Константин Бадигин - Корсары Ивана Грозного
— Господине, — услышал он голос своего слуги.
Боярин Федоров остановился.
— Кто-то подслушивал разговор твой, боярин, с королевским гонцом. Смотри, прямо над головой в потолке пробита скважина. Я услышал шум наверху, побежал, но было поздно. Человек исчез, второпях он забыл вот это. — Костюшка подал боярину длинный нож, похожий на те, что опричники носят за поясом.
Иван Петрович поднял голову, взглянул на темневшее в потолке отверстие и ничего не сказал. Защемило сердце.
Забравшись в постель, он долго ворочался с боку на бок, тщетно призывая к себе сон.
«Жену Марью завтра отправлю в Москву. В Полоцке ей делать нечего, — решил он. — Страшные дела могут здесь свершаться».
Глава четвертая. «ДОГОВОР НЕ В ДОГОВОР, БРАТСТВО НЕ В БРАТСТВО»
В шведской столице Стокгольме наступила осень. Каждый день моросил дождь. Часто с моря наплывали густые туманы, и жители с трудом отыскивали свои дома. В городе было тревожно, участились убийства и грабежи, появились вражеские лазутчики. Покой охраняли королевские стражники, всю ночь бродившие по кривым и грязным улочкам.
В сентябре 1568 года Стокгольм со всех сторон окружили войска королевских братьев: герцога финляндского Иоганна и Карла, герцога зюдерманландского. Королевичи подошли к стенам, чтобы свергнуть с престола своего брата короля. По утрам из лагеря королевичей по городу стреляли пушки. Крепость отвечала, но редко: ощущался недостаток в порохе и ядрах. Дьяк Иван Васильев, ходивший по лавкам на торгу закупать кормовой запас для посольства, жаловался на резкое вздорожание хлеба, мяса и рыбы.
Посольство царя Ивана, возглавляемое большим послом боярином и смоленским наместником Михаилом Ивановичем Воронцовым, целых пятнадцать месяцев прожило в Стокгольме без всякого успеха. На требования посла королевские советники отвечали отказом.
За два дня до покрова, в канун святого Кирьяка, посол Воронцов, ложась спать, сказал своему товарищу:
— Слыхал, Василий Иванович? Выдал все-таки братьям король Ирик своего любимца Георга Пирсона.
Опричник Наумов, из детей боярских, возведенный царем Иваном для пущей важности в сан можайского дворецкого, выполнял при посольстве особые обязанности. Он был человеком Малюты Скуратова и наблюдал за поведением многочисленного состава посольства, насчитывающего более двухсот человек.
— Ежели выдал, на троне ему не усидеть, — отозвался Наумов, — запомни мое слово. Вокруг короля Ирика измена гнездится, и Пирсон изменникам головы рубил… А ты как думаешь, справим мы посольство?
— Ты хочешь знать, выдадут ли нам Катерину Ягеллонку?
— Да, это самое.
— Нет.
— Почему?
— Да разве ты сам не видишь? Герцог Юхан и герцог Карл, братья короля, у города с войсками стоят. Катерина при своем муже Юхане. Король Ирик дважды от крестного целования отступал, нам прямой дал отказ.
— Не для забавы послал нас государь в Стекольну12, не даром деньги тратили. Мы не дети, которых можно обманывать сказками… Вернемся к царю-государю с пустыми руками, он нас не помилует.
— Разве я не требовал отправить великих послов с Катериною и отдать ее на рубеже боярину и наместнику Михаилу Яковлевичу Морозову с товарищи совсем здорову и без всякой хитрости, а против ее взять у Михаила Яковлевича докончальную грамоту с золотой печатью государя нашего царя и великого князя?
— Требовал, Михаил Иванович, что было, то было, отрицать не буду! Голова у тебя светлая, а толку-то нет. Ты им свое, а они тебе свое: «Не божеское дело ваш царь задумал… — передразнил короля Наумов. — Отнять жену у мужа, мать у детей противно богу. Послы мои клятву дали московскому царю, чаяли, что брат мой умер!..» Попали бы вы к нашему царю-батюшке, по-другому бы запели. Ежели по государским делам требуется, почему не взять у мужа и жену, хотя бы он и знатного рода? Разве мало наш царь за Катерину Ягеллонку королю дает? Договор-то ему куда как выгоден!
— Со своим уставом в чужом монастыре не можно.
— Да уж верно.
Михаил Иванович замолчал. Он зажег лампадку, потушил свечу на столе и долго молился перед образами. Помолившись, с кряхтеньем улегся на мягкие перины. Был боярин Воронцов в преклонных годах и тучноват. А от долгого недвижимого сидения в Стокгольме еще больше располнел.
«Не по честному делу приехал, — казнясь, думал посол. — После такого посольства в монастыре грехи отмаливать надоть. Безбожное дело задумал царь».
Долго не мог уснуть Михаил Иванович, с отвращением прислушиваясь к храпу опричника Наумова. Наумов был худ и черен, как ржаной сухарь, а худым людям боярин не доверял. В голову лезли всякие мысли.
Михаил Иванович знал очень многое из того, что происходило в шведском королевстве, хотя королевские советники скрывали от послов все важное. Один из малых королевских слуг, Свен Эрсен, побывавший в прошлом году в Москве, был подкуплен Малютой Скуратовым. Каждую неделю, таясь, он пробирался в посольское подворье и рассказывал дьяку Кургану все, что узнавал во дворце. Михаил Иванович знал о помешательстве короля Ирика в прошлом году, знал о том, что он отдал под суд своего любимца правителя тайной канцелярии Георга Пирсона и выпустил на свободу своего брата Юхана. Но недолго Пирсон был в опале… Свен Эрсен рассказывал, что будто бы король Ирик на своей свадьбе с Катериной, дочерью Монса, хотел отравить брата Юхана, а он узнал об этом и не приехал на свадьбу.
Потом был большой прием во дворце, и король снова обещал выдать Катерину и одарил послов. Михаил Иванович вспомнил королевский подарок и усмехнулся. Сто шестьдесят пудов меди, шутка ли! А Наумову и дьяку Кургану — по пятьдесят пудов. Послы от меди отказались.
Когда посольство представлялось королю, боярин Воронцов преподнес от себя пять сороков соболей да восемь рысей. Василий Иванович три сорока соболей, и дьяк Курган три сорока соболей… Надеялись на богатый отдарок, а вышло курам на смех. И вот пришел конец королю Ирику. Войска королевичей окружили город Стекольну. На Брункской горе стояли пушки и ядрами били по городу.
Как ни упирался король, а пришлось ему согласиться и выдать братьям Георга Пирсона. Свен Эрсен рассказывал, как глава тайной канцелярии прятался в замке, не желая отдаваться в руки врагов. Но его отыскали… «Жалеть Георга Пирсона нечего, сродни он Малюте Скуратову, — думал посол. — Многих людей король казнил по его наветам. А каково нам будет, ежели герцог Юхан власть возьмет? Отомстит он за Катерину…»
После полуночи начался ветер и пошел дождь, крупные капли ударили в оконные стекла. Шум дождя и ветра убаюкали посла Воронцова.
