Владимир Набоков - Стихотворения

Шепни мне слово, то слово дивное,
Но тихо его шепни;
Оно святое, оно наивное,
Как первый цветок весны.

Я вижу снова дорогу пыльную…
Мы молча с тобой идем…
Я помню, песню искал я сильную
И в слове нашел одном…

То слово — первое слово нежное,
Из белых слогов — оно;
Оно младое, оно безбрежное;
Как небо, всегда одно.

Я плакал без горя; ты вдаль загляделась…
     Мы были одни с тишиной;
Зеленой рекою мы медленно плыли;
     Мы счастливы были…
     Мы молоды были с тобой…

Я горько смеялся; ты рвала ромашку —
     Летали кругом лепестки.
Над сердцем разбитые клятвы кружились…
     Мы молча простились
     Неясным движеньем руки…

Усмешки сквозь горе и слезы сквозь счастье
     Проходят своим чередом.
Так дождь благодатный бывает весною,
     Так солнце порою
     Смеется осенним лучом.

Хохочет гул людской, и смех его так груб,
Что мы ушли на брег к безмолвию мороза.
Дрожа касаюсь и твоих очей и губ,
А губы у тебя как огненная роза.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
Скользит вечерний час, в июльском сне грустя.
Облокотилась ты на белые перила;
И даже пальчик твой не смею тронуть я,
Так нежен дальний луч над розовой могилой…

Солнечно-нежные губки
Слушали песню в крови —
Звук вдохновенный, но хрупкий,
Как одуванчик любви…

     Ныне, когда налетает
     Времени ветреный дух,
     Вдруг одуванчик теряет
     Весь свой серебряный пух…

Бледные нежные губки!..
Мало я чувствовал их!..
Мало я знал этих хрупких
Песней в крови молодых…

Сядь поближе ко мне. Мы припомним с тобой,
Как друг друга любили мы мало…
Дай мне ручки свои, а ресницы прикрой,
Чтоб мечту наша жизнь не пугала.

Мы припомним с тобой тот запущенный сад,
Где гвоздики цвели запоздало.
Ты грустишь… Твои ручки и губы дрожат,
Иль в былом ты печаль увидала?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
Да, мы мало любили увядшие дни,
Дни осенние, дни золотые…
Но мы были вдвоем, и мы были одни…
Так к чему же упреки немые?

Вечереет в душе… Не грусти, не грусти…
Ты не помнишь, как ты говорила,
Что ты счастье нашла, что я счастлив, как ты…
Ты не помнишь… Но это ведь было.

Я буду слезы лить в тот грозный час страданья,
И плакать всей душой, и плакать как дитя,
И, может быть, тогда чуть слышно сквозь рыданья
Шепну, что умерла любимая мечта.

Но нет; я пред тобой не буду унижаться,
Не упрекну тебя, в чем упрекать могу;
И не скажу тебе, что больно расставаться,
Как не скажу о том, что я тебя люблю.

Аккорды, как волны и призрак разлуки —
Увядший давно голубой василек…
Как сердцу несносны знакомые звуки!
Как душу тревожит любимый цветок!

Под траурной тенью гнетущей утраты
Мечты разбудил лепесток василька,
Мечты разбудили аккордов раскаты,
Мечты о былом и мечты без конца…

Услышу ль я песню, блуждая по нивам?
Быть может, тогда аромат васильков
Мне в сердце внесет с безнадежным мотивом
Всю радость, все слезы минувших годов.

Быть может, забуду могучие звуки?..
Забуду когда-то любимый цветок?..
Аккорды, как волны и призрак разлуки —
Увядший давно голубой василек…

Довольно и прости; ответа мне не надо;
Ты будешь нежно лгать, как ты всегда лгала;
Но вечно будет тлеть разбитая лампада
Всего, что ты шутя мне некогда дала.

Минувшее мое, счастливые мгновенья
Не в силах ты отнять, не в силах я забыть…
Теперь, когда не жду ни слез, ни наслажденья,
Могу взамен тебя былое полюбить…

Мне странно увидать оглядкой от разлуки,
Как просто в первый день любили мы с тобой,
Как, за руки держась, раскачивали руки,
Бесхитростно бродя под липовой листвой.

