Филиппа Грегори - Дочь «Делателя королей» (ЛП)
Почему же, перечисляя все ее достоинства, я так ее ненавижу?
Я могу ответить на этот вопрос. Во-первых, потому что я глупо, греховно ревную. Конечно, ведь я вижу, как Ричард смотрит на нее, словно это его брат вернулся к нему в облике молодой, жизнерадостной, красивой, полной надежд девушки. Он не произносит ни одного слова, которое я могу не одобрить; он говорит о ней только как о своей племяннице. Но он смотрит на нее — да что уж там, весь двор на нее смотрит — так, словно она радует его глаза и сердце.
Во-вторых, я считаю, что она слишком беспечно жила и привыкла так легко ко всему относиться, что смеется по дюжине раз на дню, словно изо дня в день жизнь преподносит ей одни лишь забавы. Жизнь, которая наконец-то повернулась к ней спиной, не может заставить ее нахмуриться ни на минуту. Что должно случиться с ней, чтобы на ее лице пролегли морщинки разочарования и печаль легла в тенях под глазами? Я помню, помню: она потеряла любимого отца и любимого дядю, и двух маленьких братьев, все они были изгнаны с трона. Но я не вспоминаю об этом, когда она клубком шерсти играет с котенком или, сидя на берегу реки, сплетает из нарциссов корону для Энн, словно эти девушки не должны бояться самой мысли о короне. Она кажется мне совершенно беззаботной, и я ревную к радости жизни, которая окружает ее юным сиянием.
И наконец, я никогда не смогла бы полюбить дочь Элизабет Вудвилл. И никогда не смогу. Эта женщина зловещей кометой висела на горизонте моей жизни с той самой минуты, как я впервые увидела ее на ужине перед коронацией и подумала, что она самая красивая женщина в мире, и до момента, когда я поняла, что она стала убийцей моей сестры и моим злейшим врагом. Ни одна улыбка ее дочери не сможет очаровать меня и заставить забыть, что она дочь моего врага и сама мой враг.
Я не сомневаюсь, что она приехала к нам как шпионка. Она обручена с Генрихом Тюдором: широко объявленное ее матерью расторжение помолвки ничего не значит для меня и ничего, я подозреваю, для него и для нее. Она старшая дочь и невеста наших врагов. Почему я не должна думать о ней, как о враге?
И так я и думаю.
* * *Когда на Севере снег ручьями стекает с вершин холмов, мы снова можем вернуться из Лондона домой. Я так рада уехать отсюда, что мне трудно принимать расстроенный вид из нежелания обидеть лондонских купцов и горожан, которые приезжают ко двору, чтобы проститься с нами, и заполняют улицы, чтобы приветствовать нас по дороге. Мне кажется, Лондон по-прежнему любит Риверсов, и мне невыносимо слышать гром рукоплесканий, когда три девушки Вудвиллов проезжают вслед за мной. Лондон любит красоту, и очарование Элизабет заставляет их сочувствовать Дому Йорков. Я улыбаюсь приветствиям, но знаю, что они являются только знаком уважения к королеве, а не искренней любви, которую так хорошо умеет пробуждать в людских сердцах юная принцесса.
В дороге я пришпориваю лошадь, чтобы оставить моих фрейлин позади, и не слышать, о чем судачат сестры. Ее голос, такой нежный и мелодичный, заставляет меня стиснуть зубы. Я еду вперед, моя охрана следует за мной, я не вижу и не слышу ее.
Ричард возвращается из головы колонны и останавливает свою лошадь рядом с моей, мы по-дружески едем рядом друг с другом, словно она не улыбается и не болтает у нас за спиной. Я оглядываюсь на ее точеный профиль и спрашиваю себя, хочется ли ему послушать ее, взять за повод ее лошадь и ехать рядом с ней? Но он что-то говорит, и я понимаю, что это моя ревность делает меня такой злой и подозрительной в то время, когда я должна наслаждаться обществом моего Ричарда.
— Мы остановимся в Ноттингемском замке примерно на месяц, — говорит он. — Я планирую перестроить жилые комнаты и сделать их более удобными для тебя. Надо продолжить строительство, начатое Эдуардом. А потом ты можешь поехать в Миддлхэм, если захочешь. Я приеду позже. Я знаю, ты будешь торопиться, чтобы быстрее увидеть детей.
— Я так давно их не видела, — соглашаюсь я. — Но только сегодня я получила письмо от врача, у них все хорошо.
Я рассказываю о здоровье всех троих детей. Мы никогда не желали признавать, что Тедди не сильнее щенка гончей — и не умнее, к сожалению — зато Маргарет никогда не болеет. Наш сын, наш Эдуард, медленно растет, он невысок для своего возраста и быстро устает.
— Очень хорошо, — говорит Ричард. — Этой осенью мы сможем взять их ко двору и жить все вместе. Королева Елизавета всегда держала своих детей при себе, принцесса сказала мне, что при дворе у нее было самое счастливое детство на свете.
— Леди Грей, — поправляю я его, улыбаясь. — Ее зовут леди Грей.
Глава 7
Замок Ноттингем, март 1484
Мы приезжаем в Ноттингем вечером, когда заходящее солнце окрашивает небеса за черными силуэтами башен в золото и пурпур. Со стен замка раздается медный гром фанфар, и весь гарнизон высыпает из казармы, чтобы выстроиться по обе стороны на пути к подъемному мосту. Мы с Ричардом едем бок о бок, улыбаясь в ответ на приветственные крики солдат и аплодисменты горожан.
Наконец я могу сойти с коня и пройти в новые покои королевы. Я слышу, как переговариваются спешащие за мной фрейлины, но не слышу голосов девочек Риверс. Уже не в первый раз я напоминаю себе, что должна научиться жить без оглядки на них, просто не замечать их присутствия. Если бы я еще могла научиться не видеть, как мой муж разговаривает с ними, и как старшая из девушек, Элизабет, улыбается ему.
* * *Мы живем в Ноттингеме уже несколько дней, охотимся в чудесных лесах, едим добытую нами оленину, когда однажды вечером в мою комнату является гонец. Он выглядит таким измученным и печальным, что я понимаю: случилось что-то страшное. Его рука, протягивающая мне письмо, дрожит.
— Что случилось? — спрашиваю я, но он качает головой, как будто не в силах вымолвить ни слова.
Я оглядываюсь и вижу Элизабет, неотрывно глядящую на письмо, и меня холодом пронизывает мысль о проклятии, наложенном ею и ее матерью на людей, убивших принцев в Башне. Я пытаюсь улыбнуться ей, чувствую, как мои губы растягиваются, обнажая зубы, но понимаю, что моя улыбка больше похожа на гримасу.
Она сразу выступает вперед, я вижу, как ее молодое лицо омрачается тревогой.
— Могу ли я вам помочь? — все, что она говорит.
— Нет, нет, это просто письмо из дома, — отвечаю я.
Может быть, мне написали, что моя мать умерла? Или кто-то из детей, Маргарет или Тедди, упал с лошади и сломал руку? Я понимаю, что держу в руках нераспечатанное письмо. Элизабет смотрит на меня, ожидая, когда я открою его. Мне в голову приходит странная мысль, будто она уже знает, что там написано; я нетерпеливо поворачиваюсь к моими дамам, которые замечают, что я сжимаю в пальцах письмо из дома, но слишком напугана, чтобы прочитать его. Они замолкают и собираются вокруг меня.
