Ольга Талькова - Игорь Тальков. Убийца не найден
– Все! Ломается твоя кроватка!
– Как ломается?
– А ты послушай, как скрипят пружины. Еще немного, и вообще не на чем будет спать.
Игорь, со вздохом:
– Тогда не кацай. Не надо.
Так мы его и отучили от качания. Качка не работает – зато мамин голос работает. Я ему спою и колыбельную Моцарта, и «Шла дивизия вперед», и партизанские, и русские, и частушки, а он все слушает и слушает очень внимательно. На каждую песню – своя реакция. Настроение той или иной песни находило живой отклик в его душе. На грустную песню – очень печальные затуманенные глаза, на веселую песню – радостная улыбка, смех и жесты руками – еще, еще! Руками как бы пританцовывал. Я думаю, с тех пор он и полюбил музыку. Перепою все, что только вспомню, лишь бы уснул. И вот, когда мне казалось, что он наконец уснул, я переставала петь. Игорь тут же открывал глаза и кричал:
– Пой!
Во дворе дома. На переднем плане – Игорь, за ним – Владимир
Муж часто потакал ребячьим шалостям. Еще будучи совсем крошечным Игорь требовал:
– Папа, оци (очки)!
– Игорь, ты разобьешь.
– Неть!
Он надевал очки и гордо смотрел на папу. Потом, закидывая ногу на ногу, гордо-требовательно произносил:
– Куить!
Папа давал ему папиросу, конечно, незажженную, и Игорь принимал позу, точно как папа. Кстати, муж как-то особенно красиво курил, элегантно держа папиросу. И крошечный Игорек точно воспроизводил эту позу. Сидел в очках с папиросой и молча смотрел на папу. Я не знаю, кем он себя воображал в этот момент, кто он такой? Смотреть на это было невероятно смешно. В конце концов, как и следовало ожидать, очки слетали и разбивались вдребезги:
– Ну, и что мы теперь будем делать?
Игорек пожимал плечиком:
– Пости, папа, я ицяинно, я ненарочно.
Иногда в подобных случаях папа сопротивлялся:
– Не дам. Разобьешь!
– Неть! Казала, неть и неть! – Он почему-то иногда говорил «сказала» или «приказала». И папочка в очередной раз давал очки. Наверное, очков пять Игорь перебил.
Кстати, меня ребята с одного раза всегда слушались. Я в таких случаях брала ремень и говорила:
– Не будешь слушать – ремень пойдет в ход!
Вовику, как старшему, иногда попадало. Мне казалось, что он может предотвратить конфликт, а он, наоборот, заводил Игоря. Поэтому Володе, может быть, даже излишне попадало. Игорь умел выходить из конфликтных ситуаций. Как только скажешь:
– Сейчас беру ремень!
Все! Все закончено, все забыто. Игорь садился, складывал ручки и сидел как паинька:
– Видишь, мамочка, я колеший (хороший).
Ну как его тронуть, у меня руки и опускались.
– Ну смотри, всыплю в следующий раз!
– Ладно, а сейчас я колеший!
Ремня он панически боялся. Вова, которому уже попало, стоял тут же рядом и ворчал:
– Подлиза, подлиза хитрый.
Но надо сказать, что Игорь всегда запоминал, чем я недовольна, и старался меня не огорчать. Уже будучи взрослым, он вспоминал: «Папу мы не боялись».
Действительно, насколько я помню, отец ни разу не поднял на них руку: он как-то и без этого умел с ними договориться, а мне порой не хватало выдержки.
Говорить Игорь начал очень рано и в год говорил практически всё. Даже научился выговаривать букву «р», чем очень гордился, повторяя «рррак», «рррыба» и демонстрируя все свое умение.
Взрослый Игорь очень любил, когда я ему рассказывала, какой он был маленьким.
– Неужели правда? – переспрашивал он, хохоча. Особенно смеялся, когда я рассказывала о том, как он просил меня родить ему сестричку или братика. Ему тогда было годика три. Своим ребятам, как только у них возникли первые вопросы о том, откуда они взялись, сразу же объяснила, что они рождены, а не в капусте найдены. Игорь в свои три года уже знал, что рожден мамой, и поэтому очень бережно относился к беременным женщинам.
– Ты родился из животика. Видишь – у тети животик, у нее там маленький сидит. Вырастет, родится и будет таким же ребенком, как и ты.
Игорь всегда так трогательно говорил:
– Тетя такая хорошая, ведь у нее маленький там в животике сидит, ее нельзя толкать.
Ко мне приставал постоянно:
– Роди мне сестренку или братика. Хитрая, Вовке родила меня.
