И. Болгарин - Адъютант его превосходительства
Молча прошли они в вестибюль, молча простились. Кольцов спустился по ступеням, а эхо относило звук его шагов назад, к Тане…
В смятенном настроении, еще не зная, как ему поступить со своими чувствами, Кольцов, повременив немного, отправился на Николаевскую. Он явственно отдавал себе отчет в том, что столь внезапный и рискованный приход Фролова к штабу мог быть вызван только чрезвычайными обстоятельствами. Он понял: чтото случилось с Красильниковым.
– Ты меня прости, что пришлось прибегнуть к такому способу связаться с тобой, – невозмутимо встретил его Фролов, когда Кольцов пришел к Старцевым. – Но есть дела безотлагательные.
Они прошли через знакомую комнату, уставленную шкафами. Фролов толкнул дверь в маленькую комнату, пропустил Кольцова впереди себя. В комнате тускло горела подвешенная к потолку керосиновая лампа, окна были завешаны одеялами.
– Узнаешь? – спросил Фролов.
Кольцов присмотрелся и в полутьме комнаты увидел лукаво улыбающегося Красильникова.
– Семен Алексеевич? – радостно пожал ему руку Кольцов, – как же тебе удалось вырваться?
– Сам господин градоначальник собственноручно выпустил, даже, можно сказать, выгнал. Довольно грубо! По ошибке, конечно.
– Ты что, тоже сошел за железнодорожника? – с доброй лукавинкой спросил Кольцов, польщенный тем, что его психологический экспромт с градоначальником так удался.
– В той ситуации я и за циркового артиста готов был сойти! – веселый оттого, что видит своих друзей, пошутил Красильников.
Фролов стоял в проеме двери в своем широкополом купеческом сюртуке, и на лице его расплылось выражение довольства.
– Кособродов и Николай тоже бежали, – сообщил он Кольцову. – Но оставаться им в городе нельзя. Гарнизон поднят на ноги. Производятся повальные обыски.
Кольцову не хотелось сейчас рассказывать о том, как он способствовал этому, и он присел к столу, вынул из кармана мундира несколько исписанных листков, передал их Фролову.
– Что это? – посмотрел Фролов на бумагу.
– Отчет о переговорах Ковалевского с союзниками. И тактико-технические данные танков, которые уже доставлены в Новороссийск, – обстоятельно стал докладывать Кольцов. – Выгрузка танков начнется в ближайшие дни. Двенадцатого сентября начнется наступление на Орел и дальше – на Москву, Вероятнее всего, танки будут доставлены сюда к началу наступления.
Несколько минут все молчали. Фролов поправил фитиль у лампы, прикурил. Лампа качнулась – зыбкий свет заколебался на стенах. Повернувшись к Красильникову, Фролов решительно произнес:
– Что ж, Семен! Нечего тебе сидеть здесь, испытывать судьбу. Сегодня же ночью выедешь в Новороссийск.
– Ясно, – сказал Семен Алексеевич.
– С тобой поедут Кособродов и Николай. Оба – железнодорожники. Проверенные товарищи… Кособродов работал в Новороссийске в депо, хорошо знает местные условия.
– Взрывчатки бы достать! – пыхнув цигаркой, деловито сказал Красильников, и вокруг его озабоченных глаз тонкими сетками собрались морщинки.
– Там неподалеку каменные карьеры, – ответил Фролов. – Рвут камень для цементных заводов. Местные подпольщики помогут вам со взрывчаткой.
– Ясно, – тихо повторил Красильников и, тщательно загасив о каблук окурок, посмеиваясь, спросил: – А скажи-ка мне, купец первой гильдии, на гроши ты не богат?
– Если тебе миллион, то не найду, – в тон ему, играя под скотопромышленника, ответил Фролов.
– Дай хоть на робу какую приличную. Не могу же я в этом офицерском френче красоваться. – Красильников начертил в воздухе вокруг своего лица круг и сказал: – Не соответствует…
Кольцов, который уже несколько раз бросал изучающие взгляды на френч, подошел ближе к Красильникову и поднял клапан нагрудного кармана. На внутренней его стороне чернильным карандашом были начерчены две буквы: «П» и «К».
– Что ты там ищешь? – недоуменно спросил Красильников.
– Нет-нет, ничего! – И добрая, задумчивая улыбка озарила лицо Кольцова. – А ведь хороший парнишка растет… Определенно, хороший! Правда же?
– Ты про кого это? – не понял сразу Красильников.
– Про одного нашего знакомого.
…Домой Кольцов вернулся поздно, но Юра еще не спал.
Он лежал в кровати, и глаза его были открыты. Лунная дорожка протянулась через комнату и нависла над самой головой мальчика. На потолке выступили трещины, сплелись в какую-то причудливую сеть.
Тихо проскрипела дверь – осторожно заглянул Павел Андреевич.
– Юра! – шепнул он.
Юра не откликнулся, но и не сделал вида, что спит. Павел Андреевич увидел это, вошел, присел на краешек кровати.
– Сердишься? – спросил он.
– Нет, – несмело пошевелился мальчик на кровати.
– Так чего же ты?.. – ласково щурясь на лунный свет, спросил Кольцов.
– Думаю. – Юра перевел взгляд на Кольцова, долго смотрел на него и затем тихо спросил: – Павел Андреевич, вы – красный разведчик?
В интонации мальчика почти не было вопроса. Кольцов сразу уловил это. Долго молчал, не слишком удивляясь проницательности своего маленького друга и вместе с тем избегая прямого ответа.
Имеет ли он право открыться? Но другого выхода ведь все равно нет – мальчик догадывается о многом.
– Я все знаю, – снова сказал Юра. – И про Семена Алексеевича, и про Фролова… Он сегодня приходил… к вам…
Кольцов положил руку Юре на голову, ласково взъерошил ему волосы.
– Нат Пинкертон, – задумчиво, по-доброму, сказал он, и это было как бы ответом на Юрин вопрос.
– Но почему вы, офицер, адъютант командующего, – вдруг… – Юра приподнялся на локоть. – Или вы вовсе и не офицер?
– Что? Тогда было бы все понятно? Захотел отнять у других то, чего сам не имел?.. Нет, Юра, я действительно офицер, хотя и не дворянин. И награды мои заработаны в бою кровью и риском. И передо мною открывалась дорога в дворянское общество… Но я не мог быть сытым, когда вокруг столько голодных. Я не мог быть счастливым среди несчастных… Я хочу, чтобы все были сыты и все были счастливы… Понимаешь? Все! Я хочу помочь… нет, не Владимиру Зеноновичу, хотя он, вероятно, и неплохой человек!.. – растолковывал он Юре свою правду. Правде дети больше всего верят, потому что для них правда – это жизнь.
– Он очень хороший! – восторженно произнес Юра.
– Мне он тоже нравится. И я вовсе не против него. Но я против того, что он хочет сделать! – старался быть понятным Юре Кольцов.
– А что он хочет сделать? – встрепенулся Юра, испытывая непередаваемую благодарность к Кольцову за то, что тот ведет с ним прямой, мужской разговор.
– Он хочет, чтоб все осталось так, как было тысячи и тысячи лет. Чтоб одни трудились, обреченные на убогое существование, а другие пожинали плоды чужого труда… Вот я и хочу помочь не Владимиру Зеноновичу и не Николаю Григорьевичу, а, скажем, тому садовнику, который выращивал ваш сад…
