Омар Хайям - Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия
* * *
Лекарю часто нес я моленья, –
Все ж он скитальцу не дал исцеленья.
Вымолви розе, колющей пташку:
«Как не стыдишься ты преступленья!»
Другу поведай тайную муку
Иль в исцсленьи жди промедленья.
С ликом влюбленного лику любимой
Сблизиться, боже, дай повеленья!
Боже! Над яством лакомым, близким
Буду ль я вечно ждать утоленья?
В мир не неслись бы вопли Хафиза,
Если б он старцев чтил наставленья.
* * *
Блеск твой век непрестанным да будет!
Лик – цветущим тюльпаном да будет!
Жар любви в моем преданном сердце
День за днем постоянным да будет!
Кипарис, точно «нун» пред «алифом»,
Перед девственным станом да будет[126]!
Жемчуг слез твоих вызвавший недруг
Навсегда бездыханным да будет!
От печали занывшее сердце
Беспокойным и странным да будет!
Для влюбленных день встречи с тобою
Дальним, тщетно желанным да будет!
Рот рубиновый – радость Хафиза –
Для других ятаганом да будет!
* * *
Обо мне ты ей все, ветерок, расскажи!
Стоя зычною речью о тоске расскажи.
Но скажи осторожно, ты ее не печаль.
Лишь о том, что я там, вдалеке, расскажи.
* * *
Душа – лишь сосуд для вмещенья ее,
И в зеркале глаз – отраженье ее.
Вовек я главы ни пред кем не склонял, –
Ниц падаю в миг приближенья ее.
Вам – древо в раю, мне – возлюбленной стан,
Вам – небо, а мне – постиженье ее.
Был в мире Меджнун, – мой черед наступил,
Повторна судьба и круженье ее.
Сокровище нег – вот влюбленных страна,
Вся доблесть моя в достиженьи ее.
Не страшен душе сумрак небытия –
Не видеть бы лишь в униженьи ее!
Цветник, в цветнике распустившийся вдруг, –
Нежданное преображенье ее.
Пусть с виду Хафиз непригляден и нищ, –
В груди его – изображенье ее.
* * *
Ушла любимая моя, ушла, не известила нас.
Ушла из города в тот час, когда заря творит намаз.
Нет, либо счастие мое пренебрегло стезей любви,
Либо красавица не шла дорогой правды в этот раз.
Я поражен! Зачем она с моим соперником дружна!
Стекляшку на груди осла никто ж не примет за алмаз!
Я буду вечно ждать ее, как белый тополь ветерка…
Я буду оплывать свечой, покуда пламень не погас…
Но нет! Рыданьями, увы, я не склоню ее к любви:
Ведь капли камня не пробьют, слезами жалобно струясь
Кто поглядел в лицо ее, как бы лобзал глаза мои:
В очах моих отражено созвездие любимых глаз.
И вот безмолвствует теперь Хафиза стертое перо:
Не выдаст тайны никому его газели скорбный глас.
* * *
Томлюсь по сладостным устам в мечтах неясных я.
О боже мой, чего хочу для уст прекрасных я?
Любимая! напиток мой – желание тебя, –
И эту чашу сердца пью в ночах безгласных я.
Я от кудрей твоих вовек не оторвусь душой,
Запутался, как соловей, в сетях опасных я.
Какое имя носишь ты, пора бы мне узнать,
Чтоб мог любимую назвать в газелях страстных я.
Об осуждении толпы я мыслю… до любви ль?
С тобой и слушать бы не стал слов безучастных я.
Ты сеть сплела из роз ланит, сплела фиалки кос.
Хотела ты, чтоб век грустил о розах красных я.
Хафиз, ищи среди друзей возвышенных услад, –
Не страстью, – дружбой исцелюсь от мук ужасных я.
* * *
Дни весны наступили – и тюльпан, и шиповник, и роза
Из земли снова выйдут, – ты же в землю ушел, почему?
