Георгий Мдивани - Твой дядя Миша
Степан Макарович. Много ты, Чижик, понимаешь!..
Тарас. Чего же тут не понимать, Степан? По-моему, сущие пустяки! В «Московской правде» один ученый писал, что на Венере пятьсот градусов жары! Зачем же посылать туда на мучение человека, когда у нас на земле прохладно и вольготно? Хотя как сказать… может, и я полетел бы… если, конечно, на папиросах напечатали бы мой портрет… вроде той собачки…
Степан Макарович. Собачка-то, Чижик, животное умное. А ты…
Тарас (смеется). Ох и язва ты, Степан! (Оглядывается на дверь.) Куда это хозяйка запропастилась? Во всей деревне давно поели, а вас голодом морят. (Вынимает из кармана большие старинные часы, встряхивает их и смотрит на циферблат.) Господи! Да никак десятый час…
Гордей. Часы у тебя, Тарас, архиерейские.
Тарас. Почти угадал, Гордей. Часы эти особенные. В наших местах любил охотиться генерал, граф Строганов. Вот лет сорок тому назад он и подарил мне эти часы. Душевный был человек…
Гордей (смеется). Я не генерал, а только полковник…
Тарас (перебивает). По мне все едино — что полковник, что генерал… одно слово — командир!
Гордей. А насчет часов — так и быть. Есть у тебя подарок от генерала, пусть будет и от полковника.
Тарас (с деланной скромностью). Что ты, Гордей Степанович! Это ведь только так, к слову пришлось.
Степан Макарович (укоризненно смотрит на Тараса). Вымогатель ты, Чижик, вот что я тебе скажу. На днях сам при мне нашему гостю, инженеру Степанову, хвастался, что тебе эти часы подарил какой-то инженер в царское время.
Гордей (хохочет). А может, это другие часы?
Тарас (с жаром). Ей-ей, другие! Они у меня дома.
Степан Макарович. Вот что, Чижик. Мне Гордей костюм привез — в плечах жмет. (Снимает со стула висящий на спинке костюм.) Ты человек щуплый, он тебе впору будет.
Тарас (берет костюм). Спасибо, Степанушка. Как погляжу, душевный ты человек и мне заместо брата… Без тебя я, бобыль несчастный, совсем пропал бы…
Степан Макарович (сердито). Давай сюда! (Отбирает костюм.) Неблагородной ты породы человек, Чижик! Совсем в тебе стыда нет.
Тарас (повысив голос). Ты чего кричишь на меня?
Степан Макарович. А ты зачем мне акафисты поешь?
Тарас. Это я-то?.. Тебе?..
Степан Макарович. Да. Ты. Мне. И из-за чего? Из-за тряпки. Тьфу, поганая у тебя душа. Уходи, чтобы я тебя больше не видел!
Тарас. И уйду! В самом деле уйду! Вот встану и уйду! (Медленно поднимается с места и идет к двери.) Потом жалеть будешь, Степан. (Уходит.)
Степан Макарович (Гордею). Догони его, Гордей! Подари ему костюм от себя.
Гордей быстро выходит из комнаты и тотчас же возвращается вместе с Тарасом.
Тарас (обиженно). Не желаю я с ним мириться — и точка! Изверг он, тиран! И всю жизнь такой. Хорошо, что сыновья не в него, а в покойницу матушку. Душевная была женщина…
Гордей. Дядя Тарас! (Подает костюм.) Прими отмени на добрую память.
Тарас. Ну от тебя — другое дело. (Рассматривает костюм.) Буду щеголять по последней моде. (Посмотрев на Степана Макаровича.) А от него— ничего не хочу! Спасибо, Гордей Степанович. (Снова собирается уходить.)
Гордей. Куда спешишь, Тарас? Позавтракай с нами.
Тарас. Спасибо, я уже…
Степан Макарович. Он уже, наверное, трижды заправлялся. Он такой… С утра любит в гости ходить.
Тарас (Гордею). Вот таким манером все время меня шпыняет. А день к нему не зайдешь — сердится. (Степану Макаровичу, повысив голос.) Ну чего тебе надобно? Я ведь знаю, что тебе без меня скучно.
Степан Макарович (добродушно). Это ты правильно сказал, Чижик. Для меня ты как вино или какое-нибудь космическое представление.
Тарас (обиделся). Врешь, мучитель!
