Вячеслав Дыкин - Гусарский штос
— Дурья твоя башка, — ласково сказал я ему. — Рассуди сам: прежде чем составить план действий, господа офицеры совещались, спрашивали тех, кто вдоль берега и по Курляндской Ае плавал. По старице решено идти, во-первых, для скрытности, а во-вторых, потому, что в устье Аи песчаные наносы, там даже канонерская лодка с ее малой осадкой проходит с трудом. А на сей раз лодки будут тяжело нагружены пушками и бочатами с порохом, не говоря уж о ядрах. К тому же уровень воды в реке то и дело меняется.
Вот сколь грамотен я стал, слушая в порту разговоры моряков.
— А тех, кто по старице ходил, тоже спрашивали?
Я прошу отметить, что оба мы с Васькой ни разу более не употребили слово «плавать» относительно флотилии, а только «ходить».
— Избавь меня, Василий, от своих нелепых рассуждений! — воскликнул я. — Уж верно, спрашивали всех, кто имеет касательство к реке!
— Не по душе мне, барин, эта затея, — хмуро отвечал он.
А надо сказать, что Васька мой совершенно не склонен к меланхолии, и обыкновенно его щекастая румяная хитрая рожа выражает бодрость духа и готовность к проказам.
— Ну, хорошо, растолкуй внятно, что там за нечисть обитает в воде, — потребовал я. — Как зовется, откуда взялась, чем опасна. И какого черта ей не пускать наши лодки?
По роже Васькиной я понял, что начал не с того конца. И впрямь — он же с местными водяными и русалками не знаком и намерений их знать не может.
— Кто тебе наболтал всё это? — спросил я попросту.
— Да перевозчики.
— И ты всё точно понял? До такой степени по-латышски намастачился, что уж метафизические беседы способен вести?
— Так не первый же год, — сообщил он. — Я тех перевозчиков давно уж знаю, они мне приятели.
— Это новость! — воскликнул я. — С чего ж они тебе приятелями вдруг стали?
Васька жался, вздыхал, кряхтел, но на неотступные расспросы мои ответил наконец, что лодочники его взяли в долю.
Вот тут я оторопел. Я совершенно не мог себе представить, какое общее дело объединило двинское братство перевозчиков с моим шалым денщиком так, чтобы с того им шла еще и прибыль. Еще четверть часа я пытал его — и действительность превзошла самые отчаянные мои подозрения.
— Я им дохлых кошек поставляю, — признался Васька. — И собак также…
— О господи! — вскричал я и перекрестился. Тут же в памяти моей всплыл давний разговор с соседом, утверждавшим, что Василий похитил его старого кота.
— Да на что вам, барин, всё это знать? — со вспыхнувшей во взоре надеждой спросил Васька. — Право, незачем! Ничего дурного от того никому не было! А что у меня приработок завелся — так я же не пил, не безобразничал на те деньги!..
— Нет уж, начал — так продолжай! На что перевозчикам дохлые кошки?
— Для привады…
— Кого приваживать, изверг?!
— Рыбу… в бочку…
Ничего удивительного в том, что лодочники промышляли еще и рыболовством, не было. Но дохлые кошки меня несколько смутили. Да и вообразить себе, как их насаживают на крючки, я не умел — это что ж за крючищи такие должны быть?!
— И какая ж рыбина клюет на сию приманку? — спросил я. — Не иначе как левиафан. Или акула. Но я не слыхал, чтобы в наших широтах водились акулы.
— Не спрашивайте лучше, барин! — с отчаянием во взоре воскликнул Васька. — Не надо вам этого знать!
Старого гусара такими воплями не проймешь. При необходимости я умел сохранять неколебимое спокойствие.
— Молчи, коли угодно, а я сейчас же пойду в порт искать лодочников, и первый попавшийся за пятак раскроет мне твою страшную тайну.
Васька опять жался, охал, восклицал, но наконец сдался.
— Дохлую кошку, или собаку, или иную какую падаль, или даже тухлое мясо помещают в дырявую бочку, а бочку с вечера опускают в воду. Утром вытягивают — а она полным-полнешенька…
Тут бы ему, дураку, и замолчать, но он продолжал:
— И вытягивают за веревку дохлую кошку, а рыба к ней присосалась и…
— Это какая ж рыба присосалась?! — уже чуя неладное, завопил я.
— Минога — какая ж еще…
Я пришлепнул рукой рот и кинулся на двор, ибо всё существо мое возмутилось от Васькиного сообщения и желудок взбунтовался почище Емельки Пугачева.
— Говорил же я, барин, ни к чему вам это! — кричал Васька, поспешая за мной. — Вот не знали бы — и ели бы дальше жареных миножек со всяким удовольствием! А теперь любимое кушанье позабыть придется!..
Когда я несколько пришел в себя, то допрос был продолжен.
Перевозчики, платившие за кошек рыбой для моего стола (выданные на нее Минной деньги мой бывший денщик успешно пропивал), рассказали Ваське, что здешние реки имеют отвратительную привычку метаться, как очумелые, и прорывать себе новые выходы к морю, не спросясь местных жителей. Курляндская Ая раньше, полвека назад, впадала в Двину неподалеку от места, где сама Двина впадала в залив. Но ее русло шло параллельно береговой линии, расстояние между руслом и берегом в иных местах было невелико — около версты, и во время половодья речка прорвалась к заливу там, где ей это показалось удобнее. Новое устье явилось верстах в восьми от прежнего, и образовался остров. Ая не унималась, еще и этот остров поделила чуть не пополам, но потом притихла. Протока между Аей и Двиной, почти лишенная течения, стала зарастать — и, казалось, будет раем для рыболовов, но не тут-то было!
— Ловить треклятую миногу, — преданно глядя мне в глаза, рассказывал Васька, — начинают с Успенского поста. Нам-то рыбу есть нельзя, а они тут жрут за милую душу. Кончается же лов на Масленицу. Ну, они-то не в календарь смотрят, а мокрым пальцем ветер ловят. Лучше всего эта тварь клюет, когда ветер меняется с теплого на холодный. Осень — самое миножье время. И, когда прежнее русло стало лишь протокой, здешние лодочники сообразили — вот где можно без помех ставить мережи и бочки с дох… молчу, барин, молчу!
— Да уж говори, сделай милость, — позволил я.
— И спервоначалу, сказывали, ловля шла хорошо. А потом в старице этой кто-то на дне поселился и стал лодочников гонять. То лодку за нос приподнимет и шлепнет, то водой окатит, то на берег выпихнет, а в воду более не пускает — и ковыряйся там… А то еще пугать вздумает — рычит и крякает!
— Ты своим сподвижникам скажи, чтобы на рыбалку поменьше водки брали, — посоветовал я. — И коли там, в старице, завелась нечистая сила, то в чем смысл твоего с лодочниками контракта о поставке дохлых кошек?
— Так нечистая сила в сотне саженей от места, где протока начинается, сидит. Есть где ловить. Только вот забираться в протоку и днем опасно, а лодки-то ночью пойдут.
— Как тебе уже, поди, известно, первым пойдет «Бешеное корыто», а там экипаж трезвый и отчаянный. С ним никакой нечистой силе не сладить. И одно дело — выпихнуть на берег лодчонку, а другое — канонерскую лодку в десять сажен длиной, в которой сидит семьдесят человек экипажа. Так что оставь свое беспокойство и займись делом, — велел я. — Самому-то не стыдно, что полы в доме не метены, не мыты?