Юрий Нагибин - Виват, гардемарины!
По лицу шевалье было видно, что рана его смертельна.
Он не сводил глаз с Анастасии.
— Ну, вот и все… Теперь вы будете принадлежать мне вечно. Как бы ни сложилась ваша судьба, я всегда буду жить в вашем сердце…
— Дайте я перевяжу вас. — Она вытерла о свой камзол перепачканные кровью руки.
— Не надо, звезда моя… Ах, как я гнался за тобой… — Он быстро терял силы, голос его звучал глухо. — Дорого мне стоил твой последний русский…
— Я тоже русская. — Она осторожно вытерла лоб шевалье.
— Красота всемирна, — из последних сил попытался пошутить Брильи.
— Не умирай, Сережа! Не умирай… — Анастасия обняла его голову и разрыдалась.
Неожиданно стало тихо. Поняв бессмысленность продолжения драки, головорезы пустились наутек.
Никита и Алеша обессилено рухнули на лавку.
Саша склонился над Анастасией.
— Пойдем, — сказал он жестко.
— Оставь нас, — скорбно отозвалась Анастасия. — Он спас мне жизнь, он меня любит…
— Любил, девочка моя… Теперь я уже весь в прошедшем времени.
Глаза Брильи затуманились, он начал жадно ловить ртом воздух.
Обрывая пуговицы, Анастасия расстегнула ему камзол.
В руки ей упал сложенный вчетверо лист исписанной бумаги, край его был окровавлен.
Цепляясь за остатки сознания, Брильи еле слышно прошептал:
— Пустое… Как глупо я потратил жизнь… Звезда моя, я иду к тебе…
Белые просторы России.
Ветер обдувает порошу с наста.
Застыли обледенелые деревья над черной прорубью.
Из-за холма появились четыре всадника и остановились.
Это были Саша, Алеша, Никита и Анастасия. Лица их за время путешествия возмужали. Они обнажили головы и молча созерцали знакомый русский пейзаж с колокольней. Совсем недавно по этим местам увозила их карета в далекую Пруссию.
Безлюдно, тихо. Только четыре всадника стоят на холме.
Друзья возвращались домой, в Россию.
Будуар императрицы Елизаветы Петровны.
Рука вице-канцлера держала письмо, то самое, которое Анастасия нашла на груди у умирающего Брильи.
Бестужев склонился в низком поклоне.
— Матушка-государыня, и вновь вы не изволите себя решением обременять…
Императрица, заканчивая перед зеркалом туалет, пробежала пуховкой по плечам и груди, поправила на шее изумрудное ожерелье.
— Опять вы меня мучаете. Не ко времени! У нас такой светлый, такой торжественный день! Обсудим ваши дела после приема.
— Боюсь, что будет слишком поздно, ваше величество. Благоволите прочесть сейчас. К торжеству нашему оно имеет прямое касательство. — И, видя неудовольствие Елизаветы, Бестужев добавил: — За это письмо, государыня, заплачено очень дорогой ценой.
Елизавета небрежно взяла письмо.
— Боже мой, что это! — воскликнула она с ужасом.
— Кровь. Об этом я и говорю вам… Это письмо большая удача для нас. Его нашли в камзоле мертвого де Брильи.
— Кто писал?
— Король Фридрих Прусский, ваше величество.
Государыня углубилась в чтение. Постепенно лицо ее приняло гневное выражение:
— Это письмо полицейского, а не короля!.. Наставление в шпионаже!..
— Король придает этим вещам огромное значение. Известно его высказывание: «Герцог де Субиз берет с собой на войну сто поваров, я же предпочитаю впереди армии выставить сто шпионов».
— Кому адресовано послание? — спросила Елизавета с презрением.
— Одной весьма знатной особе, — неторопливо начал Бестужев. — Полагаю, она не откажется это подтвердить. — И не дожидаясь согласия государыни, он приоткрыл дверь и негромко сказал дежурному офицеру: — Государыня желают видеть герцогиню Ангальт-Цербстскую с дочерью.
— Вы в своем уме? — возмутилась таким самоуправством императрица.
— Сейчас увидим. — Бестужев кротко опустил глаза. — Коль ошибаюсь, уйду в отставку.
— Как вы несносны в своем упрямстве! — раздраженно воскликнула Елизавета.
— Для блага трона и державы. — И вице-канцлер со смиренной гордостью склонился перед императрицей.
По коридору дворца стремительно двигались две тоненькие фигурки — мать и дочь. Иоганна ловила в каждом зеркале свое отражение.
Она задержалась возле роскошного напольного зеркала в резной золоченой раме.
— Дочь моя, запомни… Ты делаешь глубокий реверанс, а я встану вот так. — Она приняла вычурную позу и вдруг ловко сняла с плеч дочери соболиную накидку. — Соболя не носят в твоем возрасте! Это нескромно. Воистину царский подарок! Я же говорила, что тетка Эльза полюбит тебя… «Ангел мой! С тех пор, как я увидела тебя, жизнь моя приобрела смысл…».