Степан Макарович (покровительственно улыбаясь). Вру, вру, Чижик. (Берет его за плечи.) Садись!
Гордей (хохочет). Можешь ли ты, отец, хотя бы день прожить без дяди Тараса?
Степан Макарович. Я — хоть всю жизнь. Только он сам не отстает.
Тарас. Душегуб ты, вот что я скажу! (Садится рядом со Степаном Макаровичем.)
Гордей взял полотенце и выходит из комнаты.
Какого ты, Степан, сына вырастил! Полковника! Понимаешь это, старик?
Степан Макарович. Почему сына, а не сыновей? А Василий?
Тарас. Василий — это Василий, а Гордей — это особенная личность. Крылья у него другие. (Многозначительно.) Голова! А Василий как был мужик, так и остался. Вроде как ты да я.
Степан Макарович (передразнивает его). «Ты да я». Чем тебе плох Василий? Его в газетах хвалят, к нам со всех сторон экскурсии наезжают, а ты его с собой равняешь! Он личность государственная! Тебе этого, Чижик, не понять.
Тарас (скептически). Я свое понятие имею. Какая же это государственная личность, ежели он без образования. Кругом — председатели агрономы, а он два класса приходского училища окончил, и стоп! Вот на днях этот приезжий из Москвы такую баню закатил… Ай-яй-яй!
Степан Макарович (насторожился). Какой приезжий?
Тарас. Этот самый агроном, Рябинин. Целое собрание устроил и такого наговорил…
Степан Макарович. И что он, Василия ругал?
Тарас. Не то чтоб ругал, а вроде… Отсталый ты человек, Степан. Это в старину говорили «ругать», а теперь это называют «критиковать». Вот что!
Степан Макарович. А что он говорил?
Тарас. Говорил, что наши агрономы плохо работают, никуда не годятся.
Степан Макарович. Значит, и Алексей тоже?
Тарас. Выходит. Говорил, что они не помогают расти колхозу.
Степан Макарович. Куда еще нашему колхозу расти? И так чуть не до самой Москвы наша земля. Ты что, спятил?
Тарас. Да это не я, а он, Рябинин. Говорит, земли у нас уйма, техники хоть завались, а вот агрономии, говорит, не хватает. Ежели председатель действовал бы согласно науке — вдвое, говорит, можно всего достичь. Вот какие дела…
Входит Гордей.
Степан Макарович (передразнивает Тараса). «Согласно науке». Что он, твой Рябинин, предлагает? Телятам доклады читать, как им лучше расти, или, может, скрещивать свеклу с пшеницей?
Тарас. Не знаю… Теперь все может быть. Я в агрономии человек темный.
С улицы входит Екатерина. На ходу она снимает шарф, лицо у нее расстроенное и сердитое. Не глядя ни на кого, она проходит в другую комнату.
(Шепотом.) Сердитая она сегодня. Быть буре… Я лучше пойду.
Степан Макарович. Сиди, обойдется. А как же ей не быть сердитой?
Тарас. Так раскритиковали, обложили… Прямо обидно за человека.
Входит Екатерина с кипящим самоваром.
Екатерина (услышав последние слова Тараса). Тебя, Чижик, ник го не просил за меня заступаться. Я и сама за себя постою. (Ставит самовар на стол.) Тоже опекун нашелся! (Снова выходит.)
Степан Макарович (подмигнув Тарасу). Попало, Чижик? Чего суешь нос не в свои дела?
С улицы входит Агафонов.
Агафонов. Проголодались? Небось хозяйка весь гнев на вас срывает?
Екатерина вносит большой поднос с завтраком.
Екатерина (услышав слова мужа). И ты, председатель, хорош! Нечего сказать!
Агафонов. А что я могу сделать? Ты хочешь, чтобы я запретил критику. Может, и стенгазету прикажешь закрыть?
Екатерина. Ничего я от тебя не хочу. Только оставь меня в покое. А на ферму я больше не пойду. Не дам над собой смеяться.
Агафонов. Постановление правления о твоем освобождении еще не подписано. Значит, пока будешь работать.
Екатерина. Ты что, собираешься меня еще перед правлением срамить?
Агафонов (подмигнув Гордею). А как же без правления? Дело это общественное. Хотя по-родственному могу тебе помочь, напишу: «Освободить от работы по семейным обстоятельствам». Ввиду того, что Екатерине Григорьевне Агафоновой следует потрудиться дома, так сказать, для здоровья собственного мужа…
