Александр Прокофьев - Стихотворения и поэмы

Звал стихами, и зови, зови,
Чтоб признался я в своей любви.

Снова признаюсь,
Даю присягу:
Я с твоим стихом в могилу лягу!

Сам читал, и мне не раз читали,
Когда пальцы в пальцы заплетали!

Когда солнце опускалось низко,
Когда губы были очень близко!

Когда губы — ближе не бывает,
Когда всё на свете забывают!

Сам слыхал и слышали другие,
Те, чьи косы длинные, тугие,

Как в стихе летело слово в слово,
То как сон, а то, как явь, сурово.

Видел сам, со мной другие тоже:
Слово — саблей, вынутой из ножен,

Словно на июльском солнце блещет,
Бьется,
Льется,
Гнется
И трепещет!
Да, всё чаще, чаще, а не реже
Я стихами о России брежу…

Рощи и леса мои
Шумят века.
Вот они, те самые, —
Рязань,
Ока.

Вот они, те самые,
Где легкий след.
Вот они, краса моя,
Краса и свет!

Ока,
Окоем.
Втроем
Поем
О златоволосом сыне России,
С глазами кроткими,
                                   будто из сини,
Схваченными синью,
Как грозой,
Вымытыми сильно
Его слезой!

Цвет мой,
Горицвет мой,
Гори,
Гори!
С понизовым ветром
Говори!

С лугом бирюзовым
Над Окой,
С ветром понизовым —
Есть такой!

Понизовый ветер
Вдоль реки.
Радостен и светел
Взмах руки.

…Друг ты мой, идущий
По следам,
Хочешь, выну сердце
И отдам!

Не проси, а требуй,
Всё осиль.
Над Рязанью небо —
Синь да синь…

Где-то крикнули гуси,
Загудела тайга,
На твоей Беларуси
Задымились снега.

Белорусские весны,
Друг, с тобой
                     навсегда,—
Золоченые сосны,
Голубая вода.

Пусть заря-заряница,
Разнотравье, и мхи,
И леса, и криницы
Входят в наши стихи,

И заводы, заводы.
И великой борьбы
Многотрудные годы
Многотрудной судьбы.

Ветер ярый, суровый
Наших троп не занес.
Поднимается Слово
Выше пламенных звезд!

Есть на Украине, и немало,
Славных поэтических имен.
Есть на Украине запевала,
Песенной судьбой не обделен.
Голос ветра, шорох тополиный
Он, как свет, несет издалека,
Он стихами обнял Украину,
А она, все знают, велика!
Он резцом проводит по излому
Камня —
               и выходит Красота!
Он блеснет своим нарядным словом,
Словом, что другому не чета!
Молнии из камня высекая,
Он ведет их в буре огневой,
И поет родник, не иссякая,
Вечный и поэтому живой.
Дольный мир, прекрасный и зеленый,
Взят навеки в сердце.
                                         Потому
Он живет, в Поэзию влюбленный,
И летит Поэзия к нему!

А у нас на Ладоге —
Гром-слова:
Трын-трава,
Разрыв-трава,
Плакун-трава.

А у нас на Ладоге
Бьет шуга,
Ладожанок радуя,
Цветет куга.

А у нас на Ладоге
Тьма ракит, —
Под густой ракитою
Солнце спит.

Спит себе да спит себе,
Ной не ной,
Да посмотрит на́ землю
В час ночной.

Ахти да охти,
Где благодать,
Коль на правом локте
Дырки видать?

Эка беда
Да эка беда,
А у нас на Ладоге
Кругом вода!

Тупым ножом стихи кромсают.
Отрезав, судят да рядят,
Потом едят,
Потом бросают.
Куда бросают — не глядят.

И вместо слов берут
                              словечки,
И то как будто напрокат,
Считают рифмой:
                     «песня — печка»,
«Коза — корова»…
                             Просто клад!

«Бревно — барак»,
                        «рога — рогожа».
Без точек и без запятых!
«Стамеска — стул»…
Прости им, боже,
Во имя грешных и святых!

А мы с другим стихом вставали,
Других созвучий знаем ряд,
А мы Некрасова певали,
Да и поем,
Как говорят!

Я поднял дерево —
Оно росло не стоя,
Лесок его, как в битве, потерял.
Оно не говорило со звездою,
И соловей его не удивлял.

Оно, скажу, ползло в лесу заветном,
Что кронами встречает синеву,
Оно ползло,
Униженное ветром
И брошенное намертво в траву!

О нем уже не помнила округа,
Ликуя, вешней свежестью дыша…
Я поднял это дерево,
Как друга.
О, как заговорила в нем душа!

Всяческими яствами стол накрыт,
За столом — гармоники плач навзрыд,
А верней, не плачет она — поет.
Вышла плясунья,
Дробь дает!
Дробь часта,
Дробь густа.
Кто тебя, плясунья,
Целует в уста?
За столом застолицы говор, речь,
На столе — что выдала щедро печь.
Ешь, не перечь!
Ешь, не перечь!
На столе ладони негде лечь!
Байки да сказки,
Да новь-новина́,
Дарья да Марья —
И все имена!..
За столом застолицы ладный сказ,
Ходит поговорка много раз,
Много раз
Да много раз,
Немало раз
Била поговорка прямо в глаз:
«Летела сорока,
Села на гвоздь,
Как хозяин,
Так и гость!»
А хозяин крутит черный ус,
А хозяин чарку несет до уст!
У его хозяйки цвет-лета́,
У его хозяйки бровь крута,
У его хозяйки бровь черна,
У его хозяйки речь одна:
«Летела сорока,
Села на гвоздь,
Как хозяин,
Так и гость!»
…Свет ты мой,
Свет ты мой,
Без тебя мне трудно
Идти домой!

Ноябрь, ноябрь… А снега нету.
Где вьюг, метелей кутерьма?
В Сибири задержалась где-то,
Саяны выбелив, зима.

Но всё ж она не за морями,
И хоть пустынны небеса,
А заалели снегирями
Мои приневские леса.

И дальше к морю нет затишья.
Там, где сосна в гранит
                                           вросла,
Холодных волн кипенье слышно,
Уключин скрип и всплеск весла.

И всё ж вот-вот метелью ахнет
И охнет вьюгою зима,
Уже зазимком остро пахнет,
Ну а за ним она сама

Придет, влетит, примчит, нагрянет,
Через Урал перевалив,
И, как ремнями, быстро стянет
Шугой наполненный залив.

Леса изрядно поредели,
Синь сдута, сдернута с небес,
Снег выпал только на неделю,
Она минула — он исчез.

Не те, видать, нам бьют поклоны
Ветра́ с зари и до зари,
Опять виной антициклоны,
Опять всё врут календари!

Но мгла над речкой заклубилась,
И всё ж зазимком бредит край,
Зима подолом зацепилась
За очень маленький припай.

Еще в природе двоевластье,
Порою брезжит блеклый луч,
Но где-то кони белой масти
Вот-вот взовьются из-под туч

И на санях помчат поляной
С веселой русскою зимой,
С такой до зависти румяной,
Чьи брови крашены сурьмой…