Георгий Мдивани - Твой дядя Миша
Алексей. Это ты о чем, отец?
Агафонов (еще громче). Смердишь водкой! Аж газеты и книги пропахли…
Алексей. А ты не кричи. Что ты от меня хочешь? Агафонов (тоном приказа). Встать!
Алексей вызывающе смотрит на отца и продолжает сидеть.
(Неожиданно хватает сына за грудь и резким движением подымает его со стула. Кажется, еще секунда — и он ударит Алексея. Но быстро меняет тон, тихо.) Я… кому сказал — встать? Иди домой! Там я с тобой поговорю… по душам поговорю!
Алексей покорно, нетвердыми шагами идет к двери и выходит.
(Косо взглянув на Зою.) Почему в десять часов вечера библиотека еще открыта?
Зоя. Здесь молодежь беседовала с Сергеем Дмитриевичем. Только что разошлись.
Агафонов. У нас для собраний клуб имеется. А в читальне чтобы никаких собраний! Понятно?
Рябинин. В этом я виноват, Василий Степанович. Я зашел, здесь товарищи сидели. Случайно разговорились, и вот засиделись до десяти часов.
Агафонов. Я не о вас, Сергей Дмитриевич, а о людях, которые с шести утра уже должны быть в поле.
Рябинин. Я виноват, Василий Степанович, не учел.
Агафонов. То-то. А надо, надо учитывать, Сергей Дмитриевич. В деревне надо всех и всё учитывать. Иначе получится форс-мажор.
Рябинин. Прошу прощения, Василий Степанович. Агафонов. Я не для того, чтобы извинялись. Я хочу только, чтобы вы знали об этом. Бывает, к нам приезжают разные люди, видят наши, так сказать, разные неполадки, а жизни нашей во всей доскональности не знают.
Рябинин. Наверное, бывает…
Агафонов. Я и говорю, что с гостями это бывает. (После паузы.) Но вы же у нас не гость…
Рябинин. Гость не гость, а человек временный. (Встает. Прощается с Зоей.) Спокойной ночи, Василий Степанович.
Агафонов. До свидания! (Провожая взглядом уходящего Рябинина, многозначительно повторяет.) Временный… (Садится за стол, берет газету.) Временный…
Зоя собрала книги и вышла в другую комнату.
Временный… А? (Прошептал.) Прохвост…
Тарас (наклоняясь к Агафонову). Ну и ну! Очень подозрительный тип. Сколько он здесь наговорил! И того у тебя в колхозе нет, и этого не хватает, и там недоглядели, и тут недодумали… Страсть чего наговорил. На наш торф напустился.
Агафонов (насторожившись). Что?
Тарас. Говорит, такое богатство, через него можно урожай вдвое поднять, а вы, говорит, этот торф ногами топчете…
Агафонов. Говоришь, торф? (Обозлился.) Отстань, Чижик!
Возвращается Зоя. Молча собирает со стола журналы и снова выходит.
Тарас. На нашу Марию Сорокину напал… Что это за героиня, говорит, когда все руками делает… а техника на складе ржавеет… Даром, говорит, колхоз деньги выбросил.
Агафонов. Техника?
Тарас (возмущенно). Без техники, говорит, сегодня и курице яйцо не снести. А вы эту технику не уважаете и потому стоите на месте.
Агафонов. Замолчишь ты наконец?
Тарас (чувствует, что Агафонов вовсе не хочет, что-бы он молчал). Агрономы, говорит, у нас неопытные, слабые…
Агафонов (вдруг переспрашивает). Агрономы?
Тарас. Да, агрономы…
Агафонов. Вот сволочь… куда метит.
Тарас. И на твоего Алексея напустился. Ничего, дескать, не делает. Любой практикант, говорит, принес бы больше пользы.
Агафонов (по-прежнему уткнувшись в газету). А как люди?..
Тарас. Слушали, головами кивали… даже поддакивали… А против никто не говорил.
Агафонов (понизив голос). А меня ругали?
Тарас. Нет. Только агрономам досталось.
Агафонов (огрызается на Тараса). А ты чего ко мне прилип?
Тарас (удивленно). Так я же… для твоей пользы, Василий Степанович.
Агафонов. Ты чего здесь делаешь? Одиннадцатый час… Тебе давно сторожить пора, а ты в библиотеке расселся. Хоть бы читать умел…
Тарас. Иду. (Вынимает из большого кармана колотушку.) Вот она у меня. Ружье мое. Ты на меня, Василий, не кричи. Я иду. Ты лучше на других покрикивай, а я человек верный, преданный. (Уходит и уже с порога начинает стучать колотушкой.)
