Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 19

Кто хочет Мелроз увидеть, тот
Пусть в лунную ночь к нему подойдет.
Днем солнечный свет, веселый и ясный,
Развалины эти ласкает напрасно,
А в темной ночи величаво черны
И арки окон и проломы стены,
И в лунном холодном, неверном сиянье
Разрушенной башни страшны очертанья.
Чернеют контрфорсы, и в нишах их
Белеют резные фигуры святых:
Они еще поучают живых
Обуздывать пламя страстей своих.
А Твид вдалеке рокочет уныло,
И ухает филин над чьей-то могилой.
Пойди в этот час, и пойди один
Взглянуть на громады прежних руин —
И скажешь, что в жизни не видел своей
Картины прекраснее и грустней.

Но красотой угрюмых стен
Не любовался Делорен.
Ворота накрепко закрыты —
Стучит он долго, стучит сердито,
Привратник к воротам спешит:
«Кто в поздний час так громко стучит?»
«Из Брэнксома я!» — Делорен отвечает,
И сразу монах ему отворяет:
Ведь лорды Брэнксома в трудные дни
Прекрасный Мелроз спасали в битвах
И земли аббатству дарили они,
Чтоб души их поминали в молитвах.

Всего два слова гонец сказал,
И молча факел привратник взял,
И вот уже покорно вперед
Стопой неслышною он идет,
А шаг Делорена громко звенит
По гулким камням монастырских плит.
Вот рыцарь пернатый шлем наклонил
И в тихую келью смиренно вступил,
Где мирно дни доживает святые
Монах, служитель девы Марии.

«Велела леди Брэнксом сказать —
Он молвил, подняв забрало, —
Что из могилы сокровище взять
Сегодня пора настала…»
С убогого ложа поднялся монах,
Согбенную спину расправил,
В густой бороде его и кудрях
Снег проседи возраст оставил.

Глаза на рыцаря он обратил —
Как небо они голубое:
«Не трусом отец твой тебя взрастил,
Коль дерзнул ты на дело такое!
Уж семьдесят лет я прощенья прошу
За проступок, давно свершенный,
Власяницу ношу и вериги ношу,
По ночам отбиваю поклоны;
Но еще не искуплен великий грех
Познанья того, что скрыто от всех.
Настанет, настанет и твой черед
Терзаться тайной виною.
Страшись расплаты: она придет!
Ну что же, следуй за мною…»

«Проклятья, отец мой, я не боюсь.
Я ведь и богу-то редко молюсь —
Мессу выстаивать не люблю я
И призываю деву святую,
Лишь собираясь в битву лихую…
Скорей, монах, выполняй приказ.
Ты видишь — времени мало у нас».

На воина снова старик посмотрел,
Вздохнул в глубокой печали —
И он ведь когда-то был молод и смел,
Сражался в знойной Италии.
О днях минувших задумался он,
Когда был строен, красив и силен,
И тихой походкой, усталый и хилый,
Сошел он в сад монастырский унылый,
Где камни надгробий и вечный покой,
Где кости усопших лежат под землей.

Цветы и травы в такие часы
Сверкают в каплях ночной росы,
А на могилах блестят изваянья
Немой белизной при лунном сиянье.
В раздумье монах любовался луной,
Потом оглядел небосклон ночной,
Где в танце искристом
На севере мглистом
Играли сполохи над землей.
И вспомнил он, как в прекрасной Кастилии
Надменные юноши на конях
Богатством нарядов глаза слепили,
Гарцуя врагам на страх…
Он знал: если сполохи в небе играют —
Бесплотные духи над миром витают.

Открыли боковую дверь,
Вошли в алтарь… Как мрачен он!
Высокий свод как ночь гнетет,
Стройны, величавы ряды колонн.
На каменных сводах изваяны были
Кресты трилистников, чаши лилий,
Зловеще навис тяжелый карниз,
Из тьмы выступал причудливый фриз,
И чаща колонн во мраке белела,
Как в тесном колчане упругие стрелы.

Ветра ночного прикосновенье
Складки знамен привело в движенье.
Сомкнувшись, их шелковый строй
Мерцал гербами у ограды,
Где тускло светятся лампады,
Где с Дугласом отважным рядом
Спит Лиддсдейл — сумрачный герой.
Так блекнут мертвых имена
И гордость в прах превращена.

В окно восточное луна
Светила холодно-бледна.
Белели, как стволы, колонны,
И мнилось, некий чародей
Сплел капители из ветвей
И сделал каменными кроны
Густых тополей и печальных ив,
В недвижный фриз листву превратив.
Витраж причудливо-цветной
Был мягко освещен луной.
Там со щитом, закован в латы,
Среди пророков и святых
Стоял с мечом архистратиг,
Поправ гордыню супостата,
И на каменный пол от цветного окна
Кровавые пятна бросала луна.

Вот сели они на одну из плит,
Под которой владыка Шотландии спит,
И спокойно монах Делорену сказал:
«Не всегда был я тем, чем я нынче стал.
Под Белым Крестом сражался и я
В далекой знойной стране,
А ныне и шлем и кольчуга твоя
Лишь странными кажутся мне.

В тех дальних краях привело меня что-то
Под кровлю кудесника Майкла Скотта,
Известного всем мудрецам:
Когда в Саламанке, магистр чернокнижья,
Он жезл поднимал — дрожали в Париже
Все колокола Нотр-Дам.
Его заклинаний великая сила
Холм Элдонский натрое раскроила
И Твида теченье остановила.
Меня заклинаньям он научил.
Но я опасаюсь кары господней
За то, что о них еще и сегодня
Я, грешник седой, не забыл.