Хэммонд Иннес - Проклятая шахта.Разгневанная гора
– Говорю вам, я не знаю.
Внезапно я вспомнил кое-что, представившееся мне сейчас очень важным:
– Почему тогда в Касамиччиоле вы были так озабочены моей ногой?
Она не ответила, и я повторил свой вопрос.
– Вы хотели похитить мой протез? Это он просил вас об этом?
Она кивнула.
– Зачем?
– Не знаю. Он попросил меня «об этом, вот и все.
– Он был в Касамиччиоле?
– Да.
И вдруг меня осенило. Я вспомнил, как, напившись до бесчувствия в баре отеля в Пльзене, я свалился в постель, предварительно отстегнув протез. И я вдруг стал смеяться, смеяться над собой. Какой же я идиот!
– Почему вы смеетесь? – В ее голосе чувствовался страх.
– Потому что теперь я знаю, что все это значит.
Я стоял, глядя на нее и пытаясь понять, почему все-таки она заманила меня в эту ловушку.
– Вы любите этого человека?
Это казалось мне единственно возможной причиной. Она села, не обращая внимания на то, что ее пеньюар
распахнулся.
– Я уже говорила вам, что ненавижу его. Он… он настоящий кретин.
– Тогда почему вы безоговорочно слушаетесь его?
– Иначе он погубит меня. – Она снова легла, запахнув пеньюар. – Он много чего обо мне знает, и, если я не буду слушаться, он все расскажет моему мужу.
– О Роберто?
– Нет, не о Роберто. – Она потупила взгляд. – У него находится нужная мне вещь.
Из открытого окна донеслись голоса. Она некоторое время прислушивалась к ним, потом сказала:
– Теперь, я думаю, вам лучше уйти.
Но я не придал значения ее словам. Я думал о Вальтере Ширере. Он был жесток. Но он не стал бы шантажировать женщин ни при каких обстоятельствах. Причина всего происходящего коренилась в другом. Я больше не сомневался в том, кто именно рыскает сейчас вокруг виллы.
– Его имя Сансевино, не так ли? Она взмолилась, уставившись на меня:
– Умоляю вас… я ничего не понимаю.
– Его настоящее имя, – повторил я нетерпеливо. – Сансевино? – Но это имя ей, видимо, ни о чем не говорило. – Его зовут доктор Сансевино, и он – убийца.
– Доктор Сансевино, – задумчиво промолвила она. – Вы говорите, он доктор? – Потом она нерешительно кивнула: – Да, я думаю, он доктор.
Иль дотторе. Мои руки сжались в кулаки. Если бы только он мне попался! Я подумал о Хильде Тучек, о таинственном исчезновении ее отца. Интересно, он убил Тучека или только мучил?
– Где Ян Тучек?
– Я не знаю, где Тучек. Я никогда не слышала этого имени. – Она опять откинулась на подушки. – Уходите, вам нужно бежать.
Я медлил. Не мог же я силой заставить се говорить; вполне возможно, она действительно ничего не знала о Тучеке. Сансевино наверняка не рассказывал ей больше, чем считал нужным. Я выглянул в окно. Ничего подозрительного я не обнаружил. Наверное, меня ищут где-нибудь в другом месте, другом конце участка. Может быть, я сумею выбраться отсюда через парадную дверь. Я подошел к двери и потихоньку повернул ключ. Стены коридора были розовыми в исходящем от Везувия свете. В доме было тихо.
– Дик! – окликнула меня Джина.
Я повернулся и увидел ее по-прежнему сидящей, но только с сумочкой в руках.
– Не будьте идиотом. Вам опасно здесь оставаться. Я не ответил, но. как только я двинулся к двери, она сказала:
– Подождите минутку.
Она соскользнула с кровати, босиком подбежала ко мне и сунула что-то мне в руку.
– Возьмите это, – прошептала она.
Я почувствовал прикосновение металла, и мои пальцы сомкнулись на рукоятке маленького автоматического пистолета. Ее рука нежно коснулась моей.
– Вы очень плохо обо мне думаете, да? Но не забывайте, мы с вами принадлежим к двум разным мирам. Уходите и не возвращайтесь.
Она крепко стиснула мою руку, потом повернулась и пошла к кровати.
Я вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Вилла казалась вымершей. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было шипение, похожее на шум волн или воды в трубах. Этот характерный звук сопровождал непрерывный выброс газа из кратера вулкана.
Я достиг лестницы и стал спускаться вниз. С протезом было довольно трудно идти по голой каменной лестнице, не производя никакого шума. Внизу ставни на окнах оставались закрытыми, и было темно, как в пещере. Фонарем я воспользоваться не смел, так как мои преследователи могли оказаться где-то поблизости, но ощущение тяжести пистолета в руке успокаивало.
Я оказался перед дилеммой: дождаться Сансевино или попытаться удрать немедленно. Но тут я вспомнил совет Джины: «Уходите и не возвращайтесь сюда», – и решил ему последовать. К тому же в темноте вся моя храбрость куда-то испарилась.
Я направился к входной двери. Она была заперта, и ключа в замке не оказалось. Темнота, окружавшая меня, казалось, вдруг ожила. Я должен во что бы то ни стало выбраться из этой темноты. Если он настигнет меня в темноте, я пропал. Я содрогнулся при одной только мысли о его руках. В паническом страхе я отпрянул назад и оказался у окна. Оно было закрыто ставнями, запертыми на висячий замок. Я попытался пройти в столовую. Там ставни тоже были заперты. Я снова очутился в полной темноте и ощутил панический страх: я в ловушке, из которой нет выхода. Я вернулся в холл и в нерешительности остановился. Может быть, мне попробовать бежать через кухню, подумал я, и вдруг заметил слабый свет, проникавший из полуоткрытой двери, ведущей в комнату, где вечером Джина играла на рояле.
Я пересек холл, толкнул дверь и с облегчением вздохнул. Прямоугольник красного света против двери. По комнате сновали тени, но меня это не беспокоило. Главное – здесь на окне не было ставен.
Я ринулся было прямо к окну, но что-то вдруг заставило меня обернуться. Мне показалось (а может, действительно было так), что кто-то сидит за роялем. Я замер на месте, кровь бешено стучала у меня в висках. Однако никто не обнаружил своего присутствия, поэтому после некоторого колебания я решительно распахнул окно. Ночной воздух подействовал на меня благотворно.
– Тебе душно, Фаррел?
Я живо обернулся; сердце, казалось, вот-вот остановится. Голос доносился сзади, оттуда, где стоял рояль.
– Мне тоже не спится.
Человек говорил с американским акцентом, но с каким-то неприятным присвистом. Рояль ожил, нашептывая мелодию американской песенки военных времен «Маршируя по Джорджии». Эту мелодию постоянно насвистывал Ширер, чтобы удержаться от крика во время так называемых газовых экспериментов, которым он подвергался в лагере. Я включил фонарик и осветил лицо человека, сидящего за роялем. Это был Ширер. Но не настоящий. Имя этого человека чуть было не сорвалось у меня с языка, но я вовремя спохватился. Может быть, мне удастся сблефовать. Если я смогу внушить ему!..
