Леонид Алехин - Сказка на ночь
Их одежда, их дома, инструменты, все принадлежало не последнему десятилетию девятнадцатого века, а какой-то немыслимо седой старине.
Честное слово, я видел человека, который добывал огонь с помощью двух кремней. И нескольких мужчин с настоящими мечами на поясах. Они отвели меня к кузнецу, который выковал эти мечи.
Кузнец был великаном, заросшим черными волосами и бородой. В руках он держал громадный молот, покрытый загадочным узором.
Его облик был звериным, но он не пугал. У него были живые глаза.
Так случилось, что я понимал его лучше, чем прочих.
– Кто ты? – спросил он. – Was bist Du?
– Охотник. Der Jager.
– Охотник. Я мастер. Der Meister. Кузнец Вульнар Черный.
– Меня зовут Рудольф. Рудольф Вольфбейн.
Услышав мое имя, кузнец захохотал.
– Wolfbane! Fluch der Wolfen! Твое имя значит Волчье Проклятье! А знаешь, как зовут мой молот?
Он потряс молотом у меня под носом.
– Молот Судьбы! На нем руны судьбы, Футарк. Они привели тебя ко мне, Рудольф Убийца Волков. Боги послали тебя сюда!
Я спросил его, зачем боги послали меня в их деревню.
Он ответил, что я должен убить его брата-близнеца – Белого Вульнара. Хозяина Дикой Охоты.
– Спасибо, что приехала, Эрика, – рукопожатие стальных пальцев в тонкой перчатке.
На Гаспаре не было лица. Лишь обескровленное его подобие под шапкой спутанных волос. Полнолуние очень трудно время в клинике доктора ван Рихтена.
– Пустяки, Гаспар. Для тебя в любое время.
– Барон фон Штольц, разрешите представить, Эрика Нагель. Наш лучший специалист.
– Очень рад знакомству, – фон Штольц щелкнул каблуками, блеснул моноклем, наклоняясь к ее руке.
Сухие губы. Колючая полоска усов. Запах казармы и горелого пороха. Им не успел пропитаться новехонький черный мундир, но он был в коже и волосах фон Штольца. В крови. Поколения его предков жили войной. И умирали ей.
Но барон пошел дальше. Пушек и пулеметов, газов и танков, ему оказалось мало. Он и другие теперь рыщут в поисках нового оружия. Древнего запретного знания, которое охотно пожирает всех, кто с ним соприкасается.
Они находят его. Запирают в клетку. Изучают под микроскопом.
Потом кто-то допускает мелкую ошибку. Досадный просчет.
И вот уже само оружие рыщет по улицам города в поисках очередной жертвы.
– Как это случилось?
Каблуки Эрики выбивали звонкую дробь по мраморным плиткам коридора. Рядом чеканили такт сверкающие сапоги барона. Гаспар прихрамывал сзади.
– Он повесился у себя в камере. На решетке. Разорвал голыми руками матрас и сплел веревку. Охранник пришел забирать обед и увидел его сквозь глазок.
Барон скривился. Ему претило изложение подробностей.
– Фрау Нагель, я сомневаюсь, что мой рассказ…
– Рассказывайте, – жестко оборвала его Эрика. – Все равно до полуночи начинать преследование бесполезно. Он затаился. Рассказывайте, мне важны любые зацепки.
Девочкой она любила истории. С тех пор любопытства в ней поубавилось. Но ей действительно необходимо было знать, с кем она имеет дело сегодня ночью.
– Как вам будет угодно. Охранник действовал по инструкции. Он вызвал двоих автоматчиков с овчарками и дежурного врача. Они вскрыли камеру, чтобы проверить тело.
Эрика уже поняла, что будет дальше. Еще один надгробный камень человеческой глупости.
– Вне всяких сомнений подопытный был мертв. Перелом шейных позвонков, смерть от удушения. Согласно инструкции, тело начали перевозить в Блок-Ц для вскрытия и кремации.
– А по дороге он обратился, растерзал охрану и сбежал.
Барон остановился.
– Да. Откуда вы знаете? – он с подозрением покосился на Гаспара.
– Знаю, – Эрика не сбавляла шаг, и фон Штольцу пришлось догонять ее чуть ли не бегом. – Вместо инструкций давайте читать вашим болванам выдержки из «Молота Проклятых». Особенно в той части, что касается «полного изведения обращенных». «Покончив же с человеческим телом, помни, что Зверь являет себе в двух ипостасях. Лишившись одной, он спешит воплотиться в последующей, пока Врата Жизни еще распахнуты для него».
До поворота они шли молча.
– Фрау Нагель, вы не думали о том, чтобы более плотно сотрудничать с нашим ведомством? – решился, наконец, барон. – Возможно, тогда нам бы удалось избегнуть подобных инцидентов.
– Я не хочу обижать вас, барон, – Эрика остановилась, посмотрела прямо в крошечные зрачки собеседника. – Но я никогда не стану близко работать с людьми, которые не ведают, что творят.
Барон Штольц побледнел. Потом кровь бросилась ему в лицо.
– Что. Вы. Имеете в виду, – выдавил он.
«Будь я мужчиной, не миновать бы дуэли», – подумала Эрика. С сожалением. Дуэль это хороший повод закрыть Врата Жизни для такого мерзавца.
– То, что я говорю, барон. Вот, броский пример. Вы знаете, что за знаки носите в петлицах?
Фон Штольц смешно скосил глаза на воротник своего мундира.
– Я не уверен… – начал он
– Зато я уверена. Это перевернутые руны жизни Альгиз. Руны, предрекающие смерть. Вы и ваши начальники суете голову судьбе в пасть. Я не хочу быть рядом, когда она ее захлопнет.
История, которую рассказал мне Черный Вульнар, была невероятна. Если бы мне довелось услышать ее за кружкой пива, я бы рассмеялся.
Но в месте по другую сторону времени, среди гор, утопающих в тумане, все звучало иначе.
Там можно было поверить в цвергов, подземных мастеров и чародеев, населяющих горы, как черви вековой дуб.
Цверги не враги людям. Но иногда они крадут человеческих детей. Если те отмечены невидимой смертным, но притягательной для цвергов, руной судьбы.
Нет, «крадут» неверное слово. Цверги по своему честны. Они совершают обмен.
Вместо похищенного ребенка в колыбели остается его близнец, сделанный из волшебной глины.
Подменыш во всем подобен человеку. Ребенком он плачет. Подростком набивает пузо за троих. Мужчиной волочится за юбками.
У него нет лишь двух вещей, свойственных каждому смертному.
Истинной тени, которую можно увидеть в лунном свете, и узнать по ней душевные качества человека. Цверги не умеют вкладывать душу в свое глиняное творение. Следовательно, подменыш отбрасывает лишь ложную тень, заметную на солнце.
В лунном же свете видно, что кожа его цвета глины, глаза из олова, а ногти и зубы из железа. Цверги умеют сделать неживое живым, но в лунном свете их обман очевиден.
И собственной судьбы нет у детища цвергов. Только отражение судьбы того, по чьему подобию он создан.
Перевернутая вниз головой руна чужой жизни.
– Сорок лет назад родился мальчик. В доме кузнеца, – Вульнар запивает свой рассказ пенной брагой, припечатывая каждое предложение стуком кружки по столу.
