Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 2
Фрондеры, коих в те времена было предостаточно, утверждали, что, если бы можно было читать сквозь дверцы этого шкафа, там наверняка обнаружились бы в одном из ящиков те достославные договоры, в силу которых Людовик XV при посредстве своего преданного агента г-на де Сартина спекулировал зерном.
Итак, г-н начальник полиции увидел отразившееся в зеркале со скошенными краями бледное и серьезное лицо Лоренцы, которая приблизилась к нему с ларцом в руках.
Посреди кабинета молодая женщина остановилась. Ее наряд, выражение лица, ларец поразили главу полиции.
— Кто вы? — спросил он, не оборачиваясь, но глядя на нее в зеркало. — Что вам от меня угодно?
— Я в самом деле у господина де Сартина, начальника полиции? — отвечала Лоренца.
— Да, — отрезал тот.
— Кто мне это подтвердит?
Г-н де Сартин обернулся.
— А если я отправлю вас в тюрьму, — произнес он, — это убедит вас, что я в самом деле тот, кого вы ищете?
Лоренца безмолвствовала.
Она с неизъяснимым достоинством, присущим женщинам ее страны, только оглянулась по сторонам в поисках стула, которого не предложил ей г-н де Сартин.
Этот взгляд его покорил: его сиятельство граф д'Альби де Сартин был все же весьма воспитанный человек.
— Садитесь, — буркнул он.
Лоренца придвинула себе кресло и села.
— Говорите же, — изрек глава полиции, — что там у вас?
— Сударь, — ответствовала молодая женщина, — я желаю прибегнуть к вашей защите.
Г-н де Сартин смерил ее хитрым взглядом, который нередко пускал в ход.
— Да неужто! — ухмыльнулся он.
— Сударь, — продолжала Лоренца, — меня похитили у семьи; обманным путем принудив меня к браку, мой похититель вот уже три года помыкает мною и чинит мне мучения.
Г-н де Сартин оглядел ее благородные черты; ее голос и нежный певучий выговор тронули его.
— Откуда вы? — спросил он.
— Я римлянка.
— Как ваше имя?
— Лоренца.
— Лоренца, а дальше?
— Лоренца Феличани.
— Эта фамилия мне незнакома. Вы из хорошей семьи?
Под хорошей семьей в ту эпоху разумели семью родовитую. В наше время женщины, стоит им выйти замуж, почитаются столь же благородными, как их мужья; знатность родителей не кажется им столь уж важной.
— Я из хорошей семьи, — сказала Лоренца.
— Что дальше? Чего вы просите?
— Прошу, чтобы было учинено судебное разбирательство над человеком, заточившим меня в четырех стенах.
— Это меня не касается, — возразил начальник полиции. — Вы его жена?
— Он утверждает, что это так.
— Как понимать: он утверждает?
— Но я совершенно этого не помню, брак совершился, пока я спала.
— Черт побери, ну и крепкий же у вас сон!
— Как вы сказали?
— Я говорю: все это не мое дело; обратитесь к стряпчему, подайте жалобу; я не люблю вмешиваться во всякие дрязги.
И г-н де Сартин произвел рукой жест, означавший: ступайте вон.
Лоренца не двинулась с места.
— Что такое? — удивился г-н де Сартин.
— Я еще не кончила, — возразила она, — и вы должны понять, что я пришла сюда вовсе не для того, чтобы жаловаться на пустяки; я хочу отомстить. Я сказала вам, откуда я родом; женщины у нас в краю не жалуются — они мстят.
— Это дело другое, — отвечал г-н де Сартин, — но не медлите, милая дама, мое время дорого.
— Я уже сказала, что пришла просить у вас защиты; я ее получу?
— От кого вы хотите получить защиту?
— От человека, которому желаю отомстить.
— Значит, это человек могущественный?
— Более могущественный, чем сам король.
— Ну давайте же поговорим начистоту, милая дама… С какой стати мне защищать вас от человека, который, по-вашему, могущественней самого короля, если то, что он совершил, даже не является нарушением закона? Если у вас есть средства отомстить обидчику — отомстите ему. Сие мало до меня касается; вот если вы совершите преступление, я велю вас арестовать, а там посмотрим. Таков порядок.
— Нет, сударь, — возразила Лоренца, — нет, вы не велите меня арестовать, потому что моя месть принесет огромную пользу вам, королю и Франции. Чтобы отомстить, я разоблачу тайны этого человека.
— Ах, вот как! У этого человека есть тайны? — с невольным любопытством спросил г-н де Сартин.
— Великие тайны, сударь.
— В каком роде?
— Касающиеся политики.
— Говорите.
— Но вы обещаете мне покровительство?
— О какого рода покровительстве вы просите? — с холодной улыбкой осведомился начальник полиции. — О деньгах? О нежных чувствах?
— Я желаю, сударь, поступить в монастырь, похоронить себя там в безвестности. Я желаю, чтобы этот монастырь стал для меня могилой и чтобы никто и никогда не вторгся в эту могилу.
— Ну, это не чрезмерное требование, — промолвил г-н де Сартин. — Мы пристроим вас в монастырь. Рассказывайте!
— Итак, вы даете мне слово, сударь?
— Мне кажется, я уже дал вам его.
— В таком случае, — сказала Лоренца, — возьмите этот ларец; в нем заключены тайны, которые заставят вас трепетать за жизнь короля и сохранность королевства.
— Значит, вам известны эти тайны?
— Поверхностно, но я знаю об их существовании.
— И они в самом деле важны?
— Они ужасны.
— Вы сказали, это политические тайны?
— Вы никогда не слыхали о существовании тайного общества?
— А, масонов?
— Невидимок.
— Слыхал, но я в это не верю.
— Когда откроете ларец — поверите.
— Вот как! — быстро воскликнул г-н де Сартин, — посмотрим!
И он принял ларец из рук Лоренцы.
Внезапно после краткого раздумья он поставил ларец на бюро.
— Нет, — с сомнением в голосе сказал он, — откройте его сами.
— Но у меня нет ключа.
— Как это так, нет ключа? Вы приносите мне ларец, в котором заключен покой целого королевства, и забываете о ключе!
— Разве так уж трудно отпереть замок?
— Не трудно, если знаешь, как это сделать.
Немного погодя, он продолжал:
— Вот здесь у нас ключи от всевозможных замков; сейчас вам принесут целую связку, — он пристально глянул на Лоренцу, — и вы откроете сами.
— Давайте ключи, — просто сказала Лоренца.
Г-н де Сартин протянул молодой женщине связку мелких ключей самой разной формы. Она взяла их.
При этом г-н де Сартин коснулся ее руки: рука была холодна как мрамор.
— Но почему же вы не принесли ключа? — спросил он.
— Потому что хозяин ларца никогда не расстается с этим ключом.
— И кто же хозяин ларца, человек более могущественный, чем сам король?
— Никто не может сказать, кто он такой; одной вечности ведомо, сколько лет он прожил, а деяния его известны одному Богу.
