Борис Акунин - Детская книга для мальчиков (с иллюстрациями)
Обзор книги Борис Акунин - Детская книга для мальчиков (с иллюстрациями)
Борис Акунин
ДЕТСКАЯ КНИГА
для мальчиков
Сегодня
Обыкновенный необыкновенный мальчик
Жил-был на свете, а если точнее, в столице Российской Федерации городе Москве, один мальчик, а если точнее, ученик шестого класса по прозвищу Ластик. И вот однажды, а если точнее, 29 сентября прошлого года, этот мальчик угодил в историю.
Точность здесь совершенно необходима, потому что без нее эта повесть будет восприниматься как сказка. А между тем, все описываемые в ней события произошли на самом деле. И, может быть, даже не один раз.
Мальчик, о котором пойдет речь, на первый взгляд был самый обыкновенный. Именно что «на первый взгляд», ведь обыкновенных людей на свете, как известно, не бывает. Всякий человек кажется обыкновенным, только если к нему не присматриваться. А присмотришься как следует — обязательно скажешь: ничего себе «обыкновенный».
Вот и Ластик, если бы кто-нибудь из одноклассников вздумал к нему как следует приглядеться, оказался бы очень даже необыкновенным. Просто никому из его одноклассников это в голову не приходило. Во-первых, Ластик был в классе самым маленьким по росту. Во-вторых, на зубах у него были металлические брэкеты. В-третьих, он плохо успевал по математике, а школа, в которой он учился, называлась «Лицей с естественно-математическим уклоном». Главное же, Ластик пришел в класс самым последним, когда все давно успели подружиться, и новый друг, да еще такого маленького роста и с кривыми зубами, был уже никому не нужен.
В оправдание Ластика можно сказать, что он просто еще не успел как следует вырасти — родители отдали его в школу на год раньше положенного возраста. Так что если сравнивать его с пятиклассниками, он получился бы не очень-то и маленький, а вполне среднего роста. И по математическим дисциплинам он плелся в хвосте не из-за тупости, а потому что до позапрошлого года учился совсем в другом лицее, где уклон был, наоборот, историко-литературный. Это мама захотела, чтобы Ластик обучался точным наукам, потому что будущее за ними, а математика — настоящая мужская профессия. Папа пробовал спорить, говорил, что он вот гуманитарий и ничего, но с мамой долго не поспоришь. Она сказала: «Вот именно. Хочешь, чтоб из твоего сына тоже получилось ничего?»
И поэтому, когда семья переехала на улицу Солянку, Ластика отдали в новый лицей. А его сестру Гелю оставили в прежнем, ведь она девочка и ей настоящая мужская профессия ни к чему. Девочкам, как замечал Ластик, на свете вообще живется гораздо легче.
Теперь пора объяснить про кличку «Ластик». Она возникла не из-за того, что наш герой был маленький. И не из-за того, что он был какой-нибудь квадратный или, там, очень упругий, а из-за имени.
Оно уж точно было необыкновенное: Эраст. По-домашнему Эрастик. Когда он пришел в новую школу, все, конечно, спросили: как тебя зовут. А у него тогда еще не было передних зубов (они попозже выросли, хоть, как уже говорилось, и не совсем прямо), вот и получилось «Эластик». Все засмеялись, закричали «ластик, ластик-лобастик». С тех пор он и превратился в Ластика. Его теперь даже дома так называли. Мама говорила, что это хорошее, ласковое прозвище. Только папа продолжал звать сына «Эрастом». Он хотел, чтобы сын, когда вырастет, сделался похож на своего знаменитого прадеда Эраста Петровича Фандорина, портрет которого висел в папином кабинете на самом почетном месте.
Прадедушка у Ластика был великий сыщик, про которого писали книжки и даже снимали кино. Он смотрел с картины на правнука прищуренным взглядом, будто хотел ему сообщить нечто очень важное, но знал, что пока еще рано, надо подождать. Эраст Петрович был очень красивый: в мундире с золотыми нашивками, с тонкими черными усиками, с элегантной проседью на висках. Ластик твердо знал, что никогда таким не станет, но папе об этом не говорил — не хотел расстраивать.
Хорошо было сестре Гельке. От нее никто не ждал, что она вырастет и станет героем. И геометрия с алгеброй не портили ей кровь шесть раз в неделю. Она жила, как сыр в масле каталась. Мужских качеств мама в ней не воспитывала, волю закалять не требовала. А папа, тот вообще ее только по головке гладил и называл своей красавицей.
