Джордж Макдоналд Фрейзер - Флэшмен в Большой игре
— Интересную жизнь вы вели, — заметил он, — похоже, как я узнал из вашего рапорта — он был одним из главных приверженцев русского плана вторжения и индийского восстания, насколько помню. Способный парень, а?
— Милорд, — поклонился я, — это сущий дьявол.
— Именно так, — покачал головой Пам, — и поле для своих козней дьявол всегда найдет. — Премьер кивнул Элленборо: — Расскажите ему, милорд, а вы, Флэшмен, слушайте внимательно.
Элленборо прочистил глотку и своим взглядом пьяного спаниеля посмотрел на меня.
— Граф Игнатьев, — начал он, — в прошлом году совершил два тайных визита в Индию. Вначале наши агенты услышали о нем в Газни; под видом торговца лошадьми из племени афридиев он прошел через Хайбер в Пешавар. Там мы его потеряли. Как вы и могли предположить, ему легко удалось спрятаться в такой разноплеменной толпе…
— Но, милорд, этого не может быть! — не сдержавшись, перебил его я. — Вы не могли потерять Игнатьева из виду, если бы знали, на что обратить внимание. При всем своем искусстве переодевания он не сможет спрятать одну приметную черту — глаза! Один из них у него наполовину карий, а наполовину — голубой!
— Он мог бы прикрыть его повязкой, — заметил Элленборо, — в Индии достаточно одноглазых. Так или иначе, мы вновь напали на его следы, причем в обоих случаях они вели в одно и то же место — в Джханси. Там он провел два месяца, к сожалению, незамеченным, так что наши люди не смогли до него добраться. Они также не смогли выяснить, что он там делал, мы уверены только, что нечто плохое, — и он указал на чапатти. — Без сомнения, подогревал мятежные настроения. Закончив же свою дьявольскую работу, он через горы вернулся в Афганистан. Этим летом он был в Санкт-Петербурге, но оттуда, как стало известно нашим агентам, вновь ожидается в Джханси. Мы только не знаем когда.
Несомненно, все это было спорно, но я вдруг понял, что не ощущаю ни грана тепла, от бушующего в камине пламени — мне показалось, в комнате вдруг стало холодно, и я слышал, как дождь барабанит по крыше и ветер завывает во мраке за окнами. Я посмотрел на Элленборо, но на его лице мне вдруг померещились жестокие разноцветные глаза Игнатьева, а в ушах у меня снова зазвучал мягкий ледяной голос, как в прошлом, когда он едва шипел, не выпуская зажатой между зубами сигареты.
— Достаточно, не так ли? — поинтересовался Пам. — Мина заложена в Джханси — и если она взорвется… Бог знает, что может за этим последовать. Пока Индия выглядит спокойной, но кто знает, сколько там еще таких Джханси и сколько других Игнатьевых? — Его передернуло. — Мы не знаем, однако можем предположить, что нет более чувствительной точки, чем это место. Русские не случайно выбрали Джханси — мы аннексировали ее всего лишь четыре года назад, после смерти старого раджи и еще не успели хорошенько закрепиться. В этой провинции всегда хватало тугов-душителей[29] и до сих пор нравы там дикие и при этом она — одна из самых богатых в Индии. Хуже всего, что ею управляет женщина — рани,[30] вдова раджи. Она была уже достаточно стара, когда вышла за него замуж, и раджа не успел передать жене право на престол, так что мы взяли рани под свое крылышко — а ей это не нравится. Теперь она правит под нашей опекой, но при этом остается нашим самым отчаянным врагом во всей Индии. Благодатная почва для заговоров маэстро Игнатьева.
Пам помолчал и взглянул мне прямо в лицо.
— Да, мина заложена в Джханси. Но когда именно и где они попытаются поджечь ее, и дойдет до этого вообще или нет — вот что мы должны узнать и любой ценой предотвратить.
Тон, которым он это сказал, заставил меня похолодеть. Я и до этого понимал, что мне все это рассказывают отнюдь не для развлечения. Но сейчас, глядя на мрачные лица, вдруг четко осознал, что если инстинкт прирожденного труса не подводит меня, то вот-вот появится какое-то дьявольское предложение. Я со страхом ожидал последнего удара, а Пам тем временем осторожно ощупал языком свои вставные зубы — чертовски неприятное зрелище, можете мне поверить — и наконец сказал:
— На прошлой неделе Совет по контролю решил направить в Джханси специального агента. Его задачей будет установить, что русские там затевают, насколько серьезны волнения в сипайском гарнизоне и постараться заключить сделку с этой ведьмой-рани, убедив ее, что лояльность по отношению к британской короне — в ее наилучших интересах. — Он постучал пальцем по столу: — А если и когда этот парень, Игнатьев, снова вернется в Джханси — то поработать и с ним также. Согласитесь, это задача не для рядового агента.
И тут, с волной поднимающегося во мне ужаса, я вдруг понял, кто, по их мнению, мог бы решить эту задачу. Но мне оставалось только сидеть и слушать с лицом внимательного идиота, в то время как дело шло к решительной развязке.
— Совет без колебаний выбрал вас, Флэшмен, а я одобрил это решение. Вам, конечно, это не известно, но я наблюдал за вами с тех самых пор, как стал министром иностранных дел. Вы готовый политический агент — и при том чертовски удачливый. Осмелюсь предположить, вы подумали, что работа, проделанная вами в прошлом году в Средней Азии, осталась незамеченной — но это не так. — Пам внушительно наклонился ко мне, покачивая своей огромной головой. — У вас лучшая репутация весьма инициативного офицера, вы знаете Индию, у вас способности к языкам, включая русский, что может иметь первостепенное значение, не так ли? Вы знаете этого Игнатьева в лицо и вам удалось перехитрить его ранее. Видите, Флэшмен, я все про вас знаю.
«Эх ты, старый дурак, — хотелось мне прокричать ему прямо в лицо, — ни черта-то ты не знаешь! Как ты вообще можешь быть премьер-министром, если рассуждаешь таким образом!»
Но я молчал, а Пам продолжил:
— Не знаю, кто бы смог лучше вас справиться с этим делом. Сколько вам лет? Тридцать четыре — вы достаточно молоды, у вас впереди еще длинный и славный путь — ради нашей страны и себя лично.
И этот старый шут со вставными зубами постарался принять величественный вид.
Я ужаснулся. Господь — свидетель: у меня было много приключений, но это превосходило все. Как не раз случалось в прошлом, я вновь пал жертвой моей славной, хоть и абсолютно незаслуженной, репутации — Флэш, герой Джелалабада, человек, последним покинувший Кабул и первым ворвавшийся на батарею под Балаклавой, самый лихой рубака легкой кавалерии, заслуживший медаль от самой королевы и благодарность Парламента. Толпа боготворит этого героя, хотя печенка у него давно пожелтела от страха, как вчерашний заварной крем, — если бы они об этом только знали! А теперь Пам смотрел прямо мне в глаза, а Элленборо и Вуд благоговейно ожидали, что я отвечу. О, если бы я мог последовать своим наилучшим инстинктам, я бы смылся куда-нибудь или, рыдая, уткнулся в чьи-нибудь уютные колени — но, конечно же, ничего этого я не сделал. От ужаса у меня перехватило дыхание, но я уже знал, что мне нужно делать — возвращаться в Индию, с ее жарой, грязью, мухами и черномазыми сифилитиками, чтобы приняться за самое гиблое дело после того, когда Бисмарк посадил меня на трон Штракенца.
