KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Поэзия, Драматургия » Сценарии » Андрей Михалков-Кончаловский - Андрей Рублев

Андрей Михалков-Кончаловский - Андрей Рублев

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Андрей Михалков-Кончаловский, "Андрей Рублев" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Я другую напишу.

— Запомни мои слова: хочешь учиться — учись, не хочешь — ступай отсюда поскорее и… — Андрей сбивается и умолкает. — Я три года Даниилу кисти мыл, пока он мне икону не доверил, чудо! И не подновить, а отмыть только!

— А ты не доверяешь?

— Так как же тебе доверять?! Ты же врешь на каждом шагу! Пришел вчера! Ряса липкая, склеилась вся! Ну где ты вчера был?

— На пасеке, — вызывающе честно отвечает Фома.

— А вчера сказал, что купался? Ты посмотри, на кого похож! — Андрей останавливается около лесной дождевой лужи. — Ты посмотри, на кого ты похож, — толкает Андрей в затылок Фому, — примочи, что ли, землей затри, а то заплывешь весь, как боров…

— Да теперь уж поздно небось, — становясь перед лужей на одно колено, бормочет Фома, — не поможет…

— Сочиняешь ты, брат, без конца, — задумчиво глядя в воду, говорит Андрей.

Паук-водомер стремительно скользит по воде, проворно отталкиваясь от ее упругой поверхности.

— Я даже думаю, может, ты болезнью заболел какой?

— Какой болезнью? — испуганно спрашивает Фома.

— Есть, наверно, такая болезнь, что человек врет, врет и остановиться никак не может.

— Все врут. — Фома достает со дна лужи кусок глины и прикладывает ее к распухшему лицу. — Настоятеля промеж себя кроете почем зря, а потом к руке прикладываетесь… Брат Николай пьяный напился, а сказал, что болен… Да сам ты, тоже…

— Что я сам? — вспыхивает Андрей.

— А ничего…

У дерева, в тени кустов, покрытых невзрачными цветами, стоит Кирилл. Обдирает кору с молодого ствола орешины и прислушивается к разговору учителя с учеником.

— Что ж замолчал-то? — сердито подзадоривает Андрей Фому.

— Да ты же и сам тоже правду-то не всегда говоришь! — взрывается Фома. — Не взлюбишь кого, так уж правду ему в лицо, хоть убей, не скажешь, что я дурак, что ли!

— Кого это я не взлюбил? — поражается Андрей. — Ты что, совсем обалдел? Не соображаешь ничего…

Фома многозначительно и обиженно ухмыляется, размазывая по лицу мокрую глину.

Вот уже два водомера бегут по глубокой воде, огибая сосновые иглы и травинки с приставшими к ним пузыриками воздуха, замирают на бегу, и ветер упрямо относит их по луже, в которой отражаются верхушки леса.

На влажный песок садится трясогузка. Бежит на своих черных проволочных ножках, оставляя еле приметные следы, и мелко-мелко, пружинисто трясет суетливым хвостом…

— Глянь, Фома, — шепчет Андрей.

— Чего? — обиженно бормочет Фома.

— Глянь, говорю.

— Чего «глянь»?

Трясогузка вдруг замирает на мгновение, потом прыгает в сторону и исчезает.

— Ничего, балда… — вздыхает Андрей и идет прочь по дороге. — Не понимаю, как я тебя в ученики взял?!

— У тебя все так… сначала одно, потом другое. Сам отцу Даниилу говорил: «Этот на аршин в землю видит и голубец[4] любит». Да…

— Так ты же тогда другим человеком был! Старался, не врал.

— Все равно я лучше всех вижу!

— Что?! — возмущается Андрей и останавливается посреди дороги.

— Да…

— Что «да»? — вдруг взвивается Андрей. — Ну, ладно! Ошибешься сейчас — три года кисти мыть будешь! Всё?

— Ну… — неуверенно отвечает Фома и уже жалеет, что хвастал.

— Что это? — спрашивает Андрей, указывая на придорожную ракиту, развесившую по ветру легкие ветви.

— Чего… Ракита… — Фома испуганно медлит… — Вьюн…

Андрей пренебрежительно улыбается:

— Вьюн… Какой же это вьюн? Это же хмель, чучело!

— Ну, хмель…

— «Ну, хмель»! Не «ну, хмель», а хмель!

— А чего ты кричишь?! — обижается Фома. — Сам позвал, а еще кричит!

— Мыть тебе три года кисти, парень! Темный ты, брат, человек! Хмель — это же, знаешь… Он же другой совсем. Никаких правил не признает. Видишь, эту плеть вправо выкинул, а этой влево хотел размахнуться, да места нет, тогда он ее вниз вывесил — и опять красиво. — Объясняя, Андрей помогает себе руками и все более увлекается. — Никаких для него, пьяного хмеля, законов нету: все деревья вверх растут, трава и цветы, а этот, видишь, доверху дополз, дальше некуда, он вниз пошел расти. И все хорошо. Как вздумается, так и украшает… — Андрей вдруг осекается, и взгляд его становится бешеным: Фома стоит к нему спиной, не слушает и демонстративно смотрит в сторону.