Я родила Игоря в тридцать два года, а в бараке жили молодые женщины, которые рожали детей. Игорь очень завидовал друзьям, у которых рождались братья или сестры, прибегал ко мне с вопросами:
– Вот видишь, другие тети родили, а ты все никак? Этому вот мальчику родили братика, а мне – нет!
– Игорь, ведь я уже старая.
– Да нет же, мамочка, ты посмотри, какая ты молодая, красивая!
И вот однажды ко мне подошел смеющийся муж:
– Знаешь, что мне Игорь преподнес: «Папа, у меня с мамой ничего не получается. Миленький, она тебя так любит, и ты ее любишь, уговори ее родить».
Игорь был очень непосредственный. Порой прибегал с улицы и выкладывал:
– Мама, вот тот-то сказал вот так-то (мат).
– Игореша, это слово очень нехорошее, так говорят только пьяные дяденьки. Ты так никогда не говори.
– Хорошо, мамочка, я не буду, но ведь это не я сказал так-то, это такой-то сказал так-то…
В детских играх Игоря проявлялись его независимость и самостоятельность. Он очень любил играть один: подолгу сидел, выстраивая солдатиков, каких-то командиров на конях. Володя, напротив, был очень подвижный, экспансивный ребенок, и вот он смотрел, смотрел на Игоря, потом не выдерживал… щелк по одному солдатику – все остальные дружно падали. Крик истошный, вбегаю в комнату: Игорь уже борется с Вовкой, уже бьет его.
– Вова, в чем дело?
– Да что он сидит, командует, командует, а войны все нет! Вот я и устроил ему войну.
– Вовик, миленький, не мешай.
– А мне скучно одному.
Игорь, чтобы избавиться от ненужных зрителей, залезал под кровать и там устраивал свою «войну». Помню, я купила им большой игрушечный грузовик (он двадцать два рубля стоил, для меня это были огромные деньги). Мальчики очень много возились с этой машиной. Володя катал на ней Игоря или они вместе с Игорем катали кота.
Игорь в детстве очень любил переодеваться. Он надевал мои кофточки и подпоясывал их, как платьице, обувал мои туфли на высоком каблуке или отцовы башмаки. Вовины брюки надевал специально, чтобы подлиннее были, на голову пристраивал что-то. Он так искусно мог изображать кого-то или подражать кому-то, мы просто поражались. Вот только что нарядился и что-то изобразил и тут же выходит, одетый уже по-другому. В то время появились фильмы о крестоносцах. Господи! Это был ужас! Он брал у меня кастрюли, прикреплял к ним рога, надевал на голову, делал из чего-то кинжал и выходил к нам в таком виде. Уже в раннем возрасте, детском-предетском, Игорь чувствовал потребность в актерском выражении. «Я зайчик!» Он делал ушки, хвостик, прыгал, как зайчик. А вот – «я волк»: свирепое лицо, вой, оскаленные зубы…
Игорь с самого раннего возраста очень любил музыку. Иногда играл на детской гармошечке, которую брал у соседа Жени Антонникова. Это была детская немецкая гармошка, но сделанная очень хорошо. А чаще всего за неимением музыкальных инструментов Игорь устраивал дома шумовой оркестр. Ставил стул, на котором размещал крышку от кастрюли, вторую крышку устанавливал сверху – это у него были металлические тарелки. На ногу надевал крышку от банки, а еще одну такую же крышку клал на пол. Второй деревянный стул использовал как барабан. Он бил в «барабан», бил в «тарелки» и ногой притопывал. Какофония была такая, что только я могла выдержать. Я терпела, потому что чувствовала, что это не дурацкое занятие – это он ритм отрабатывал. Моя соседка Маша Красинская, говорила:
– Ты, наверное, скоро с ума сойдешь, оглохнешь. Что же у тебя там творится?!
Страна детства[1]
Часто меня спрашивают: «С чего начиналась музыкальная жизнь Игоря?»
Я помню тот момент, когда он впервые как бы увидел музыку. Вот как мне запомнился этот случай. Мы переехали в барак. Напротив наших комнат оказались комнаты Антонниковых: дядя Вася – военный в отставке, его жена, тетя Валя и их дети – старший сын Женя и Лена – моя ровесница.
Антонниковы приехали из Германии и привезли маленькую детскую гармошку, на которой играл Женя. Мебели в комнатах не было еще никакой. Игорек, совсем маленький, что-то около двух лет ему было, и я сидели на половике. Вдруг открылась дверь и вошли Женя с Леной, а в руках у Жени – гармошка. Игорь как увидел эту гармошку, вцепился в нее, задрожал весь. А она еще, оказывается, и играет! Женя как заиграл… ну тут вообще шок. Видимо, это был первый шаг в музыкальной жизни Игоря.