Теперь… я жду, чтоб дни моим губам вернули
Не только бархат губ, но бархат белых плеч;
И мне не жаль, что в прошлое скользнули
Безбурье первых грез, невинность первых встреч.

Не надо лилий мне, невинных белых лилий,
Нетронутых судьбой и выросших в глуши;
Добытые людьми, они всегда хранили
Холодную любовь и замкнутость души.

Хочу я алых роз, хочу я роз влюбленных;
Хочу я утопать в душистом полусне,
В их мягких лепестках, любовью упоенных,
В их нежности живой, в их шелковом огне.

Что лилия пред ней, пред розой темно-алой?
Для розы я живу, и вся она моя;
Она мне отдалась, любила и страдала…
Она — моя навек… а лилия — ничья…

Если, бывало, проводишь весь день
Лежа на мягком диване,
Это — не скука и даже не лень;
Это — избыток желаний.

«Гордость увенчана, — греза поет, —
Близко, что прошено страстью».
Нет настоящего; сердце живет
Жизнью грядущего счастья.

Я стремлюсь всеми силами к счастью,
Но тебя не умею любить;
Не могу возвышаться над страстью,
А трудов не могу не забыть…

Ты пойми… Разглядеть я стараюсь
Очертания рая во мгле,
Но к заветным цветам устремляюсь,
Как пчела на оконном стекле.

Кто золото в роще рассыпает изящной, огненной рукой? Лиловая птичка пролетает и звонко шутит над другой… Сегодня твои я вспомнил очи… (Будь сильным, сердце, не грусти!) Какое-то имя всё не хочет уснуть в моей больной груди. То ласковых розовых букашек мне счастье принести молю, то, лежа в траве среди ромашек, в лазури сны свои ловлю… Струится душистая прохлада… Листва березок надо мной — янтарные грозди винограда во влаге жарко-голубой…

Жду на твоем пороге, в грядущем грезой рея…
Радостное сердце млеет и стучит…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
Нет никого. Как тихо! Зову тебя бледнея…
Голос так нежданно, странно так звучит…

Боже, как больно сердцу в молчанье жутком таять!!
В окна струится ночь. На розовом столе —
Белый букет сирени. Фарфоровый китаец
Медленно кивает — призрак в алой мгле…

Понял измену, понял. Банальную записку
Грустно разрываю. Сяду у окна,
Буду не думать. Жалко. Ведь счастье было близко…
Так всегда бывает. Жизнь — как сон — вольна.

Белая ночь родилась в кровавой колыбели…
Город, усыпая, бредил и вздыхал…
Только тобой не жил ли и шел я не к тебе ли?
Губы не твои ли в грезах целовал?..

В полдневный час, ленивым летом,
овеянная влажным светом,
в струях с изгиба на изгиб
блуждает сонно-сытых рыб
глубокомысленная стая,
надежды рыбьи обсуждая,
и вот значенье их речей:
«У нас прудок, река, ручей;
но что же дальше? Есть догадка,
что жизнь — не всё; как было б гадко
в обратном случае! В грязи,
в воде есть тайные стези,
добро лежит в их основанье.
Мы верим: в жидком состоянье
предназначенье видит Тот,
Кто глубже нас и наших вод.
Мы знаем смутно, чуем глухо —
грядущее не вовсе сухо!
„Из ила в ил!“, — бормочет смерть;
но пусть грозит нам водоверть, —
к иной готовимся мы встрече…
За гранью времени, далече,
иные воды разлились.
Там будет слизистее слизь,
влажнее влага, тина гуще…
Там проплывает Всемогущий,
с хвостом, с чешуйчатой душой,
благой, чудовищно-большой,
извечно царствавший над илом…
И под Божественным правилом
из нас малейшие найдут
желанный, ласковый приют…
О, глубь реки безмерно мирной!
Там, под водою, в мухе жирной
крючок зловещий не сокрыт…
Там тина золотом горит,
там — ил прекрасный, ил пречистый.
И в этой области струистой —
ах, сколько райских червяков,
бессмертных мошек, мотыльков —
какие плавают стрекозы!»
И там, куда все рыбьи грезы
устремлены сквозь влажный свет,
там, верят рыбы, суши нет…