Роберт Фрост - Неизбранная дорога

Когда мы на ночь дверь запрем
И наглухо закроем шторы,
Цветы мы не пускаем в дом:
Они - снаружи, за окном,
Где в темноте скребутся воры
И ветер свищет за углом.
Но нет, никто их не обидит
Средь ночи: мир не так жесток!
И если сломанный цветок
Нашли мы утром за порогом, -
Наверное, не кто иной,
Как я, в потемках поздних сидя
Под восходящею луной,
С ним заигрался ненароком...

Нынче, выйдя из дома,
От вороны знакомой
Я услышал: "Урра!
Я ищу вас с утра.
Как дела? Вы не в лес ли?
А здорова ли Лесли?
Зяблик-друг,
Улетая на юг,
Ей просил передать,
Что не мог больше ждать.
Ночью звездной
Дунул ветер морозный,
Зяблик так расчихался -
Даже хвост растрепался!
И когда улетал,
Лесли он передал,
Чтоб она не скучала,
Теплый шарф надевала
И каталась с горы
У барсучьей норы.
И добавил, что, если
Будет умницей Лесли,
Он опять через год
Прилетит и споет".

Втроем они стояли, внемля ветру,
Который бился и ломился в дом,
Глотая и выплевывая снеги, -
Супруги Коль, спросонья кое-как
Одеты, Мизерв в шубе не по росту.

Он первым начал. Указав назад,
Через плечо, своею трубкой, начал:
"Вы видите, как пляшет он на крыше,
Сворачиваясь в свиток к небесам.
Вмещающий все имена на свете. -

Я позвоню жене сказать, что я
У вас, недалеко, да и поеду.
Я дам два-три звонка, чтоб, если ей
Заснуть случилось, и не просыпаться..."
Он позвонил, прислушался, сказал:
"Как, ты не спишь? Летт, я у Колей. Буду
Попозже. Я звоню тебе сказать
Спокойной ночи. До утра, родная.
Я знаю, Летт, я знаю. Ну и что?
Раз надо, значит надо. Все не так уж
И скверно. Дай мне час. Ха-ха! Зачем
Мне три! Да, три, но это было в гору -
И под гору теперь. Нет-нет, не дрыхнут -
А слушают, да как еще! Они
Сейчас в пристройке. Славное семейство.
Конечно же приеду. Я звоню
Не для того, чтоб слушать увещанья".
Чего-то ждал - но тщетно - он в ответ,
Промолвил наконец: "Спокойной ночи"
И трубку (та молчала) опустил.
Они втроем стояли у стола
В каком-то замешательстве, и вот он
Сказал: "Взгляну, как лошади".
"Взгляните", -
Сказали Коли разом. Миссис Коль
Добавила: "Ведь это очень важно.
А ты останься, Фред. Вы, братец Мизерв,
И сами разберетесь, как пройти
В конюшню".
"Как пройти, сам разберусь я.
В конюшне не сплошаю. Если я
Там позабуду, где я, то воспомню,
Кто я на самом деле. Я люблю
Играть..."
"Им дайте корм и возвращайтесь!
Фред, ты решил его прогнать?"
"А ты?
Оставить?"

"Я его назвала братцем.
Но почему?"

"По мне, так в самый раз.
Так все его в округе называют,
Как будто он и не христианин".

"Ну, "братец" это все ж по-христиански.
Он не заметил, правда? Ладно, я
Сказала так не по любви великой.
Миляга знает. Мне мерзка и мысль
О нем самом, о дюжине детишек
Мал-мала меньше, о его друзьях,
О всей их жалкой секте. Фред, однако
Уже двенадцать, правда ведь? А он
Здесь полчаса. И, по его словам,
Он выехал из лавки ровно в девять.
Четыре мили в три часа. Ну как?
По миле в час почти что. Не иначе,
Он словно бы не ехал, а стоял.
На что он только время проворонил?
И до дому три мили!"
"Пусть ночует.
Скажи ему, Елена. Растолкуй,
Такой вот человечек все болтает,
Но глух к тому, что говорят ему, -
Как пень, как камень. Но тебя, пожалуй,
Послушается он в конце концов".

"Чего он ищет ночью вроде этой?
Куда он ездит?"

"Поучать людей".

"В такую ночь!"

"Он ростом невелик,
Он глуповат, но, видно, крепкий парень".

"И крепким табаком пропах".

"Он сдюжит".

