Дмитрий Жуков - Бранислав Нушич
Ханжи и скаредники, берегущие свое нерадостное спокойствие и невесть для чего набитый карман, наверное, никогда не поймут щедрой натуры Бранислава Нушича, который подобно очарованному страннику, швырявшему под ноги цыганке сторублевых «лебедей», испытывал величайшее наслаждение даже оттого, что имел возможность одарять прекраснейшее из творений природы — любимую женщину. В извечном споре о неразделенной любви (что лучше — любить или быть любимым?) прав тот, кто утверждает, что любовь — это счастье, мучительно-жестокое, но все-таки счастье.
Красота Любицы не была холодной, спокойной. В каждой черте ее прекрасного лица, в каждом движении совершенного тела сквозила нервность и страстность…
Внимания ее домогались самые блистательные мужчины высшего сараевского общества, из-за нее устраивали поединки молодые офицеры. Ее взбалмошность терпеливо сносил директор театра, а скандальная хроника их отношений вскоре стала притчей во языцех. Любица оказалась способной актрисой. Не без содействия господина директора она стала получать заметные роли — Лизы в «Смерти Гоголя» Донадини, Зоны в «Зоне Замфировой», некогда написанной по нушичевскому сюжету… Играла в оперетте, где с блеском пела и танцевала.
В одной из анонимных рецензий, помещенной в местной газете, помимо прочего говорилось о ней и о Нушиче в связи с постановкой комедии Мэннерса «Пег, мое сердце»:
«Г. директор Нушич двинулся по пути так называемого развлекательного репертуара, которым угождает нашей публике, желая постепенно завлечь ее на драму… Это первая большая роль мадемуазель Д. У мадемуазель красивая театральная внешность, довольно хорошая мимика, уверенные движения… Она усердно поработала над своей благодарной ролью. Наш театр получает в лице мадемуазель Д. большое дарование, и ей можно пророчить хорошую театральную будущность…
В постановке заметна заботливая рука режиссера г. Сибирякова, хотя вещь и не годится для режиссерского дебюта. Хотелось бы видеть в постановке г. Сибирякова более сильную вещь».
Среди режиссеров сараевского театра мы встречаем имена Александра Сибирякова и Лидии Мансветовой, часто фигурирующих в переписке Нушича с Евтичем. Русских в Югославии в послевоенные годы было много, более двадцати пяти тысяч человек. Кроме офицеров и солдат белой армии, которых приютил король Александр, в эмиграции оказалось много писателей, врачей, актеров, художников, ученых. Почти все они тосковали по родине, но, не имея возможности вернуться, честно и много работали и заслужили глубокое уважение югославов.
Нушич общался с известными режиссерами Андреевым, Ракитиным, Верещагиным, бывшими артистами Художественного театра Греч и Павловым. В его доме бывали Лиза Попова и Ксения Роговская, ставшая женой известного композитора Христича. В белградском Народном театре работал художник Леонид Браиловский. Жена его, Римма Браиловская, создала костюмы к постановке исторической трагедии Нушича «Найденыш». Учениками Браиловского были Жедринский, Загоренюк, Исаев, Вербицкий и известнейший югославский художник Сташа Беложански, который оформлял все нушичевские спектакли, кроме «Госпожи министерши» (художник Вербицкий). Юрию Ракитину принадлежит первая послевоенная постановка «Путешествия вокруг света». В опере были известны Холодков, Юренев, в балете — Кирсанова, Фортунатов…
Попытка привлечь публику опереттой, а затем приучить ее к серьезным вещам оказалась несостоятельной. Хотя театр и ставил хорошие пьесы, оперетта постепенно стала пожирать драму. Требовались хорошие оркестранты, роскошные костюмы. В сезон 1926/27 года публика принесла в кассу 2 миллиона динаров. Из них оперетта дала миллион 300 динаров, но истрачены на нее были и те 700 тысяч, которые заработала драма. Театр просил дотации. Оперетту прикрыли, но было уже поздно.
Еще в первый год своего пребывания в Сараеве директор решил усовершенствовать техническое оснащение здания. Городская община обещала 750 тысяч динаров, но когда работы были окончены, обозначился долг в 2 миллиона динаров.
Долги росли, и в поисках выхода из положения Нушич предложил министерству просвещения слить театры в городах Сараево и Сплит в один театр, надеясь этой мерой сэкономить деньги на театральном инвентаре и получить возможность распоряжаться сразу двумя государственными дотациями.