Входит Зоя.
Агафонов (после паузы). Как стенгазета?
Зоя. Готова. (Кладет перед ним четыре экземпляра стенгазеты.)
Агафонов (просматривает газету). Скажи, редактор, почему ваша газета пишет только о полевых бригадах, а о фермах ни слова… ни гу-гу?
Зоя. Это неверно, Василий Степанович. В прошлом номере была заметка о неполадках на молочной ферме, а в этом номере печатаем ответ.
Агафонов. Это я читал. А почему ничего не пишете о птицеферме? Вы знаете, что там куры мрут?
Зоя. Знаем, но почему они мрут, никто сказать не может.
Агафонов. Значит, на то есть свои причины. Без причины на свете ничего не происходит.
Зоя. У нас ведь нет специалистов по птицеводству…
Агафонов (перебивает ее). В том-то и беда, что нет.
Зоя. Поэтому мы и не знаем, что писать.
Агафонов. Вот и надо писать о том, что специалистов у нас нет, а птицы больше десяти тысяч… Это же богатство, а мы плохо за ним смотрим, не бережем.
Зоя (лукаво). О вас, что ли, писать?
Агафонов. Обо мне? Разве я заведую птицефермой?
Зоя. Не вы, а жена… Вот мы и напишем, что товарищ Агафонов подбирает кадры по родственному признаку. (Звонко смеется.) Нет, Василий Степанович!
Агафонов. А разве это неправда? Ведь заведует же Екатерина Григорьевна птицефермой, не имея специального образования?
Зоя. Но ведь и вы не агроном, а таким колхозом заправляете!
Агафонов. Эх, Зоя, Зоя! И ты меня критикуешь… под чужим влиянием…
Зоя. Что вы, Василий Степанович!
Агафонов. Яс тобой о деле говорю, Зоя, а не шутки шучу. Стенгазета должна критиковать людей, так сказать, невзирая на лица.
Зоя. А вы, оказывается, хитрый, Василий Степанович.
Агафонов (наивно). Неужели? А я и не знал.
Зоя. Вы, наверное, задумали сменить Екатерину Григорьевну?
Агафонов. Ничего подобного. (Вдруг, словно спохватившись.) Собственно говоря, почему бы и нет? Она ведь не специалист, а дело-то как выросло! (Доверительно.) Пойми сама, Зоя. Такой фермой теперь должен руководить зоотехник, а не простая колхозница.
Зоя. И вы хотите, чтобы стенгазета приняла удар на себя. Ой и хитрый вы, Василий Степанович!
Агафонов. Да нет, где уж нам…
Зоя. Ох и попадет вам от Екатерины Григорьевны!
Агафонов. Я здесь ни при чем. Ты редактор — тебе и попадет.
Зоя. Все равно вы, Василий Степанович, за все отвечаете.
Агафонов (встал, повторил, словно про своя). <}а все… За все… Ты даже не понимаешь, Зоя, как ты это верно сказала. Я за все и за всех в ответе. Эх, Зоя, будь мне сейчас, как тебе, двадцать лет, я бы иначе распорядился собой. (Посмотрев на Зою.) А сейчас что получается? (Улыбнулся.) Меня на твоих глазах почем зря честят, аж пыль летит, а ты, воды в рот набрала.
Зоя. Что вы, Василий Степанович! Про вас никто плохого слова не говорил.
Агафонов. Ой ли? (Пауза. Снова посмотрел на Зою.) Знаешь что, Зоя?..
Зоя (настороженно). Что, Василий Степанович?
Агафонов (махнув рукой). Ничего… Закрывай библиотеку. Спокойной ночи. (Выходит.)
Зоя постояла, потом села за стол, опершись на локти, и низко опустила голову.
Занавес
Картина третья
Утро. Большая комната в доме Агафоновых. Две тахты, круглый обеденный стол. Комната обставлена по-современному, «по-городскому».
На сцене Степан Макарович, Гордей и Тарас. Гордей заряжает патроны.
Тарас. Я ни за какие деньги не сел бы в этот самый… корабль… который там… к звездам шарахнулся… Во-первых, по-моему, скучно одному сидеть, а во-вторых— не понимаю, зачем туда лететь? И на земле не так уж плохо…
