Дмитрий Михаловский - Поэты 1880–1890-х годов

Гой, измайловцы лихие,
Скоро ль вас увижу я?
Стосковалась по России
И по вас душа моя.
Надоело за границей
Киснуть по чужим краям;
Обернуться бы мне птицей
Да лететь скорее к вам!
Но на родину покуда
Не пускают доктора:
Всё проклятая простуда!..

Скоро в лагерь вам пора:
Выступит, блестя штыками,
Полк наш в Красное Село;
Офицеры со шнурами,
В скатках[121], шашки наголо,
Люди в стареньких мундирах,
В ранце каждый молодец,—
И на лагерных квартирах
Разместитесь наконец.

И приеду я… Забьется
Сердце радостней, быстрей;
Живо рота соберется,
Поздороваюсь я с ней;
Грянет; «Здравия желаем!»
На приветствие в ответ,
И опять мы загуляем
По примеру прежних лет.

Я фельдфебеля рассказы
Стану слушать по утрам
Про солдатские проказы
По соседним кабакам,
Про артельную лошадку,
Про количество больных,

Про гимнастику, прикладку
И успехи молодых.
Будет, как в былые годы,
Мой артельщик приходить
На текущие расходы
Денег у меня просить.
Писарь с денежною книжкой,
С кипой рапортов, бумаг
И со счетами под мышкой
Прибежит ко мне в барак.

Ротные пойдут ученья,
Захождения плечом,
Будем строить отделенья
Мы и шагом, и бегом;
Рано будет начинаться
Ежедневная стрельба
И над полем раздаваться
Бесконечная пальба.
Пули будем мы лениво,
Лежа на траве, считать,
Сласти, ягоды и сливы
У разносчика скупать.

Станет рядовым патроны
Каптенармус выдавать,
И во взводные колонны
Я построю вас опять.
Снова, помоляся богу,
За линейку мы пойдем
И знакомою дорогой
На участок[122] побредем.
«Тверже ногу!» — «Где равненье!»
— «На весь след!» — «На нас глядят!»
— «Не сбиваться в отделенье!»
— «Смирно!» — «Подтяни приклад!»

Мы резерва не забудем,
В цепь два взвода отошлем
И сражаться лихо будем
С «обозначенным» врагом.
Зазвучат команды хором,
И свистков раздастся свист,
А за мною с жалонёром
Барабанщик и горнист.
Мы в штыки ударим смело,
Грянет дружное «ура», —
Глядь, а солнышко уж село,
И домой идти пора.

После долгого гулянья
Ждет нас скромная еда:
В офицерское собранье
Повалили господа…
Субалтерны нам в буфете
Подают благой пример,
И играет на корнете
Жалонёрный офицер.
………………………
Офицеры посмелее
Водят в качестве друзей
По березовой аллее
Генеральрких дочерей.
И, усталые порядком,

Только позднею порой
По баракам и палаткам
Разбредутся на покой.

Утром, лишь заря займется,
Горн побудку протрубит,
Мигом лагерь встрепенется,
Снова жизнью закипит:
Жизнью бойкою, привольной,
Жизнью дельной, трудовой
И веселой, и раздольной
Жизнью силы молодой.
Те же лица дорогие,
Те ж товарищи, друзья,
Сослуживцы удалые,
Та ж единая семья.

Та же дружная работа,
Труд и честный, и лихой,
Та же доблестная рота,
Батальон и полк родной.

Гой ты матушка Россия,
Гой ты родина моя!
Гой, измайловцы лихие,
Скоро ль вас увижу я?

Распустилась черемуха в нашем саду,
         На сирени цветы благовонные;
Задремали деревья… Листы, как в бреду,
         С ветром шепчутся, словно влюбленные.

А отливы заката, алея, горя,
         Синеву уж румянят небесную:
На весну наглядеться не может заря,
         Жаль покинуть ей землю чудесную.