Предложение Нушича приняли, но дотацию оставили только одну. Многих актеров пришлось уволить, что вызвало гнев Союза актеров. Положение еще больше обострилось, когда из-за отсутствия денег в кассе актерам стали выплачивать половинное жалованье. Дело кончилось забастовкой. Актеры покинули театр, и 11 марта 1928 года основали собственную труппу в кафане «Европа». В самом театре разыгрывались неприятные сцены. Судебные исполнители выносили из здания все ценное имущество. Фоторепортеры публиковали сенсационные снимки.
У Нушича опустились руки. 1 апреля 1928 года он тайком покидает город, в который приехал преисполненный радужных надежд. О том, как встретил его Белград, мы узнаем из письма Нушича Боре Евтичу, после отъезда Нушича исполнявшему обязанности директора театра. Письмо помечено 14 мая.
«Поверьте, сегодня я впервые сел за письменный стол. Вы и сами знаете, что в Сараеве у меня была депрессия в тяжелой форме, и я едва дождался возможности бежать из той среды и отдохнуть душой. Но никакого отдыха не получилось. Только я приехал в Белград, как мне пришлось пережить смерть доброй старушки, матери моей жены… Похороны, горе в доме, плач и все новые расстройства. Только это прошло, как перевернулся транспорт с вещами, прибывшими из Сараева. Вся моя мебель переколочена, о чем вы, наверно, читали в газетах. Убыток оценивается в более чем 27 тысяч динаров.
А когда я наконец вселился с поломанными вещами в квартиру, меня загнала в постель неимоверная нервная слабость. Вот почему я не выполнил своего первейшего долга и не написал Вам…
Я Вас не спрашиваю, как идут там дела. Знаю, что ничего хорошего и быть не может, раз театр находится в таком тяжелом финансовом положении. Вашим нервам можно только позавидовать, так как после всех неприятностей вы все еще способны трудиться. Я потерял целый месяц и только сейчас начинаю работать. Посмотрим, что из этого получится…
Я не получил жалованья за январь, февраль, март. Я здесь нуждаюсь, так как вынужден жить исключительно на свою пенсию в 2500 динаров ежемесячно, а за квартиру плачу 3000 д. Разве нельзя высылать мне деньги небольшими суммами, в счет неполученного мною жалованья? Как сейчас дела у новой труппы? Есть ли у вас что-нибудь новое в репертуаре? Как с посещением? Раскаиваются ли диссиденты (отколовшаяся и создавшая собственный театр часть труппы. — Д. Ж.), что не приняли нашего первого предложения? Что они собираются делать дальше?..»
Денег из Сараева Нушич не получил — их попросту не было в театральной кассе.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
ТРИУМФ И СМЕРТЬ АГИ
Спасое. Идеал, дитя мое, все то, чего человек не может достичь.
«Покойник»Станойло. …Уничтожены обычаи, уничтожены люди, уничтожена целая жизнь! Новое, как метель, налетает, кричит, орет: прочь с дороги, а не то растопчу!
«Белград прежде и теперь»…Однажды он, преисполненный восторга и гордости, изложил мне план моего погребения: во главе процессии понесут подушечки с орденами, потом венки, хоругви, потом пойдет хор певчих и так далее…
— Только прошу вас, — прибавил он, — вы уж постарайтесь умереть летом. Летом день длиннее и церемонию не приходится сокращать.
Как видите… я не только примирился с содержанием этой последней главы моей биографии, но и сделал все необходимые приготовления. Теперь мне остается только умереть, чтобы публика, ожидающая конца представления, могла разойтись по домам. Я обещаю вам, что и в этом отношении я сделаю все от меня зависящее.
«Автобиография»ГЛАВА ПЕРВАЯ
О ПОЛЬЗЕ НЕПРИЯТНОСТЕЙ
Год 1928-й принес Нушичу большие неприятности.
Суд лишил его всех отчислений со спектаклей Белградского и Загребского театров. Белградские сплетники злорадно пережевывали слухи о его сараевских неудачах. Опутанный долгами и отлученный от театрального кипения, Ага чувствовал себя несчастным и никому не нужным. Мучительная нервозность выгоняла его из-за письменного стола и отправляла в продолжительные прогулки по городу. Он заходил в кафаны, заказывал кофе и курил, курил, курил…
В одной из кафан к нему подсел пожилой человек.
— Господин Нушич, из-за вас мой сын провалился на школьном выпускном экзамене.
— Каким это образом? — удивился Нушич.
— Видите ли, экзаменатор попросил его перечислить все, что вы написали, а он не знал и половины.