— А ты знаешь, — тихо говорит Андрей, — ты такой умный стал, что я тебя вообще учить больше не буду.

— А чего мне учиться, — усмехается Фома. — Мне же все равно кисти мыть. — Голос Фомы дрожит от обиды.

— Все! Не могу больше! Не могу! Иди к Кириллу в ученики, прости меня, господи! — Андрей сердито поворачивается и, стараясь казаться спокойным, идет в лес.

— Ну и пойду! Подумаешь… — бурчит малый.

В лесу звонко и однообразно поет малиновка. Глазами, полными слез, Фома внимательно смотрит на злосчастную ракиту. Взгляд его следит за прихотливым движением хмеля, который ползет вверх, переплетается, множится, разбрасывает во все стороны завивающиеся усы и светло-зеленые шишечки с тонкими сухими чешуйками, собранные в легкие шелестящие гроздья.

Фома вздыхает, оглядывается и слышит далекий и звонкий голос Андрея:

— Фома-а-а!

Малый не отвечает.

— Горе-мученик! Иди сюда-а-а!

Из-за деревьев появляется Андрей.

— Не пойду я, — ворчит Фома.

— Чего?!

— Ничего, — бормочет Фома и плетется навстречу учителю.

Трясогузка легко проносится по песку, вспархивая крыльями и задевая облетающие одуванчики, хватает не успевшего удрать водомера и проворно исчезает среди зарослей.

Когда Андрей и Фома скрываются за поворотом дороги, Кирилл выходит из-за кустов и, криво улыбаясь, подходит к луже. Он склоняется над ней, видит на ее поверхности свое темное отражение, потом медленно идет вдоль дороги, задерживается на минуту возле увитой хмелем ракиты и торопится дальше. Подойдя к повороту, он осторожно выглядывает из-за дерева и выходит из-за своего прикрытия, когда убеждается, что впереди дорога пуста.

Кирилл бросается обратно, бежит наугад, раздвигая гибкие ветви орешника и вдруг застывает, едва не выскочив на покрытую папоротником поляну, внезапно упавшую к его ногам.

Андрей и Фома стоят посреди поляны и о чем-то разговаривают. Показывая что-то Фоме, Андрей садится на корточки. Фома садится рядом и смотрит на землю. И вдруг, к изумлению Кирилла, оба ложатся в папоротники и ползут куда-то в сторону.

Сплошные заросли папоротника гигантским лесом окружают Андрея и Фому со всех сторон. Гладкие блестящие стволы, дымный полумрак, солнечный свет медленно опускается, струясь на плоские, смыкающиеся кроны папоротников, закрывающие небо.

— Нравится? — спрашивает Андрей.

— Ничего… — отвечает Фома.

— Да ты посмотри как следует!

Сквозь редеющий папоротник сияет вода. Они подползают к самому берегу лесного озера.

— А что, пошел бы учиться к другому от меня? — вполголоса спрашивает Андрей.

— Так чего ж, если прогоняешь…

— Ну, ладно, ладно, — улыбается Андрей и вдруг становится серьезным. — Смотри, чего это? — Он осторожно раздвигает папоротник.

Пара лебедей. Она приводит себя в порядок, розовым клювом перебирает каждое перышко, выдергивает и бросает на воду слабые. А он самоуверенно смотрит на нее, оплывает вокруг, двигаясь мягкими толчками, а голову держит высоко, ровно, переполненный чувством собственного достоинства.

Тонкая ветка ивы с узкими листьями кланяется, касаясь воды, словно пьет, и от этого по воде расходятся круги.

Кирилл, вытянув шею и продолжая улыбаться, выходит на середину поляны, туда, где только что стояли Андрей и Фома, и внимательно осматривает землю у себя под ногами. Но, очевидно, не находит того, что ищет.

Тогда, воровато оглянувшись, он наклоняется к самой земле и смотрит в гущу папоротника. И опять ничего не находит.

Недоумевая, Кирилл нерешительно становится на колени, затем, осторожно раздвинув папоротник, ложится на землю и ползет, недоуменно оглядываясь по сторонам.

А лебеди скользят по озеру и над омутом, где вода таинственно темнеет, становятся ослепительно белыми. Коснувшись друг друга, они замирают и, изогнув шеи, смотрят в черную глубину омута, и невозможно понять, что они сейчас вспоминают, что чувствуют…

Ветка ивы кланяется, будто пьет, и черные круги разбегаются по сверкающей воде во все стороны.

Андрей и Фома, затаив дыхание, лежат в папоротнике, у самой воды.

Поперек неподвижного озера, мимо оцепеневших, замерших пар, медленно плывет лебедь. Что-то беспокоит его. То ли одиночество, то ли бесконечно однообразные поклоны ивовой ветки к воде и расходящиеся от нее таинственные круги…

— Что это он? — шепчет Фома.

— Вожак, — одним дыханием отвечает Андрей.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*