Напоенный душистым дыханьем берез,
         Воздух в юную грудь так и просится, —
И волшебных, чарующих полная грез
         Далеко моя песня разносится!

Вчера мы ландышей нарвали,
Их много на поле цвело;
Лучи заката догорали,
И было так тепло, тепло!

Обыкновенная картина:
Кой-где березовый лесок,
Необозримая равнина,
Болото, глина и песок.

Пускай всё это и уныло,
И некрасиво, и бедно́,
Пусть хорошо всё это было
Знакомо нам давным-давно,—

Налюбоваться не могли мы
На эти ровные поля…
О, север, север мой родимый,
О, север, родина моя!

Умер, бедняга! В больнице военной
         Долго родимый лежал;
Эту солдатскую жизнь постепенно
         Тяжкий недуг доконал…
Рано его от семьи оторвали,—
         Горько заплакала мать.
Всю глубину материнской печали
         Трудно пером описать!
С невыразимой тоскою во взоре
         Мужа жена обняла;
Полную чашу великого горя
         Рано она испила.
И протянул к нему с плачем ручонки
         Мальчик-малютка грудной…
…Из виду скрылись родные избенки,
         Край он покинул родной.
В гвардию был он назначен, в пехоту,
         В полк наш по долгом пути;
Сдали его в государеву роту
         Царскую службу нести.
С виду пригожий он был новобранец,
         Стройный и рослый такой,
Кровь с молоком, во всю щеку румянец,
         Бойкий, смышленый, живой;
С еле заметным пушком над губами,
         С честным открытым лицом,
Волосом рус, с голубыми глазами,
         Ну, молодец молодцом.
Был у ефрейтора он на поруке,
         К участи новой привык,
Приноровился к военной науке,
         Сметливый был ученик.
Старым его уж считали солдатом,
         Стал он любимцем полка;
В этом измайловце щеголеватом
         Кто бы узнал мужика!
Он безупречно во всяком наряде
         Службу свою отбывал,
А по стрельбе скоро в первом разряде
         Ротный его записал.
Мы бы в учебной команде зимою
         Стали его обучать,
И, подготовленный, он бы весною
         В роту вернулся опять;
Славным со временем был бы он взводным…
         Но не сбылись те мечты!
…Кончились лагери; ветром холодным
         Желтые сдуло листы,
Серый спустился туман на столицу,
         Льются дожди без конца…
В осень ненастную сдали в больницу
         Нашего мы молодца.
Таял он, словно свеча, понемногу
         В нашем суровом краю;
Кротко, безропотно господу богу
         Отдал он душу свою.
Умер вдали от родного селенья,
         Умер в разлуке с семьей,
Без материнского благословенья
         Этот солдат молодой.
Ласковой, нежной рукою закрыты
         Не были эти глаза,
И ни одна о той жизни прожитой
         Не пролилася слеза!
Полк о кончине его известили, —
         Хлопоты с мертвым пошли:
В старый одели мундир, положили
         В гроб и в часовню снесли.
К выносу тела к военной больнице
         Взвод был от нас наряжен…
По небу тучи неслись вереницей
         В утро его похорон;
Выла и плакала снежная вьюга
         С жалобным воплем таким,
Плача об участи нашего друга,
         Словно рыдая над ним!
Вынесли гроб, привязали на дроги,
         И по худой мостовой
Старая кляча знакомой дорогой
         Их потащила рысцой.
Сзади и мы побрели за ворота,
         Чтоб до угла хоть дойти:
Взводу до первого лишь поворота
         Надо за гробом идти.
Дрогам вослед мы глядели, глядели
         Долго с печалью немой…
Перекрестилися, шапки надели
         И воротились домой…
Люди чужие солдата зароют
         В мерзлой земле глубоко,
Там за заставой, где ветры лишь воют,
         Где-то в глуши далеко,
Спи же, товарищ ты наш, одиноко!
         Спи же, покойся себе
В этой могилке сырой и глубокой!
         Вечная память тебе!