Город пробужденный (ЛП) - Суйковский Богуслав

— Сильнее, псы! Ровно, в такт барабану, и сильно! Ибо прежде чем ты сдохнешь, сын гиены и каби́ра, ты проклянешь еще свою мать, потаскуху! Ровно! Ты, падаль, ты, навоз паршивого мула, ты, расчесанная чесотка прокаженного нищего! Ровно! Ровно! Сильнее!

Кадмос греб из последних сил. Сопротивление или притворство, что он работает, ни к чему бы не привели. Засекли бы кнутами. Впрочем, богам известно, что лучше. Атакованный пиратами корабль обычно тонет. Никто не забивает себе голову рабами-гребцами. Пусть тонут. Так, может, лучше пытаться уйти, помогать в этом бегстве, и лишь потом ждать удобного случая…

Времени на раздумья у него было немного, ибо крики на палубе позволяли догадаться даже тем, кто был внизу, что пираты быстро приближаются. Еще мгновение — и огромная, пущенная, верно, из катапульты стрела со свистом влетела через центральный проем и вонзилась в мостик, по которому ходили надсмотрщики. Еще с мгновение она мелко дрожала, словно раздосадованная промахом.

На палубах и на боковом проходе вдоль правого борта нарастал гвалт, все чаще слышался стук метательных копий, кто-то вскрикнул от боли и затих, захрипев.

Через мгновение ветер донес какие-то другие голоса, приближавшиеся сзади, с правой стороны. А затем — торжествующий, слитный вой.

— Уман, внимание! Сейчас уклонимся влево! — кричал сверху Терон. — Уже дважды наши снаряды их достали! Теперь пошлем зажигательные! Они еще пожалеют о нападении! Готовиться к повороту!

И тут шевельнулся Идибаал. Жестокие истязания не смогли вырвать из него даже стона, он всю ночь пролежал брошенный, едва живой. Теперь он вдруг сел и резко взвизгнул. А среди друзей и девушек он славился умением подражать голосам людей и животных так, что невозможно было догадаться, что их издает человек.

Он взвизгнул голосом Умана, так что даже сам надсмотрщик в первую секунду изумленно, почти испуганно обернулся:

— К повороту! Правые весла — стоп! Назад! Табань!

Галера, шедшая на всех парах, подгоняемая веслами левого борта и резко заторможенная правыми, развернулась в вихре пены, круто накренилась, качнулась… Вопль гнева на палубе сменился хором ужаса, и вдруг события покатились с непостижимой быстротой, начались сумятица и хаос.

Гребцы правого борта с криком попадали со скамей, весла ломались как перья, что-то с грохотом ударило в галеру, и новый крик: «Вода!» — раздался где-то у кормы. На палубах царили смятение, рев, лязг оружия. Зарксас с оборванной цепью в руке прыгнул со своей скамьи, одним ударом свалил ближайшего надсмотрщика, подскочил к Идибаалу и Кадмосу и сорвал с них цепи, словно удесятерив свою мощь. Уман с мечом — которым он владел хуже, чем своим кнутом, — бросился на силача, но Кадмос схватил его за ноги, повалил, и они покатились на самое дно галеры, в слой навоза и отбросов, что копился там годами. С кормы их уже заливала вода.

Кадмос с кем-то боролся, чья-то гортань хрустнула в его руке, он вырывал у кого-то меч из судорожно сжатого кулака. Затем он оказался на задней палубе, в суматохе, в вихре боя, в толчее.

Пираты, банда разномастных бородачей, хорошо, хоть и разношерстно вооруженных, уже врывались через борта, притянутые и удерживаемые баграми. Терон, надсмотрщики и матросы защищались яростно и упорно, пользуясь тем, что их галера, на сей раз пустая и негруженая, возвышалась над низкой «мышью» пиратов, что давало обороняющимся временное преимущество. Однако удар Кадмоса и его друзей с тыла мгновенно изменил положение. Зарксас схватил ближайшего надсмотрщика, без усилий поднял его и с силой разъяренного слона швырнул тяжело вооруженного человека в самую гущу защитников. Идибаал багром сокрушил шлем какому-то надсмотрщику, который отбивался от пиратов легким копьем, а Кадмос ударил прямо на Терона.

Одним движением левой руки он развернул к себе коварного капитана, рассмеялся ему в лицо, видя ужас на лице вольноотпущенника, и дважды, молниеносно, вонзил меч снизу, под изукрашенный греческий панцирь, в который был облачен Терон.

