Антология - Европейская поэзия XIX века

Ты улыбнулась мне улыбкой светлой рая…
Мой сад блестит в росистых жемчугах,
И на тебе, жемчужиной сверкая,
Одна слеза дрожит на лепестках.

То плакал эльф о том, что вянут розы,
Что краток миг цветущей красоты…
Но ты цветешь, — и тихо зреют грезы
В твоей душе… О чем мечтаешь ты?

Ты вся любовь, — пусть люди ненавидят! —
Как сердце гения, ты вся одна краса,—
А там, где смертные лишь бренный воздух видят
Там гений видит небеса!..

Живу я в тишине, в тени долины влажной,
Где резвые стада пасутся под горой,
И часто с пастухом внимаю стон протяжный
Влюбленных голубей вечернею порой.
Когда ж его свирель звучит о счастье нежно
И Филис падает на грудь к нему — небрежно
Я возле мыльные пускаю пузыри,
Где блещет радуга прощальная зари…

На сумрачной скале, где старый замок дремлет,
В развалинах шумлю я с ветром кочевым;
В чертогах короля мне важность робко внемлет,
И в бедной хижине я плачу над больным.
Я в трюме корабля за тяжкими досками
Смеюся и шучу над звучными волнами,
И в час, когда горит румяная заря,
Задумчиво брожу в степах монастыря.
В ущелье, между скал, в пещере одинокой
Я демонов ночных и призраков бужу,
На мрачном севере, зарывшись в снег глубокий,
Я молчаливые дубравы сторожу.
На поле грозных битв, в час краткого покоя,
Победой близкою баюкаю героя,
Со странником в степи кочую и певцам
Указываю путь к бессмертным небесам.

Ребенок сам — с детьми я чаще всех бываю,
Доступней волшебство невинным их сердцам,
И маленький их сад при мне, подобно раю,
Цветет и сладко льет душистый фимиам.
Их тесный уголок становится чертогом;
И аист кажется им странным полубогом,
Когда он по двору разгуливает, хмур…
И ласточка для них — весенний трубадур.

И часто я с детьми при вечере румяном
Гляжу на облака, плывущие вдали.
Как дышится легко в саду благоуханном,
Как нежно нам журчат ручьи из-под земли!
Мы видим, как, сребрясь, за горы убегает
Гряда отсталых туч, и радуга сияет
Алмазным поясом по светлым небесам,
И чайка белая ласкается к волнам…

И я с тобою рос; когда ты был ребенком,
Сидели мы вдвоем, смотрели на камин,
Следили за игрой огня на угле топком,
Где возникал и гас рой пламенных картин.
Мы сказки слушали, не зная лжи опасной,
Звучали вымыслы нам правдою прекрасной,
И с херувимами — покорные мечте —
Мы бога видели в небесной высоте.

Темной ночью метель и гудит, и шумит,
Под окошком избушки летая, свистит;
А в избе при огне, у сырого окна,
Ждет красотка кого-то одна.
Все на мельнице стихло… огонь не горит…
Вышел мельник-красавец, к красотке спешит.
Он и весел, и громко и стройно поет,
И по снежным сугробам идет.
Он и с ветром поет, и с метелью свистит,
По сугробам глубоким к красотке спешит…
Королева метелей на белом коне
Показалась вдали, в стороне.
И завыл ее конь, как израненный зверь,
И запела она: «Мой красавец, теперь —
Ты так молод, прекрасен — со мною пойдем!
Ты не хочешь ли быть королем?
У меня есть чертоги в горе ледяной,
Блещут радугой стены, и пол расписной,
И на мягком сугробе нам быстро постель
Нанесет полуночи метель».
Все темно, и метель и шумит, и гудит…
— Мой красавец! Не бойся, что месяц глядит, —
Чтоб не видел он нас — до земли с облаков
Заколеблется полог снегов.
Ярко солнце блестит в голубых небесах,
И сверкают пылинки на снежных полях,
И на брачной постели покоится он —
Тих и свеж его утренний сон…

Мне подлинную жизнь дал ты один,
С тобой одним душа вздохнула смело.
Я прежде в одиночестве немела,
Жила, как в тишине морской — дельфин.

Пробился зов твой сквозь вечерний сплин,
Когда, казалось, все оцепенело.
Твой голос влек и мысль мою и тело,
Меня на волны вынес из глубин.

Твой голос огласил немые своды,
И жизнь в гармонии предстала ясной,
Ты распахнул весь мир передо мной.

О, не смолкай! Тебя ждала я годы.
Ты мой певец! И песнь твоя прекрасна.
Тебе лишь верю — твой дельфин ручной.

Мечтала я — по как мечты мне лгали!
Так живо представлялось мне норой,
Что я вольна, что стерся образ твой,
Живу, как прежде, — в мире и печали.

Я чувствовала — дни мои нищали.
Казалось мне, что я сосуд пустой,
Что драгоценный выплеснут пастой,
Я ветвь сухая — и листы увяли.

Очнулась я негаданно-нежданно.
Тебя вернул мне день новорожденный —
Твой образ вспыхнул на заре багряной.

И полон вновь сосуд опустошенный,
И к сердцу мощною волною рвется
Поток блаженства, что Тобой зовется.

Я думаю о нас и всякий раз
Озарена надеждою подспудной.
Дышу я нашей жаждой обоюдной,
Я вижу сев и близкой жатвы час.

На зов наш общий жизнь отозвалась,
И обновляться нам ежеминутно,
Пока мы не достигнем цели трудной,
Пока не осенит блаженство нас.

О, может быть, мечты осуществимы!
Была я тихой речкою равнинной,
Но встретила тебя, и с этих пор

Влечет меня поток неудержимый,
И наши волны, слившись воедино,
Стремятся радостно в морской простор.

Ты мне дарил раздумий строй высокий
И знать хотел, что дни мои таят.
Но зазвучало слово невпопад,
Когда любви в тебе иссякли токи.

Другую повстречал. К чему упреки,
Когда ты новой жаждою объят?
Но в прошлое я обратила взгляд,
В былой Эдем, о мой Адам жестокий,—

Ах, если б я склонилась обреченно
И боль, со свистом воздух рассекая,
Пронзила грудь мою — стрелы острей,

Сравнилась бы со скрипкою тогда я,
Разбитой вдребезги и возрожденной,
Чей звук красивее — пускай слабей.