мужчины и мальчики – сорок один человек, и шестьдесят восемь женщин и девочек. Пересчитайте всех. Все ясно?
– Да, господин.
Самураи поклонились. Никто не поинтересовался, зачем им понадобилось маскироваться. Никто не высказал вслух удивления, с чего вдруг их господин проявляет такой интерес к жалкому селению эта в провинции Хино. Никто не спросил, зачем ему понадобилось самому возглавить нападение. Они поняли все, что им требовалось понять: им надлежит войти в деревню и перебить там всех жителей. А потому они просто сказали «да, господин» и поклонились.
– Тогда приступаем.
Выхватив мечи, Хидё и с ним еще пятнадцать человек поскакали к деревне. Топот копыт должен был поднять с постели всех эта, кого еще не разбудил восход солнца. Некоторые уже выбрались из хибар, поглощенные первыми утренними хлопотами. Их зарубили сразу. Многих – несколько мгновений спустя, как только они переступили порог домишек. Добравшись до противоположного конца деревни, люди Хидё спешились и двинулись обратно, убивая всех, кто попадался им на пути. Прочие самураи пешими вступили в деревню с ближнего края либо рассеялись по окрестностям, дабы перехватить тех, кто попытается сбежать.
Гэндзи не колебался. Он шел вместе со своими людьми и убивал. Он убивал мужчин, которые пытались обороняться чем под руку попадалось, и мужчин, которые убегали. Он входил в хижины и лишал жизни спящих детей, и матерей, закрывавших собою младенцев, и самих младенцев. Он смотрел в лица мертвецов и не видел того, что искал.
Возможно, Каваками солгал. И Гэндзи было больно оттого, что это повлекло за собою столько смертей; но он знал, что боль была бы куда сильнее, если бы Каваками сказал правду. Он уже начал надеяться на то, что обойдется меньшей болью, когда вошел в последнюю хижину.