Он мечтал об этом мгновении, представлял, как будет смотреть в глаза негодяя, как будет упиваться его страхом и мукой, но суматоха боя не позволила насладиться этим. На выручку капитану бросились Такур и огромный келевст, но рядом с Кадмосом уже оказался Зарксас, а через борт уже врывались пираты.

— Ты кто? — прогудел густым басом по-гречески черноволосый предводитель пиратов, облаченный в карийский шлем со сломанным гребнем из конского волоса и персидский не то понтийский панцирь. Меч у него был, кажется, египетский, а щит — кожаный, ливийский. — Я видел тебя в бою!

— Я? — Кадмос огляделся и невольно придвинулся к друзьям. — Нас троих… нас коварно захватили, приковали к веслам и…

— Ага! Так вы с ними рассчитались! Хорошо! Кто вы такие? Купцы?

— Нет. Мы рыбаки… Мы нашли…

— Рыбаки? О, так ваше место у весел! Нам как раз не хватает пары человек!

— Мы? К веслам? Вот этих прикуйте! — Кадмос указал на надсмотрщиков с галеры Терона, которые, бросая оружие, сдавались в плен.

— И этих тоже! До выкупа. А вам могу лишь предложить на выбор: работайте у нас на веслах, без цепей, добровольно, или оставайтесь на этой галере. Только вот эта бочка тонет!

— Как это?

— Ты спрашиваешь так, будто не понимаешь по-гречески. Как мне с тобой говорить?

— По-гречески я понимаю. Но как это: либо работа на веслах, либо смерть?

— А ты как хотел? Чтобы мы достопочтенных господ доставили в ближайший порт со всеми почестями? Мы гостей не возим! Либо работай, либо в воду! Другого выхода я не вижу!

— А я вижу, — спокойно вмешался Идибаал. — Это я развернул эту галеру так, что она угодила вам прямо под нос. Этот друг, — он указал на Зарксаса, — расковал нас, а вернее, разорвал цепи голыми руками. А этот, — он указал на Кадмоса, — убил внизу главного надсмотрщика, а здесь — самого капитана галеры. Пожалуй, за это мы заслужили, чтобы нас приняли в ваше братство.

— Хо-хо! — удивился черноволосый. — Вы хотите к нам? Эй, друзья, слышите? Эти трое рыбаков, еще минуту назад рабы на веслах, хотят стать пиратами! Что скажете?

— Они должны внести выкуп, — без колебаний решил худой низкорослый человек, должно быть, критянин.

— Они должны показать, на что способны, — презрительно пробормотал огромный негр, свысока разглядывая грязных, окровавленных добровольцев.

— Верно! — снова прогудел главарь. — Знайте, я — Тридон.

Он умолк, ожидая, какое впечатление произведет его имя на рыбаков. Кадмос, обладавший отменной памятью, тут же подхватил:

— Тридон? Постой, вождь! Был пират Тридон, что захватил две карфагенские галеры, возвращавшиеся с ценным товаром от Геркулесовых столбов; был Тридон, что угнал галеру, везшую из Колхиды рабынь…

— Это я и есть! — радостно рявкнул пират. — Я знаменит на всех морях мира! Все моря для меня слишком малы! Что вижу, то мое!

— Однако не все! — дерзко перебил Кадмос. — Помнишь, два года назад, у Крита? Ты напал на галеру, как и сегодня, перед рассветом! Но она от тебя ушла!

— Два года назад? У Крита? Верно! Какой-то выродок из самого Аида, должно быть, вел ту бирему! Как он умел использовать переменчивый ветер, как лавировал! Лучше меня!

— Так вот, той биремой правил я!

— Ты? Я поклялся наслать на того страшную смерть! Ну, я имел в виду капитана, а не рулевого! Так что живи. Эй, друзья! Этот достоин нас, он принят. А ты?

Идибаал, к которому был обращен вопрос, без слова взглянул на меч в своей руке и вдруг почти неуловимым движением метнул его в сторону. На палубе лежал конец какой-то оборванной веревки, и меч Идибаала пригвоздил ее, словно ядовитую змею.

— Достаточно, — с одобрением, причмокивая, кивнул Тридон. — Теперь ты.

Зарксас, не раздумывая, подошел к огромному негру, который только что с явным пренебрежением разглядывал рыбаков. Пират был на голову выше, тяжелее и мощнее.

— Красивый у тебя пояс, — проговорил Зарксас. — Отдай его мне!

— С ума сошел? Убирайся, дохляк, пока я добрый! А то переломаю тебе твои тощие кости, будешь плакать!