Она вдруг увидела свою дочь — маленькую, испуганную и несчастную.
— Боже, что за поза! Подбери зад! — Она больно щелкнула Фике по попке.
— Расправь плечи! — Очередной толчок в бок. — Держи спину! — Шлепок между лопаток. — Голову выше… выше! — Жестким пальцем мать подняла подбородок дочери. — И не надо смотреть так грустно! Печаль не к лицу молодой особе. Улыбнись… радостнее, веселей, беспечней. Вспомни что-нибудь хорошее…
И, откликнувшись на материнский призыв, Фике неожиданно улыбнулась, широко, светло и радостно.
— Вот и хорошо! Значит, так… «Жизнь моя приобрела смысл…». Как там дальше?
— Не волнуйтесь, маменька, — Фике выпрямилась, — я все помню. Идемте! Нас ждут. — И она первая направилась по коридору.
Иоганна проводила ее удивленным взглядом.
Императрица стояла у окна, внимательно изучая письмо, когда за ее спиной распахнулась дверь. Она оглянулась и увидела мать и дочь в отрепетированных позах. Позади них стоял вице-канцлер.
— Ангел мой, Эльза, — с умильным восторгом начала герцогиня, — с тех пор, как я увидела вас… — Глаза ее с ужасом уставились на письмо, которое Елизавета держала за уголок, но она продолжала автоматически произносить заученный текст: — Жизнь моя приобрела… смысл… Я живу ради… вашей…
— Сударыня, вам знакомо это письмо? — перебив ее, ледяным тоном спросила императрица.
Бестужев не мигая смотрел на гостью.
— Нет! — Иоганна охнула, закатила глаза и, застонав, схватилась за сердце. Стоны герцогини остались без внимания.
Государыня повернулась к Фике.
— А вы знаете, кто писал это письмо?
Она протянула лист девушке. Та внимательно всмотрелась в строки, со страхом огляделась по сторонам, опустила голову и тихо произнесла:
— Почерк дяди Фрица, прусского короля…
— Вы читали его?
Фике отрицательно покачала головой, в глазах ее появились слезы.
Иоганна, оправившись от первого потрясения, сделала шаг вперед, прикрывая собой дочь, и быстро произнесла:
— Моя дочь ничего не знает!
— Значит, есть что-то, что вашей дочери не надлежит знать? Что именно? — не выдержал Бестужев.
Иоганна прикусила язык. Государыня строго взглянула на вице-канцлера.
— Один Бог свидетель, как я ждала тебя, дитя мое. — Елизавета печально смотрела на Фике. — И как горестно видеть, что я ошиблась…
Она отвернулась к образам и тяжело вздохнула. Одна из лампад погасла.
Елизавета попыталась зажечь ее от свечи.
Фике почувствовала острую жалость к этой немолодой и одинокой женщине.
— Нет! — искренне вскрикнула она. — Нет, вы не ошиблись!.. Я так благодарна вам! Самое страшное — это ваша немилость… Поверьте, я не лгу вам, ваше величество! Я действительно не читала этого письма, но догадываюсь о его содержании…
— Ваш дядя Фриц, — ядовито спросил Бестужев, — тоже давал вам поручения? — Вице-канцлер буравил принцессу глазами.
Все взоры были прикованы к Фике. Императрица замерла с горящей свечой в руке. Дрожащими пальцами Иоганна отерла повлажневший лоб.
Сознавая роковую важность момента, Фике внимательно оглядела присутствующих. Она словно решала непосильную задачу. Когда напряжение достигло предела, она выдавала из себя с трудом:
— Да, король Прусский подробно объяснил мне мои обязанности.
— В чем же они? — Голос вице-канцлера звенел торжеством.
Фике глубоко вздохнула и, обращаясь к Елизавете, произнесла:
— Добиться вашей дружбы. Стать его глазами и ушами при русском дворе. Доносить… Простите меня, маменька!..
— Дрянь! — прошептала возмущенная Иоганна, пытаясь незаметно ущипнуть дочь. — Не верьте ей, она не в своем уме!..
— Оставьте девочку в покое, — сказала, подходя к Фике, государыня. — Как вы можете так поступать? Ведь это ваша кровная дочь! — Елизавета встала между ними, как бы оберегая Фике от матери. — Что стоит за твоей откровенностью, дитя мое? Ты немка, лютеранка, король Фридрих — покровитель вашего дома.
— Моего маленького, зависимого, нищего дома… — Фике окончательно разрыдалась. — Приглашение в Петербург было для меня высшим счастьем, сказкой, такой непохожей на мою прежнюю жизнь. Я еще мало знаю русских, но те, кого я встретила во время нашего путешествия, покорили меня своим благородством и великодушием. Я много думала в дороге… Я выбрала Россию! Я хочу стать русской и сделать все, чтобы ваш народ полюбил меня. — Она бросилась на колени перед образами. — Я могла бы поклясться вам на иконах, и я сделаю это, как только приму православие. — Она подняла к Елизавете свое заплаканное лицо. — Ваше величество, станьте моей крестной матерью!..
