Камран Паша - Тень мечей
Глава 50
БРЕМЯ ЦЕЛОГО МИРА
Маймонид восседал на военном совете на своем обычном месте — по левую руку от кади аль-Фадиля. За минувшие несколько дней визирь был на удивление любезен с лекарем, но эта вынужденная учтивость еще больше злила раввина. Маймонид хотел всю вину за злоключения, выпавшие на долю его любимой племянницы, возложить на плечи этого придворного. Если бы эта лицемерная крыса не выдала Мириам султану, вероятнее всего, она по-прежнему была бы жива и здорова — в Иерусалиме. Но в моменты просветления, когда улеглись ярость и отчаяние и Маймонид мог размышлять здраво, он понимал, что старик визирь невольно оказался очередной пешкой в безжалостной игре, затеянной ныне покойной султаншей.
Честно говоря, раввин понимал, кто в конечном счете виноват в том, что случилось с племянницей, но не мог заставить себя признаться в этом открыто. Мириам наплевала на его настойчивый совет, решив последовать зову молодого сердца, и накликала неминуемую беду. Но даже ее нельзя считать виноватой. Вся ответственность лежит у ног одного-единственного человека. Человека усталого и раздавленного, который сидит сейчас во главе резного стола.
Раньше Маймонид преклонялся перед Саладином, даже приравнивал его к богам. Но, как учит религия, все ложные боги неизбежно низвергаются, оставляя за собой лишь разрушенные надежды и мечты. Именно султана винил Маймонид больше всех остальных. Мириам еще дитя, незнакомое с опасной тропкой, на которую ее заставил ступить давний друг раввина. Внутри у Маймонида все переворачивалось, когда он думал о том, что человек, которого он раньше считал святым, свернул на такой безрассудный путь и увлек девушку, годящуюся ему в дочери. Заманил в постель невинную сироту, которую вырастил раввин, а потом отдал ее на растерзание волчицам из гарема. В конце концов обуянный демонами вожделения, а может, преследуя иллюзию вновь обретенной молодости, легендарный Саладин позволил себе непростительную слабость — быть обычным человеком из плоти и крови с присущими всем людям пороками.
Маймонид хотел покинуть двор и вернуться в Египет с Мириам. Он не имел ни малейшего желания оставаться в услужении у султана, несмотря на всемирную славу и авторитет последнего. Единственным его желанием было провести остаток дней, предаваясь отдыху в своем тихом саду в Каире и читая последние книги по медицине. К тому же он хотел закончить свой магнум опус, великую работу по иудейскому вероисповеданию — «Путеводитель колеблющихся». А еще Маймонид был преисполнен желания помочь своей любимой племяннице забыть ужасные испытания, выпавшие на ее долю, и вместе с женой Ревеккой и местной свахой подыскать ей подходящего супруга, который бы излечил израненное сердце девушки.
Но Саладин наотрез отклонил его просьбу об отъезде, сославшись на то, что ему крайне необходим мудрый совет, потому что положение мусульман в войне с франками становится все более угрожающим. Маймонида больше не интересовали ни крестоносцы, ни мусульмане, которые сошлись в своем извечном сражении за Иерусалим — еврейский город, не принадлежащий ни одному из этих захватчиков. Пусть эти два самонадеянных народа-еретика, обрубившие концы своей исконной веры, тратят все силы на борьбу друг с другом. Возможно, когда они оба сровняют друг друга с землей, дети Израиля возвратят себе то, что принадлежит им по праву.
Но он держал эти мрачные мысли при себе и подчинился приказу султана. После череды побед крестоносцев, грозивших уничтожить дело всей его жизни, поведение султана становилось все более и более непредсказуемым, а жестокая беспрецедентная казнь султанши заставила похолодеть всех придворных. И дело не в том, что Маймонид жалел бессердечную королеву, но этот случай дал понять всем: Саладин достиг внушающего страх предела и любому, кто его обидит, грозит смертельная опасность. Ради своей супруги и племянницы, которым и так досталось с тех пор, как он совершил глупость, пригласив их сюда, раввин прикусил язык и остался на доходном месте в услужении султана. По крайней мере, Мириам будет в безопасности вдали от этого сумасшедшего дома.
А потом его мир обрушился во второй раз. Когда он узнал о том, что Мириам взяли в плен, его сердце ухнуло в глубины ада. После страшного известия о том, что Мириам посадили в темницу в результате козней султанши, Ревекка просто лишилась чувств, а затем проплакала несколько дней подряд. Теперь же она почти не вставала с постели, и Маймонид в отчаянии наблюдал, как она угасает, питаясь лишь хлебом и водой. Ревекка потеряла интерес к жизни, и каждое утро Маймонид просыпался с ужасным ощущением, что лежит рядом с ее холодным, бездыханным телом. Он не мог представить своей жизни без этих двух женщин. Они словно столпы, которые много лет поддерживали его тело и душу. Без Мириам и Ревекки жизнь бессмысленна. Раввин знал, что самоубийство запрещено законом, но ему уже было наплевать на сухие бессердечные законы Бога, который посылает на землю столько страданий, а потом заставляет сбитых с толку людей жить и мучиться подобно рабам.
В то время как Маймонид находился на грани помешательства, султан стоически воспринял известие о захвате Мириам. Если бы девушка не являлась плотью и кровью раввина, возможно, он отнесся бы к этому более терпимо. По королевству прошел слух о падении Арсуфа. Затем сообщили, что франки завладели побережьем, а из Европы сюда плывут новые корабли. По мнению всех, судьба войны не может быть поставлена на карту ради одной женщины. Но в душе раввина война была проиграна, и отныне главным для него стало спасение одной драгоценной жизни. И тот факт, что Саладин, казалось, не разделяет его взглядов, лишь увеличивало отчуждение между раввином и его господином.
Взгляд Маймонида был рассеян, он не следил за очередным спором напыщенного аль-Адиля и султана о военной стратегии. Даже дойдя до победного конца, даже после того, как все, кого он любит, погибнут, а Иерусалим будет сожжен дотла, этот слабоумный великан будет повторять, как молитву: «Разбить франков, разбить франков, разбить франков». Он словно попугай, умеющий произносить лишь простые монотонные фразы. И еще никогда Маймонид так ненавидел этого рыжеволосого курда.
— Франки, вероятнее всего, нападут с севера, воспользовавшись помощью своих сторонников в Туре, — гудел аль-Адиль. — Имея более выгодную позицию в Арсуфе, они, будто кинжалом, ударят султанат в самое сердце. Их следующей целью станет Иерусалим. У нас нет выбора, нужно удвоить защиту за стенами города. Если понадобится, призовем на войну каждого деревенского мальчишку старше десяти лет.