Встану я над могилой, как весеннее облако, плача,
Из земли чтоб ты вышел, чтоб оставил могильную тьму.
* * *
День отрадных встреч с друзьями вспоминай!
Все, что было теми днями, вспоминай!
Ныне верных не встречается друзей, –
Прежних, с верными сердцами, вспоминай!
И когда от горя горечь на устах,
Зов их: «Выпей-ка ты с нами!» – вспоминай!
Всех друзей, не ожидая, чтоб они
Вспоминали тебя сами, вспоминай!
О душа моя, в тенетах тяжких бед
Всех друзей ты с их скорбями вспоминай!
И, томясь в сетях настигнувшего зла,
Правды их назвав сынами, вспоминай!
И когда польются слезы в сто ручьев, –
Зандеруд с его ручьями вспоминай!
Тайн своих, Хафиз, не выдай, – и друзей,
Их скрывавших за замками, вспоминай!
* * *
В царство розы и вина – приди!
В эту рощу, в царство сна – приди!
Утиши ты песнь тоски моей:
Камням эта песнь слышна! – Приди!
Кротко слез моих уйми ручей:
Ими грудь моя полна! – Приди!
Дай испить мне здесь, во мгле ветвей,
Кубок счастия до дна! – Приди!
Чтоб любовь дотла моих костей
Не сожгла (она сильна!), – приди!
Но дождись, чтоб вечер стал темней!
Но тихонько и одна – приди!
* * *
Мне вечор музыкант, – да утешится он! –
Дух свирелью смутил, дух мой ввергнул в полон.
Всей чоскою людской тосковала свирель.
И на мир ниспадал ее трепетный стон.
Но предстал предо мной виночерпий, чей лик
Словно солнце сиял, мглой кудрей окаймлен.
Он восторг мой постиг, он подлил мне вина,
И я молвил, ища в чаше сладостный сок:
«Ты от зла бытия избавляешь меня, –
И да будет к тебе милосерд небосклон!»
Для Хафиза в хмелю Кеяниды – ничто[127]:
Ячменя не ценней жемчуга их корон.
* * *
Едва с востока пиалы солнце вина улыбнется, –
О кравчий, на твоих щеках сотня тюльпанов зажжется.
Порывы ветра расплетут снопик цветов благовонных:
В лугу весеннем в тот же миг свежесть его разольется.
Про ночь, что разлучила нас, речью людской и не расскажешь:
Начнешь ту повесть, – сотней книг свиток ее развернется.
На звездный клад, что с высоты манит тебя, не надейся:
Вез сотни мук, трудов, скорбей звездочка нам не дается.
Коль ветерок с твоих кудрей тронет могилу Хафиза,
Мой прах вздохнет сто тысяч раз прежде, чем в вечность
вернется.
* * *
Шепни той нежной газели, о ветер утренних рос, –
Что рок любовной разлуки меня в пустыню занес.
Не жаль тебе попугая, что любит сахар клевать, –
О ты, сластей продавщица, будь вечен блеск твоих кос!
Когда беседуешь с другом и чашу полнишь вином, –
Вздохни хоть раз о влюбленном, чей кубок солон от слез!
Ужель гордыня прекрасных мешает розе моей
Порой о бедном безумце задать небрежный вопрос?
В силок сердечности милой попасться может мудрец, –
Но птиц разумных не ловят сетями нежных волос!
Увы! зачем не нашел я участья кроткого в той,
Чей лик луной засветился, чей стан тростинкой возрос?
Других изъянов не знаю в живой твоей красоте,
Увы, неверность и черствость присущи лучшим из роз!
Хотя б в отплату за счастье, за милость щедрой судьбы, –
Вздохни хоть раз о далеком, чей дом – пустынный утес!
Слова любовные в небо метнул Хафиз. Мудрено ль,
Что там под пенье Венеры пустился в пляску Христос?
* * *
