Леонид Алехин - Сказка на ночь
Обзор книги Леонид Алехин - Сказка на ночь
Леонид Алехин. Сказка на ночь
– Мама, расскажи мне про Красную Шапочку.
– Ну, что ты, милая, надо спать. Уже поздно совсем.
– Мама! Мама! Мама!
– Гретхен, прекрати. Разбудишь отца.
– Расскажи про Красную Шапочку! Мама!
– Тихо, малыш. Тихо. Уже рассказываю. Только повернись на бочок и засыпай, хорошо?
– Рассказывай, мама.
– Жила была одна маленькая девочка...
За поворотом тропинки она встретила незнакомца. И, конечно же, испугалась. Мама говорила ей никогда не разговаривать с чужаками.
– Добрый день, фроляйн, – сказал незнакомец.
Он был какой-то очень грустный и очень усталый этот незнакомец. Лицо и белый меховой воротник его кожаной куртки были испачканы копотью. Он сидел на врытом в землю камне с надписью «Шварцвальд». Между ног, обутых в высокие сапоги, лежал большой деревянный футляр.
– Добрый день, – сказала девочка и хотела пройти мимо.
Ведь поздороваться это еще не разговаривать. Значит, ничего страшного.
Но тут чужак встал с камня. Он оказался очень высоким, таким, что девочке пришлось задрать голову, чтобы увидеть его серые глаза.
Лицо незнакомца было некрасивое, но приятное. Некрасивое потому, что на правой щеке у него были ужасные шрамы. Много белых неровных рубцов, от глаза к подбородку. А приятное оно было просто так.
На лбу у незнакомца были смешные круглые очки с темными стеклами. Они держались на тонком кожаном ремешке. Девочке стало интересно, зачем нужны такие очки. Но спросить она постеснялась.
Ведь они были незнакомы.
– Меня зовут Рудольф, – сказал он и перестал быть незнакомцем.
Присев на корточки, он стянул с руки большую черную перчатку с крагами. И протянул руку девочке.
Она была очень вежливая и воспитанная девочка. Поэтому она пожала твердые холодные пальцы и сделала книксен.
– Меня зовут Эрика, – сказала девочка. – Эрика Браут.
– Очень приятно, Эрика, – сказал он. – В двадцати минутах ходьбы отсюда я видел дом. На почтовом ящике было написано «Грета Браут».
– Это моя бабушка, – сказала Эрика. – Я как раз несу ей лекарства из аптеки.
Она подумала, что, наверное, болтает лишнее. Мама разозлиться на нее, если узнает.
Эрика решила быстрее попрощаться с Рудольфом и бежать к бабушке.
Может быть, она застанет патера Ладвига, и тот угостит ее еще одной конфетой.
Гретхен заснула почти сразу. Посапывала, уткнувшись носом в плюшевую собаку. Черную, с белыми кругами вокруг глаз.
Она вышла в коридор, ступая тихо, чтобы не разбудить малышку и Кристофа. Оделась, взяла саквояж.
Уже у выхода почувствовала, что он стоит в дверях спальни.
– Почему ты не спишь?
Он пожал плечами.
– Бессонница. Всегда плохо сплю в полнолуние. Слышал, как ты опять рассказывала эту жуткую сказку. Мурашки от нее по коже. Нельзя придумать что-нибудь другое?
– Малышке нравится эта история. Милый, мы можем поговорить утром? У меня срочный вызов. Машина у подъезда.
– Вот это не перестает меня удивлять, – Кристоф развел руками. – Я лежу, слышу твой голос, слышу сопение Гретхен. Потому ты умолкаешь, настает полная тишина. Я не слышу, как ты ходишь и как собираешься. Как достаешь саквояж. Ничего. Потом снизу звук мотора – за тобой приехали. И ты уже открываешь дверь. Ты можешь мне объяснить, как это происходит? И как ты без звонка телефона узнаешь про срочный вызов?
– Милый, не говори глупости, – она подошла, прижалась губами к его щеке. Жмурясь, вдохнула родной запах. Запах дома. – Ты заснул на несколько минут и даже захрапел. Тебя, наверное, разбудил звонок из больницы.
– Эрика…
– Все, все, мне пора бежать. Ты быстро в постель. Я приеду через два часа, чтобы было как следует нагрето.
С трудом оторвавшись от Кристофа, такого близкого, надежного, любимого человека, она распахнула дверь.
Подумала с сожалением, что придется снова начать давать ему снотворное.
Рудольф уговорил Эрику проводить ее до бабушки.
– Все-таки здесь у вас лес, – сказал он. – Можно встретить опасного зверя.
Эрика засмеялась.
– Самый опасный здесь зверь это Нина. Овчарка моей бабушки. Она уже совсем старая.
Девочка подумала.
– Нина совсем старая. А бабушка у меня еще очень молодая. Мама говорит, что она нас всех переживет. Она так говорит, когда бабушка не слышит.
Она думала, что Рудольф улыбнется. Все взрослые улыбались, когда она это рассказывала. Но ее спутник было чем-то сильно опечален. Он только покивал головой, как будто сомневаясь, что бабушка Гретхен всех переживет.
Они прошли еще немного, и Эрика решилась спросить, что это у него за очки.
– Они нужны, чтобы летать на самолете, – объяснил Рудольф.
Эрике стало очень интересно. Она хотела спросить про самолет. Но вместо этого у нее само собой спросилось про шрамы. Вырвалось. Смотрела на них, смотрела и вот.
Она покраснела и прижала ко рту ладошку.
Рудольф не заметил ее смущения. Он поднял руку к лицу. Дотронулся до шрамов. Глаза его смотрели далеко-далеко.
– Это память об одном очень не добром человеке. Если можно его назвать человеком. Старая история.
Эрике стало еще интересней, чем про самолет. Она подошла к Рудольфу поближе. Ей в нос ударил резкий запах его куртки. Куртка была далеко не новая, но пахла так, как будто только что была куплена у кожевенника.
– А вы можете мне рассказать? – попросила она, трогая Рудольфа за рукав. – Я просто о-бо-жаю всякие истории.
Всю дорогу Эрика смотрела в окно на спящий Дрезден. Ни одного человека на улицах. Желтый круг луны в лужах.
Пару раз она поймала на себе любопытный взгляд шофера. Ван Рихтен превосходно муштровал своих людей. За всю дорогу парень не сказал ни слова, кроме «добрый вечер». И водил он отлично. Черный «опель» слушался каждого движения рук в лаковых перчатках.
Перчатки. И запах нового кожаного салона. Сегодня она чаще обычного думала о сероглазом человеке в потертой пилотской куртке и лицом, изборожденном шрамами.
Много лет назад мой самолет попал над Альпами в зону очень плотного тумана. Мне пришлось совершить вынужденную посадку.
При посадке я едва не разбился и сильно повредил левое крыло. Оставив самолет, я отправился на поиски человеческого жилья.
Проблуждав в тумане целые сутки, я наткнулся на деревушку. Очень странную деревушку.
Ее жители совсем не были похожи на баварцев. Их одежда, дома, язык. Диалект, на котором они говорили, я понимал меньше, чем на треть.
Но непонятным было не только это.
Каким-то образом современная цивилизация миновала стороной это место.
В деревне не было электричества. И при слове «керосин» жители удивленно крутили головами.
