Карл Май - Через пустыню
— Да, это моя жена, Роза Кбилли, — кряхтя, подтвердил наместник.
— Как ее зовут?
— Меня зовут Мерсина, — сообщила она.
— Благодарю тебя, солнце Джерида, — польстил я ей. — Если ты пообещаешь мне, что векиль будет сидеть спокойно, его никто не обидит.
— Он превратится в соляной столп, я тебе это обещаю!
— В таком случае он может благодарить твою миловидность.
Векиль выпрямился, слегка постанывая, но покорно оставался в сидячем положении. Мерсина внимательно оглядела меня с ног до головы, а потом спросила по-дружески:
— Кто ты?
— Я немей, чужестранец, родина которого лежит далеко за морем.
— Немей — очень умные, очень храбрые и очень вежливые люди. Это я уже слышала, — заявила она. — Добро пожаловать к нам! Однако почему ты связал этого человека? Почему от тебя бежали наши солдаты? И почему ты хотел убить могущественного наместника?
— Я связал этого человека, потому что он убийца.
— Ты получишь правосудие!
Тут мною овладело убеждение, что женская туфля на Востоке обладает той же волшебной силой, как и в западных странах. Векиль увидел, что его авторитет под угрозой, и сделал попытку вновь восстановить его:
— Я праведный судья и буду…
— Ты будешь молчать! — приказала она ему. — Ты знаешь, что мне известен этот человек, который называет себя Абу эн-Наср, хотя должен был бы прозываться Абу эль-Ялани, отец лжецов. Это он виновен в том, что тебя послали в Алжир, хотя ты мог стать мюльазимом; он виновен в том, что потом ты приехал в Тунис и здесь был погребен в одиночестве. Как только он появляется здесь, ты всегда вынужден делать что-то приносящее тебе вред. Я ненавижу его и ничего не имею против, если этот чужестранец убьет его. Он заслужил такой конец!
— Его нельзя убить. Он находится в тени падишаха!
— Заткнись! Ну да, он находится в тени падишаха, а этот чужестранец находится в тени жены наместника, в моей тени, слышишь? А кто находится в моей тени, того никто не может погубить. Вставай и следуй за мной!
Векиль поднялся; она направилась к выходу, и он уже собрался последовать за своей женой. Это не входило в мои планы.
— Стой! — приказал я ему, еще раз ухватив за шиворот. — Ты останешься здесь!
Тогда Мерсина обернулась.
— Разве ты не сказал, что хочешь освободить его? — спросила она.
— Да, но при условии, что он останется на этом месте.
— Но не может же он сидеть здесь целую вечность!
— Ты права, о жемчужина Кбилли, но в любом случае он останется здесь так долго, пока дело не будет разрешено.
— Оно уже разрешилось.
— Каким образом?
— Разве я тебе не сказала, что ты желанен в нашем доме?
— Верно.
— Значит, ты стал нашим гостем и можешь жить у нас со своими людьми так долго, пока тебе не захочется снова покинуть нас.
— А Абу эн-Наср, которого ты назвала Абу эль-Ялани?
— Он останется твоим, и ты можешь сделать с ним все, что захочешь.
— Это верно, векиль?
Он медлил с ответом, но строгий взгляд его госпожи вынудил наместника выдавить из себя:
— Да…
— Ты клянешься мне в этом?
— Клянусь.
— Клянешься Аллахом и его Пророком?
— Я должен поклясться? — спросил он свою мадам, Розу Кбилли.
— Должен! — ответила она весьма решительно.
— Тогда клянусь Аллахом и его Пророком!
— Ну, теперь он может идти со мной? — спросила она меня.
— Может, — ответил я.
— Ты последуешь за нами и отведаешь за нашим столом барашка и кускус.
— А есть у тебя местечко, в котором можно надежно припрятать Абу эн-Насра?
— Нет. Привяжи его к стволу пальмы вон там, у стены. Он не убежит от тебя, потому что я прикажу охранять его нашим воинам.
— Я сам его постерегу, — ответил вместо меня Халеф. — От меня он не убежит. Он заплатит своей смертью за жизнь моего отца. Мой нож будет таким же острым, как и мой глаз.
С тех пор как он был связан, убийца не произнес ни слова, но его глаза зловеще сверкали, когда мы привязывали его к пальме.
Я действительно не намерен был лишать его жизни, но он попал под законы кровной мести, и я знал, что Омар не удовлетворит мою просьбу о снисхождении. За кровь надо платить кровью. Для меня, несмотря ни на что, лучшим выходом было бы, чтобы Абу эн-Наср улизнул — разумеется, без моего ведома. Но пока я стоял на его пути, пока он находился в моей власти, я должен был рассматривать пленника как врага и убийцу, следовательно, и обходиться с ним соответственно. Конечно, он бы меня не пощадил, имей я несчастье попасть в его руки.
Итак, я оставил его под присмотром Омара и отправился в селямлык. По дороге мой маленький слуга спросил меня:
— Ты сказал, что этот человек не мусульманин. Это верно?
— Да. Он армянин, и значит, христианин, но там, где это выгодно, выдает себя за магометанина.
Мы вошли. Векиль уже нас ожидал. Выражение его лица, с каким он встретил нас, даже отдаленно не напоминало дружеское.
— Садись! — скорее пробормотал, чем проговорил он.
Я подчинился его приглашению, усевшись очень близко от него, тогда как Халеф занялся курительными трубками, которые к тому времени уже подготовили в углу комнаты.
— Почему ты захотел увидеть лицо моей жены? — начал беседу векиль.
— Потому что я — франк, европеец, и привык постоянно видеть лицо того человека, с которым я говорю.
— У вас плохие обычаи! Наши женщины прячутся, а ваши выставляют себя напоказ. Наши женщины носят одежды, длинные сверху и короткие снизу; ваши — короткие сверху, длинные снизу, а часто — короткие и сверху и снизу одновременно. Разве вы встречали у себя когда-нибудь наших женщин? А ваши девушки приезжают к нам. Зачем?
— Векиль, и такое гостеприимство ты мне предлагаешь? С каких это пор стало обычаем встречать гостя оскорблениями? Мне не нужно ни твоего барашка, ни твоего кускуса, я лучше пойду на двор. Следуй за мной!
— Эфенди, прости меня! Я хотел только сказать тебе, что думал, но я не хотел тебя обидеть.
— Кто не хочет обижать собеседника, не должен то и дело говорить, о чем он думает. Болтливый человек подобен разбитому горшку, который никому не понадобится, потому что ничего не сохранит.
— Садись-ка опять со мной и расскажи, где ты встретил Абу эн-Насра.
Я выдал ему обстоятельный отчет о наших приключениях. Он молча выслушал, а потом покачал головой:
— Итак, ты полагаешь, что он убил купца в Блиде?
— Да.
— Но ты сам не видел.
— Это мой вывод.
— Один Аллах может делать выводы, потому что он всеведущ, а мысль человека подобна всаднику, которого непокорная лошадь несет туда, куда он вовсе не хочет скакать.
— Только лишь Аллах может делать выводы, потому что он всеведущ? О векиль, твой дух утомлен большим количеством баранины и кускуса, съеденных тобой! Именно потому, что Аллах всеведущ, он не нуждается в выводах. Их делает тот, кто ищет итог своих размышлений, не зная его заранее.