Преимущество перед счастливицей-сестрой у шестиклассника Фандорина было только одно: по утрам ее будили на полчаса раньше, потому что до старого лицея после переезда ехать было далеко, и папа отвозил туда Гелю на машине.
Гелька, конечно, нарочно топала ногами и громко разговаривала, но Ластик накрывал голову подушкой, и в эти полчаса ему спалось слаще всего.
Так было и сегодня, 29 сентября.
Завтракал он вдвоем с мамой, потому что мама работала газетным редактором и могла приезжать на работу, когда захочет.
Этот день, наверное, самый важный в истории человечества, начался обыкновенно. Ластик пил чай, мама ему говорила: «Ешь, не лови ворон», «Не стучи ложкой», «Не сутулься».
Потом, как всегда, сказала: «Не смей есть в школьном буфете эти ужасные сосиски» — и дала сверток с полезными и питательными бутербродами (нежирная колбаса, заменитель масла, листья салата).
В прихожей Ластик по привычке оскалил перед зеркалом свои хромкобальтовые брэкеты — проверил, не стали ли зубы хоть чуть-чуть прямее. В последнее время, из-за некой особы с соседней парты, этот вопрос приобрел особую актуальность. Потом надел красную спортивную куртку, взял портфель и сбежал по лестнице во двор.
Тут обыкновенность раз и навсегда закончилась. В течение какой-нибудь четверти часа с Ластиком случилось сначала два совершенно непонятных происшествия, а после еще три, хоть и не загадочных, но очень странных.
Сначала два совершенно непонятных происшествия
Ну, первое происшествие, может, было никаким не происшествием, а так, померещилось. Однако во имя уже упомянутой точности умолчать о нем было бы неправильно.
Стало быть, выбежал Ластик из подъезда во двор своего дома…
Нет, сначала нужно рассказать про дом и про двор, а то будет непонятно.
Дом, куда в позапрошлом году переехала семья Фандориных, был в своем роде замечательный. Почти сто лет назад его построило «Варваринское товарищество домовладельцев» на старинной улице Солянке. Это был, собственно, не дом, а целый комплекс зданий, соединенных в сложную геометрическую фигуру, с несколькими внутренними дворами, многочисленными арками, подворотнями и глубоченными подвалами. Хоть Ластик жил здесь уже почти два года, но так эту громаду толком и не исследовал. Полазил по чердакам, побегал по лестницам с ажурными перилами, а до подвалов, например, так и не добрался. Правда, попасть в них было трудновато, даже совсем невозможно. Въезд в подвал (да-да, не вход, а самый настоящий въезд — такой он был высокий и широкий) закрывала решетка. Папа рассказывал, что сто лет назад в Варваринских погребах находились торговые склады, после революции — тюрьма, потом автобаза, но вот уже много лет подземелье пустует, потому что ему никак не могут придумать полезного применения.
Папа у Ластика очень любил историю и про то, что было раньше, знал почти всё. Про то, что происходит сегодня, он знал гораздо меньше — во всяком случае, так утверждала мама. Поэтому у него и бизнес не клеился.
В соседнем подъезде, на пятом этаже, располагался офис папиной фирмы. Вся фирма — два человека: сам папа и секретарша. Сидят, с утра до вечера в компьютер играют, потому что клиентов нет. А ведь именно из-за папиной работы Фандорины и переехали сюда, на Солянку. И потом, папа говорил, что это самое лучшее место во всей Москве — вокруг сплошные достопримечательности и нераскрытые исторические тайны.
Ну так вот.
Выбежал Ластик из подъезда во двор своего замечательного дома, по привычке повертел головой влево-вправо. Слева за решеткой чернел квадратной пастью уже упомянутый въезд в подвалы, справа серела подворотня, тоже квадратная.
И там, в подворотне, Ластик вдруг увидел силуэт, показавшийся ему очень знакомым. Какой-то мальчик стоял там, в густой тени, и, прислонившись к стене, смотрел в эту сторону.
Так ведь это я, это мое отражение, понял вдруг Ластик. Вон и куртка красного цвета!
Но какое в подворотне может быть отражение? Там ни зеркала, ни витрины, ничего.
Ластик зажмурился, потому что если зажмуриться, а после разожмуриться обратно, видно гораздо лучше.
Но когда он снова открыл глаза, двойник исчез. Осталась одна пустая подворотня.
Это называется «зрительная галлюцинация», сказал себе Ластик — когда видишь то, чего на самом деле нет. И обрадовался, потому что галлюцинаций у него отродясь не бывало.
Он решил, что поразмыслит над загадочным явлением после, во время урока, а сейчас некогда — в школу опоздаешь.
