Дмитрий Михаловский - Поэты 1880–1890-х годов

Задремали волны,
Ясен неба свод;
Светит месяц полный
Над лазурью вод.

Серебрится море,
Трепетно горит…
Так и радость горе
Ярко озарит.

О царь, скорбит душа твоя,
         Томится и тоскует!
Я буду петь: пусть песнь моя
         Твою печаль врачует.

Пусть звуков арфы золотой
         Святое песнопенье
Утешит дух унылый твой
         И облегчит мученье.

Их человек создать не мог,
         Не от себя пою я:
Те песни мне внушает бог,
         Не петь их не могу я!

О царь, ни звучный лязг мечей,
         Ни юных дев лобзанья
Не заглушат тоски твоей
         И жгучего страданья!

Но лишь души твоей больной
         Святая песнь коснется —
Мгновенно скорбь от песни той
         Слезами изольется.

И вспрянет дух унылый твой,
         О царь, и, торжествуя,
У ног твоих, властитель мой,
         Пусть за тебя умру я!

О дитя! Под окошком твоим
Я тебе пропою серенаду.
Убаюкана пеньем моим
Ты найдешь в сновиденьях отраду.
         Пусть твой сон и покой
         В час безмолвный ночной
Нежных звуков лелеют лобзанья.

Много горестей, много невзгод
Тебя в жизни, дитя, ожидает,
Спи же сладко пока нет забот,
Пока сердце печали не знает.
         Спи в безмолвии ночном
         Крепким, сладостным сном,
Спи, не зная земного страданья.

Спи пока еще спится тебе,
Ты еще непорочна душою,
Час пробьет неизбежной борьбе,
Мир греха овладеет тобою;
         Злых сомнений недуг
         Ты узнаешь, мой друг,
И настанет пора испытанья.

Спи же, милая, спи почивай
Под аккорды моей серенады,
Пусть приснится тебе светлый рай,
Преисполненный вечной отрады,
         Пусть твой сон и покой
         В час безмолвный ночной
Нежных звуков лелеют лобзанья!

Помнишь, порою ночною
Наша гондола плыла,
Мы любовались луною,
Всплескам внимая весла.

Помнишь, безмолвно дремала
Тихим Венеция сном,
В сонные воды канала
Звезды гляделись кругом.

Мимо Палаццо мы дожей,
Мимо Пьяцетты колонн
Плыли с тобою… О, боже,
Что за чарующий сон!

Искрились волны лагуны…
Где-то в дали голубой
Плакали нежные струны —
Пел гондольер молодой;

Пел он про месяц и море.
Про голубую волну,
Пел про блаженство и горе,
Пел про любовь и весну.

Дивная песнь навевала
Грезы блаженной любви,
В душу она проникала,
Страсть разжигала в крови…

Помнишь, порою ночною
Тихо гондола плыла,
Мы любовались луною…
О, что за ночь то была!

Голубые покоились волны,
Голубой свод небесный дремал…
В мертвом сне цепенея, безмолвный
Час томительный полдня настал.
Застывала, палима лучами,
Раскаленная почва земли,
Трепетала лишь чайка крылами
И вилась, и кружилась вдали…

Притупилися все ощущенья,
Все застыли волненья в груди,
И душа, забывая стремленья,
Ничего не ждала впереди.
Лишь испуганно, где-то глубоко
В задремавшем уме притаясь,
О минувшем мечта одиноко
Трепетала, кружилась, вилась…

Умолкли рыдания бури кипучей,
Клокочущей бездны волна улеглась;
Опять выплывает луна из-за тучи,
Над гладью морской тишина разлилась.

В борьбе непрестанной с мятежною страстью
Опять побежден ненасытный недуг,
И с новою силой, и с новою властью
Воспрянет опять торжествующий дух!

Уж гасли в комнатах огни…
         Благоухали розы…
Мы сели на скамью в тени
         Развесистой березы.

Мы были молоды с тобой!
         Так счастливы мы были
Нас окружавшею весной,
         Так горячо любили!

Двурогий месяц наводил
         На нас свое сиянье;
Я ничего не говорил,
         Боясь прервать молчанье;

Безмолвно синих глаз твоих
         Ты опускала взоры:
Красноречивей слов иных
         Немые разговоры.

Чему не смел поверить я,
         Что в сердце ты таила —
Всё это песня соловья
         За нас договорила.

Давно забытая под слоем пыли
Умолкла лира… Песни молодые,
Созвучья вдохновенные застыли,
И порвалися струны золотые.

Была пора… Со мною то же было:
Недугом тягостным душа болела,
И всё в ней лучшее дремало, стыло…
Любить, надеяться она не смела…

Но день придет: вернется вдохновенье,
Вновь порванные струны натяну я,
И вновь мое раздастся песнопенье,
Денницу новой жизни торжествуя.

Душа изнывает моя и тоскует, —
О, пой же мне, отрок мой, песню твою:
Пусть звуки ее мою скорбь уврачуют —
Я так твои песни святые люблю!

Гнетут меня злобного духа объятья,
Опять овладело уныние мной,
И страшные вновь изрыгают проклятья
Уста мои вместо молитвы святой.

Томлюся я, гневом пылая, и стражду;
Недугом палимая мучится плоть,
И злоба в душе моей… Крови я жажду,
И тщетны усилия зло побороть.

Не раз, жалом немощи той уязвленный,
Тебя мог убить я в безумном бреду.
О, пой же! Быть может, тобой исцеленный,
Рыдая, к тебе я на грудь упаду!..

Повеяло черемухой,
Проснулся соловей,
Уж песнью заливается
Он в зелени ветвей.
Учи меня, соловушко,
Искусству твоему!
Пусть песнь твою волшебную
Прочувствую, пойму.
Пусть раздается песнь моя
Могуча и сильна,
Пусть людям в душу просится,
Пусть их живит она;
И пусть всё им становится
Дороже и милей,
Как первая черемуха,
Как первый соловей!

Растворил я окно, — стало грустно невмочь,—
         Опустился пред ним на колени,
И в лицо мне пахнула весенняя ночь
         Благовонным дыханьем сирени.

А вдали где-то чудно так пел соловей,—
         Я внимал ему с грустью глубокой
И с тоскою о родине вспомнил своей,
         Об отчизне я вспомнил далекой,

Где родной соловей песнь родную поет
         И, не зная земных огорчений,
Заливается целую ночь напролет
         Над душистою веткой сирени.