Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 19

Прекрасные леди, я вижу вниманье
И в ваших глазах и в вашем молчанье.
Алея румянцем, головки склоня,
Услышать мечтаете вы от меня
Рассказ и чувствительный и чудесный
О рыцаре смелом и деве прелестной:
О том, как прекрасный рыцарь вздыхал
В страданьях тоски сердечной,
У ног ее умереть обещал
И клялся в верности вечной;
О том, как она продолжала молчать,
Не смея заветное слово сказать,
В безбрачии жизнь провести обещала,
Кровавую распрю в слезах проклинала.
Ведь Генри Крэнстон — лишь он один
Маргарет рыцарь и господин!

Увы, надежды ваши тщетны:
Любовных песен дар заветный
Утрачен арфою моей.
Я сед, и сердце умирает
Мне, старику, не подобает
Петь о любви весенних дней.

Под дубом паж барона странный —
Угрюмый карлик-обезьяна —
Держал поводья скакуна.
О нем недаром говорили,
Что близок он к нечистой силе
И сам похож на колдуна.
Однажды ехал на охоту
Барон по топкому болоту,
Вдруг слышит крик: «Пропал! Пропал!»
Барон поводья придержал.
И тут из темного затона
Как мячик вылетел прыжком
Уродец карлик, юркий гном,
И к стремени прильнул барона.
Лорд Генри Крэнстон был смущен,
И тотчас вскачь пустился он,
Но странный карлик, им спасенный,
Помчался вперед скакуна быстрей
И встретил барона у самых дверей.

Уродец гном у барона остался.
Особенно страшным уж он не казался.
Он мало ел, был странно тих
И сторонился слуг других.
Он только изредка вздыхал
И бормотал: «Пропал! Пропал!»
Был он хитер, ленив и зол,
Но верность в нем барон обрел
И втайне знал этой верности цену:
Не раз от смерти и страшного плена
Был этим слугою хозяин спасен.
В округе не зря толковали люди
О карлике Крэнстона как о чуде.

Однажды, всевышнего воле покорный,
В часовню девы Марии Озерной
Поехал барон молодой,
Лорд Крэнстон. Во исполненье обета
Он отбыл ночью в часовню эту
И карлика взял с собой.
А леди Брэнксом об этом узнала
И лучшим рыцарям приказала
Собраться у Ньюарк Ли.
По зову явился и Джон Тирлистен,
По зову явился и Делорен,
И воины с ними пришли.
Вдоль берега Йерроу их кони летели,
Их копья сверкали, их лица горели.
К часовне ночью они поспели —
Часовня пуста, в часовне темно,
Барон, помолившись, уехал давно.
Сожгли часовню они с досады,
Слугу-колдуна кляня без пощады.

Итак, под дубом, весенним днем,
Стоит слуга с хозяйским конем.
Прядет ушами скакун барона,
Прислушавшись к звукам еще отдаленным,
И хилый карлик машет влюбленным:
«Довольно вам клясться, довольно вздыхать!
Опасность вам угрожает опять!»
Прекрасная Маргарет к дому мчится
Испуганной горлицей, белой птицей.
А карлик держит барону стремя;
Вот рыцарь в седле. Ну, мешкать не время!
Он едет на запад сквозь лес густой,
Любуясь зеленой его красотой.

Вдруг голос старца ослабел.
Он замолчал и побледнел.
Тогда с улыбкой паж проворный,
Взяв кубок с влагой животворной,
Вина палящего бальзам
Поднес к немеющим губам.
И старец поднялся со стула,
В глазах его слеза блеснула.
 «Благословляю, — молвил он, —
И этот дом, где чтят закон,
И всех, кто любит песен звон!»
Украдкой девушки смотрели
Смеясь на старца менестреля.
Он выпил радостно до дна
Бокал отличного вина,
Его душа оживлена.
Он ободрился, он проснулся
И всем красоткам улыбнулся.
И вот, набравшись новых сил,
Охотно он заговорил.

«Но разве так близка могила,
Но разве кровь моя остыла,
И вдохновенья больше нет,
И сердцем мертв уже поэт?
Иль о любви не петь мне боле?
Ужели я, забыв ту цель,
К какой стремится менестрель,
Отступником стал поневоле?
Слова любви, как встарь, твержу,
Но страсти в людях не бужу?

Любовь — свирель в дни мирной
жизни,
Стрелок — коль враг грозит отчизне,
В чертогах — гостья на пирах,
В селе — плясунья на лугах.
Любви повсюду славят имя,
Она на небе со святыми
И на земле с людьми земными».

Пока лорд Крэнстон думал так,
Как я сейчас, скакун свой шаг
Направил в Брэнксомский овраг.
Кто едет там? Движеньем быстрым
Лорд шлем надвинул. В стороне
По тропке, под холмом тенистым
Спускался рыцарь на коне.
От грязи пегим конь казался,
Был весь в поту и спотыкался.
Усталостью захвачен в плен,
Забрызган кровью, утомленный,
Им правил путник полусонный.
То был сэр Уильям Делорен.

Заметил он еще со склона
Герб — журавля — в щите барона
И приготовленное в бой
Копье в руке врага стальной.
Но слов при встрече было мало.
Был груб вопрос и горд ответ.
И слово каждое дышало
Враждой и злобой давних лет.
Лицом к лицу враги стояли.
Казалось, даже кони знали,
Что встреча на поле глухом
Уже не кончится добром.

По кругу мчась, барон склонился,
Вздохнув, молитву прочитал:
Патрону своему молился
И вздох свой к даме обращал.
Но Делорен, боец упрямый,
Не призывал святых и дамы.
Он, взяв копье наперевес,
Помчался рысью через лес,
И было рыцарей сближенье —
Как гром, как гул землетрясенья.