Ян Гийу - Путь в Иерусалим
Арн долго ехал через болота и топи, и вокруг не было ни следа человеческого жилья. Дорога была тяжелой, и лишь в сумерках он наконец добрался до лесистых склонов горы Биллинген. Он знал, что ему следует продолжать путь на север и тогда он вскоре окажется на земле Варнхема. Но было очень рискованно взбираться в гору ночью, да и небо было затянуто тучами, так что ни звезды, ни луна не освещали ему путь. Он равнодушно продолжал скакать до тех пор, пока виднелась дорога, но потом решил все же остановиться и заночевать в лесу. Вместо овчины у него был лишь тонкий плащ, и ночью он мог замерзнуть, но Арн расценил это как начало испытаний на пути к покаянию. Он был готов страдать, лишь бы это сократило время наказания и он с помощью Божией смог бы исполнить свою священную клятву и забрать Сесилию из Гудхема.
Вдруг в сумерках он увидел крохотную избушку. В ней горел свет, а рядом стоял покосившийся хлев, в котором при его приближении беспокойно замычала корова. Он решил, что здесь живут вольноотпущенники или беглые рабы, но готов был заночевать даже в их избушке, лишь бы не спать под открытым небом в холодном лесу.
Не раздумывая, он вошел в избушку, чтобы просить о ночлеге. Он ничего теперь не боялся, ибо хуже того, что с ним случилось, уже не могло быть. К тому же у него есть серебро, которым он честно и по-христиански расплатится с хозяевами, вместо того чтобы вламываться в дом силой, с мечом в руках.
Тем не менее он был испуган видом сгорбленной старухи, сидевшей у очага и помешивавшей в котле какое-то варево. Голос ее был каркающим, и приветствовала она гостя вовсе не учтиво, а с издевкой и такими словами, которых он даже не понял, ибо подобные ему страшатся тьмы, а подобные ей общаются с нею.
Арн спокойно сказал, что хотел бы получить ночлег, иначе рискует погубить коня, продолжая путь ночью через гору, и добавил, что хорошо заплатит за услугу. Старуха молчала, и он вышел расседлать Шималя, поставив его в хлев рядом с тощей коровой. Вернувшись в избушку, он снял свой меч и бросил его на пустую лавку в знак того, что будет там спать, а затем подтянул маленький треногий табурет к огню и сел, чтобы погреть руки.
Старуха долго и подозрительно щурилась на гостя, а потом наконец спросила, из тех ли он, кто имеет право носить меч, или из тех, кто просто носит его. Арн ответил, что дело это можно понимать по-разному, но ей, во всяком случае, нечего бояться его меча. Чтобы успокоить ее, он достал маленький кожаный кошелек, который получил на прощание от Эскиля, и, вынув оттуда две серебряные монеты, положил их поближе к очагу, чтобы на них падал свет от огня. Старуха точас схватила монеты и попробовала их на зуб, удивив Арна, ибо он и предположить не мог, что кто-то усомнится в его словах или добрых намерениях. Похоже, она осталась довольна тем, что подтвердили ей ее редкие зубы, и спросила, не пожаловал ли незнакомец сюда, чтобы узнать о своем будущем. Когда-то к ней приходили за этим. Арн сказал, что будущее находится в руках Божиих и никто не может предсказывать, что ждет нас в жизни. Но старуха так громко захохотала в ответ, что обнажился ее почти беззубый рот с почерневшими клыками. Она еще немного помешала в котле и потом спросила его, не хочет ли он ее похлебки. Арн отказался. Он не стал бы есть даже на королевском пиру, ибо уже приготовился долго сидеть на хлебе и воде.
— Я вижу три вещи, которые ты встретишь в жизни, мальчик, — внезапно произнесла она, словно то, что она могла видеть, проявилось независимо от равнодушия Арна. — Вот два щита. Хочешь знать, что я вижу? — продолжала она, зажмурившись, будто стремясь лучше видеть то, что возникало перед ее Внутренним взором. Арна ододевало любопытство, и она поняла это, хотя глаза у нее были закрыты.
— Какие же щиты ты видишь? — спросил он, уверенный в том, что услышит в ответ чепуху.
— Один щит — с тремя золотыми коронами на фоне неба, другой — со львом, — произнесла старуха новым, певучим голосом, и глаза у нее по-прежнему были закрыты.
Арн потерял дар речи. Он не мог взять в толк, как это старая одинокая женщина, живущая вдали от людей, в лесной чаще, может иметь хоть малейшее представление о таких вещах. И он был уверен, что по его одежде она ни о чем не могла догадаться. Арн припомнил одну историю, которой не придавал раньше значения. Однажды Кнут рассказал ему, как его отец, Эрик сын Едварда, во время крестового похода получил предсказание о трех коронах. Но это случилось давно и далеко отсюда, на другом берегу Восточного моря.
— А что за третья вещь, которую ты видишь? — осторожно спросил он.
— Я вижу крест и слышу слова: «Сим победишь», — продолжала она напевно, с неподвижным лицом и закрытыми глазами.
Арн подумал было, что глаза у нее как раз более зоркие, чем он предполагал, и она наверняка прочитала латинскую надпись на рукояти его меча.
— Ты имеешь в виду слова: «In hoc signo vinces»? — спросил он испытующе. Но она лишь качнула головой, словно эти слова ей ни о чем не говорили. — А видишь ли ты женщину в моем будущем? — спросил он с дрожанием в голосе.
— Ты получишь свою женщину! — воскликнула она пронзительно и, открыв наконец глаза, вперила в него свой дикий взгляд. — Но все будет не так, как ты думаешь, совсем не так!
И она хрипло рассмеялась. Похоже, ее настроение изменилось, и ему больше не удалось добиться от нее ни одного разумного слова. Сдавшись-, он лег спать на том самом месте, куда положил свой меч. Завернувшись в плащ, он повернулся лицом к стене и закрыл глаза, но сон к нему все не шел. Арн продолжал ломать голову над тем, что сказала старуха, находя, что слова ее верны, но вместе с тем скупы. То, что она разглядела в нем представителя Фолькунгов и Эрикова рода, изумляло его, и он вынужден был это признать. Но в то же время она не сказала ничего такого, чего бы он сам не знал. Его утешало, что он получит Сесилию, и он верил в это. Но все в нем сопротивлялось ее словам о том, что будет совсем не так, как он думает. В конце концов Арн все же уснул.
Когда он проснулся с рассветом, старухи в избе не было, но Шималь стоял на своем месте в хлеву. Увидев хозяина, он приветственно заржал, словно ничего не случилось.
После полудня Арн въехал в ворота монастыря Варнхем, вдыхая знакомые запахи из сада и из поварни брата Ругьеро. Его прибытия ожидали, но все же он вызвал своим появлением небольшой переполох. Два брата бросились ему навстречу. Один взял Шималя, а другой молча провел его в умывальню и указал на одежду. Арн выразил непонимание, и тогда брат раздраженно ответил, что тот отлучен от церкви, а потому с ним разговаривать не разрешается, прежде чем он хотя бы не совершит омовение и не получит одежду послушника.
