Рафаэль Сабатини - Одиссея капитана Блада
себя как подлец и мошенник, а потому он заслужил наказания; значит, у этого
французского генерала, нагло нарушившего соглашение, можно было взять нетолько одну пятую захваченных ценностей, но всю добычу целиком.
Разрываемый противоречивыми соображениями, Блад колебался, и пираты
почти силой доставили его на корабль.
Через час, когда на корабль доставили бочки с водой, "Арабелла" и
"Элизабет" бросились в погоню.
"Когда мы вышли в открытое море, – пишет Питт в своем журнале, – и
курс "Арабеллы" был уже проложен, я спустился к капитану, зная, как
болезненно переживает он эти события. Блад сидел один у себя в каюте,
обхватив голову руками, и взгляд его выражал страдание.
– Ну, что с тобой, Питер? – спросил я. – Что тебя мучает? Не мысли
же о де Ривароле!
– Нет, – хрипло ответил Блад и с откровенностью высказал мне все, чем
он терзался: я был его верным другом и, несомненно, заслуживал его доверия.
– Если бы она знала! Если б она только знала! Боже мой! А я-то думал, что
покончил с пиратством навсегда! И этот мерзавец втянул меня в разбой,
грабеж, насилия, убийства! Подумай о Картахене! Что творят там сейчас наши
дьяволы! И ответственность за все это падает на меня!
– Нет, нет, Питер! – успокаивал я его. – За это отвечаешь не ты, а
де Ривароль. Этот подлый вор – виновник всего, что произошло. Ну, что ты
мог сделать, чтобы предотвратить события?
– Я мог бы остаться в Картахене.
– Ты сам знаешь, что это было бы бесполезно. Зачем же тебе мучиться?
– Да ведь дело не только в этом, – со стоном сказал Блад. – А что же
дальше? Что делать дальше? Служба у англичан для меня невозможна. Служба у
французов привела к тому, что ты видишь. Какой же выход? Продолжать
пиратствовать? Но с этим я покончил. Навсегда! Клянусь богом, мне кажется,
остается единственная возможность – предложить свою шпагу королю Испании!
Но оставался еще один выход, которого он ждал меньше всего. И к этому
выходу мы приближались сейчас на своих кораблях, бежавших по морю,
блиставшему в ослепительных лучах тропического солнца".
Корсары шли на север, к острову Гаити, рассчитывая, что де Ривароль до
отправления во Францию должен будет отремонтировать там свои корабли.
Подгоняемые умеренно благоприятным ветром, "Арабелла" и "Элизабет" в течение
двух дней бороздили море, и за все это время дозорные не видели своего
противника хотя бы издали. На рассвете третьего дня корабли попали в полосу
легкого тумана, который ограничивал видимость двумя-тремя милями, и корсары
были озабочены и раздосадованы, что де Ривароль может вообще от них
скрыться.
По записям Питта в судовом журнале, корабли в это время находились на
75ь З07 западной долготы и 17ь 457 северной широты. Ямайка лежала примерно втридцати милях к западу от них по левому борту. Вскоре на северо-западе
показался мощный хребет Голубых гор, похожий на едва заметную гряду облаков.
Голубовато-сиреневые вершины как бы висели в прозрачном воздухе над низко
лежащими грядами тумана. Корабли шли в бейдевинде при западном ветре, и до
корсаров доносился какой-то далекий гул, который для новичков в
военно-морских делах мог бы показаться отдаленным шумом прибоя.
– Пушки! – воскликнул Питт, который стоял рядом с Бладом на
квартердеке.
Блад, внимательно прислушиваясь, кивнул головой.
– По-моему, это милях в десяти – пятнадцати отсюда, где-то около
Порт-Ройяла, – добавил Питт, взглянув на своего капитана.
– Пушечная стрельба неподалеку от Порт-Ройяла… – задумчиво сказал
Блад. – Должно быть, полковник Бишоп с кем-то сражается. Против кого же он
может действовать, если не против наших друзей? При всех обстоятельствах нам
нужно подойти поближе. Дай распоряжение рулевым.
Они продолжали идти тем же курсом, руководствуясь гулом канонады,
усиливавшимся по мере их приближения к месту сражения. Так продолжалось,
наверно, около часа. Блад в подзорную трубу внимательно всматривался во
мглу, вот-вот ожидая увидеть корабли, ведущие бой. Внезапно грохот пушек
умолк.
Корсары продолжали идти тем же курсом.
Все, кто был свободен от вахты, высыпали на палубу и озабоченно
всматривались вдаль. Вскоре они увидели большой корабль, объятый пламенем.
По мере их приближения очертания пылающего корабля вырисовывались
отчетливее, потом на фоне дыма и пламени показались черные мачты, и капитан
Блад ясно разглядел в подзорную трубу трепетавший на грот-мачте вымпел с
крестом святого Георга.
– Английский корабль! – воскликнул он, продолжая осматривать море и
желая увидеть наконец победителя, жертва которого находилась перед ними.
И только подходя ближе к тонущему кораблю, пираты смогли различить
смутные очертания трех высоких судов, удалявшихся по направлению к
Порт-Ройялу. Они сразу же сделали вывод, что три уходящих корабля
принадлежат ямайской эскадре, а потерпевшее поражение судно было,
несомненно, пиратским. Они поспешили подойти к нему поближе, чтобы подобрать
моряков, сидевших в трех до отказа перегруженных шлюпках, качавшихся на
волнах. А Питт неотступно продолжал следить в подзорную трубу за
удаляющимися кораблями: от его опытного глаза не укрылись некоторые их
особенности, и еще через несколько минут он громко объявил о своем
совершенно невероятном открытии. Самым большим из трех кораблей оказался
флагманский корабль де Ривароля – "Викторьез".
Корсарские корабли подошли к шлюпкам и обломкам, за которые цеплялись
моряки с тонущего корабля. Чтобы подобрать всех спасшихся и утопающих,
"Арабелла" и "Элизабет" убрали паруса и легли в дрейф.
Глава XXIX. НА СЛУЖБЕ У КОРОЛЯ ВИЛЬГЕЛЬМА
Одна из шлюпок пристала к борту "Арабеллы", и на палубу поднялся
сухопарый, небольшого роста человек, щегольски одетый в темно-красный
атласный, шитый золотом камзол. Пышный, черный парик обрамлял желтое,
сморщенное лицо, выражавшее крайнее раздражение, и такое же раздражение
светилось в маленьких острых глазах. Дорогой и модный костюм совершенно не
пострадал от пережитого несчастья, и владелец этого костюма держался с
непринужденной уверенностью настоящего вельможи. По всему было ясно, что это
не пират. Вслед за ним на палубе показался второй человек, дородный мужчина
с загорелым, обветренным лицом и добродушной складкой губ. Лицо его было
кругло, как луна, а в голубых глазах мерцал незатухающий веселый огонек. На
нем был хороший камзол без всяких украшений, но при взгляде на эту дородную
фигуру и военную выправку сразу чувствовалось, что этот человек привык
командовать.
Как только сухопарый джентльмен ступил с трапа на шканцы, его острые,
как у хорька, глаза быстро пробежали по пестрой толпе собравшейся команды