"Легко сказать. Три мили - и вокруг
Ни огонька, лишь вьюга да потемки.
Пожалуй, позвоню его жене".

"Не суетись. Пусть сам и позвонит.
Посмотрим, вспомнит или же не вспомнит.
А впрочем, он не трус - или, верней,
Он не считает это испытаньем".

"Он не уедет!"

"Ночь, и время спать".

"Вот только б в это Господа не впутал!"

"Он Господа оставит про запас".

"Уверен ты? А он, поди, намерен
Явить нам чудо - или же себе".

"Он про себя, должно быть, полагает,
Что Бог ему на помощь поспешит,
А если нет - он, значит, недостоин".

"А если нет - замерзнет он в пути.
Замерзнет и умрет".

"Какая жалость!
Хоть на него, конечно, наплевать,
Раз он в припадке чванства жизнь кидает
На чашку благочестья. Что за вздор!
Ведь вечно людям врут весы такие".

"Вздор мелешь ты! Чай, страшно за него?"

"За недомерка ты!"

"А ты?"

"А мне
Противно, что он делает, противно,
Что ты за то, что делает он!"

"Так!
Но врешь. Тебе забава-то по нраву.
Вы, женщины, кривляетесь всегда,
Чтоб укротить мужчин. Вы довели нас
До слабости такой, что мы спешим
Разнять едва начавшуюся драку,
А не болеть за добрых драчунов.
По мне, так пусть он отморозит ухо,
А то и оба. Впрочем, как велишь,
Валяй спасай его. - Входи же, Мизерв.
Садись же. Как лошадки? Хороши?"

"В порядке".

"Значит, можно ехать? Вот
Моя жена считает, что не стоит".

"Пожалуйста! Я очень вас прошу!
Прошу вас, мистер Мизерв! Ради вашей
Жены! Что вам советует она?"

А тот, как бы не слушая, глядел
На лампу или что-то с нею рядом.
И руку (ту, что белым пауком
Пласталась на колене) от колена
Не оторвав, он указал перстом:
"Вот лист в открытой книге! Шевельнется
Он, думал я, ведь он стоит стоймя,
Стремясь упасть вперед или назад,
Здесь, на столе, с тех пор как я вернулся.
Я загадал: коль упадет вперед,
То дружеским объятый нетерпеньем,
Вам поспешив дорогу указать
К тому, что вам покуда неизвестно,
А коль назад - то движимый тоской
О том, что вы прошли мимо чего-то,
Не углядев в нем Блага. Ничего,
Ведь людям уготовано такое
Не раз, не два - я не скажу вам, сколько, -
Но нечто, вдруг открывшееся нам,
Порою открывается не сразу, -
И лжет молва о том, что только раз
Бывает это, - или б мы пропали.
Вся наша жизнь покоится на том,
Что все к нам возвращается - и просит
Ответить. Если надо, тыщу раз!
А этот лист... Без ветра он ни с места.
Но, и под ветром шевельнувшись, он
Шевелится не из-за ветра. Только
Сам по себе, а ветер ни при чем.
Подобное нарушить равновесье
Не в силах он. Не в силах выдуть он
Дым, черный чад из вашей лампы - или
Дыру в собачьей шкуре протереть.
Ваш терпеливо созданный наперсток
Тепла и света вопреки всему
Неистовству и мраку зимней бури
Сберег здесь для троих - для пса, для лампы
И для листа - незыблемый покой,
Хоть вам покой, пожалуй, и неведом.
А все же вы даруете его.
Не можно дать того, чем не владеешь? -
Ложь из разряда истин прописных,
Которые все лгут... Я опущу
Лист. Не ложится. Может, вы? Ну ладно".

"Эй, Мизерв, я тебя не тороплю,
Но если надо ехать... Остаешься?
Смотри, я эту ставню подыму,
Как занавес над вьюгой. Ну и пьеска!
Взгляни, какой мороз и как метет.
Спроси Елену, как дела со ртутью
В термометре".

"Все выглядит сейчас,
Как будто нечто мертвенное наземь
Упало и смежило веки, чтоб
Не видеть, как спешат друг к другу люди,
Как важно это... Словно спать легло
По дурости, по недопониманью -
Иль выю бесконечную свою
Здесь, о стекло ударившись, свернуло".

"Но, братец Мизерв, небылью ночной
Себя вы напугаете скорее,
Чем нас. Ведь это вы в такую ночь
Намерены отсюда удалиться".

"Наговорится всласть - и ляжем спать".

"Покуда вы не опустили ставню!
Вы помните, здесь мальчик жил зимой
У Эйвори? Отправлен на поправку
После болезни? Как-то ясным днем,
Когда ночная буря миновала,
Он к нам зашел, а я тогда как раз
Обкладывал дом насыпью из снега,
Чтоб утеплить, - до окон и поверх.
Его порядок этот позабавил.
"Вот, - закричал он, - неплохая мысль.
Сугроб снаружи высотой в шесть футов,
А вам внутри покойно и тепло.
Вы греетесь зимой самой зимою!"
Так точно и сказал. Пошел домой
И Эйвори засыпал окна снегом.
Мы с вами не зайдем так далеко,
Но все-таки: намного ли нам хуже
Сидеть втроем в тепле из-за того,
Что там, снаружи, в океане снега
Погребена земля? Найти проход -
Туннель, дыру, но нет, туннель скорее -
Сквозь стужу удается нам всегда:
Путь вниз, насквозь, туда, где нечто брезжит
И брызжет, - будь сугроб, но верх его
Крошится ветром. Как все это славно!
Ну, а теперь прощайте".

"Мизерв, как?
Мы полагали, ты решил остаться.
Так здорово ты расписал уют
Втроем. Ты никуда не хочешь ехать".

"Не часто так: мороз и снегопад.
Ваш дом промерз до хрупкости - весь, кроме
Той комнаты, где мы сейчас. А ветер,
Хоть глуше он звучит, не стал слабей:
Вы просто глубже под покровом снега -
И звук стал тише. Боязливых бомб
Разрывы из трубы слышны, сквозь крышу.
Мне нравится все это здесь, внутри,
Сильнее, чем понравится снаружи,
Но отдохнули лошади, а вам
Пора в постель. Спокойном ночи, люди,
Простите, что от сна вас оторвал..."

"Вам повезло, что вы нас оторвали.
Вам повезло, что есть на полпути
Наш дом. Когда б вы были человеком,
Готовым женской просьбе уступить,
Вы бы остались здесь - ради своих же.
А впрочем, что твердить одно и то ж?
Вы сделали уже гораздо больше,
Чем смели полагать. Известно вам,
Чем путь домой грозит".

"Но наши вьюги
Кончаются, как правило, без жертв;
И хоть, понятно, было б мне милее
Быть зверем, мирно дремлющим в норе,
Чем тем, кто беззащитен на просторе,
Но вспомните о птицах - не в гнезде,
А на насесте. - Или я слабее?
Вода, что пьют они, замерзнет вмиг
В такую ночь. И все-таки назавтра
Они пойдут по веточкам порхать,
Махать крылами и кормить детишек,
Как будто бури не было совсем".

"Но ведь зачем, когда никто не хочет?
Супруга ваша - нет. Мы - нет. Вы - нет.
Тогда кого же ради отправляться?"

"Не женщинам об этом рассуждать.
В конце концов есть..." - И она позднее
Сказала Фреду, что ждала сейчас
Словечка "Бог". Но нет, он произнес:
"В конце концов есть буря - и она
Меня зовет, как позвала б война
Мужчину каждого..."

Ей бросив это,
Как милостыню, вышел он за дверь.
Коль проводить пошел его в конюшню,
А возвратясь, нашел свою жену
По-прежнему стоящей возле книги,
Но не читая.

"Ну, и как назвать
Такого человека?"

"Он, Елена,
Красноречив, а может, одержим".

"А на других плевать ему, не так ли?"

"Он как бы говорит с самим собой,
Не слыша нас. О нем за час узнали
Мы больше, чем за все разы, когда
Он мимо проходил. Сектант, а как же!
Ты знала, что его не удержать.
Нет, я не придираюсь. Он и слова
Не дал тебе сказать. И я так рад,
Что на ночь не остался он. Какой уж
Там сон - когда б остался!.. Пропадет...
Здесь без него, как в церкви опустелой".

"А что на этом выиграли мы?
Мы не уснем, покуда не узнаем".

"Ты, коль тебе угодно, а не мы.
Он знал, на что идет, и знал, что сдюжит -
Иль попытается... Ляг отдохни.
Он не вернется. Если ж позвонит,
То через час, не раньше".

"Ну и ладно.
Сидеть, переживая за него,
Бессмысленно, а главное, не в помощь".