Галина Таланова - И за воздух хватаясь руками
Ты в этот поезд прыгнул понапрасну:
Чужой вагон, где всё не для тебя,
А спрыгнуть на ходу уже опасно.
ПОСЛЕ РОЖДЕСТВА
Возвращенье в будни неизбежно.
Зазвенел будильника сигнал.
Жизнь бежит, –
По рельсам стук железный.
Вкус же к жизни, в сущности, пропал.
Звёзды завалило облаками.
Снег в цветных огнях нарядит тень.
Брошена тетрадка со стихами.
Мягким пледом укрывает лень.
Всё тепло, свернувшись вдруг клубочком,
Примостилось кошкою на грудь.
Звук колёс тревожит молоточком,
Бухает в висок,
Не даст заснуть.
* * *
Опять возвращаемся в будни.
Весь двор – как заснеженный лист.
По снежному полю так трудно
Идти, хоть ты в помыслах чист.
Остались подставки от свечек
С оплавленным воском стоять,
Как плач о несбывшейся встрече,
А значит: нельзя потерять…
Лишь ровное снежное поле
Без красок в морозной тиши.
И сердце споткнётся от боли:
Не стоит бежать, не спеши.
Постой на дороге, тоскливо
Взирая на снежную гладь,
Баюкая боль терпеливо
И руки всё медля отнять.
* * *
Опять сюрпризы у зимы!
Растаял снег,
Весь город серый.
В недоуменье бродим мы,
Как в чутком сне,
Совсем без веры
В то, что поможет выживать –
И на болоте строят замки! –
И камни к небу поднимать,
Тянуть потрёпанные лямки.
* * *
А дождь смывает все снега:
Не навсегда укрыты травы
И лёд, сковавший берега.
И снова нету переправы
Друг к другу…
Сердце в такт частит
Дождю, стучащему по крышам.
Печаль который день гостит,
Но мы опять свой голос слышим,
Который в хоре сник, пропал,
Вдруг потерялся, как иголка,
За маской скрылся…
В карнавал
Людской
Глядим, как будто в щёлку.
Блестит игла средь мишуры:
Не отличить её блеск острый, –
Лежит,
И ждёт другой поры,
Когда поймёшь, что так непросто
Свой голос растворить в других,
Лететь в тепло с печальным клином,
И отвечать за этот миг,
Чтобы назвать его единым.
* * *
Мне больше нечего сказать:
Две разошедшиеся льдины.
И руку, если и подать,
То не изменит суть картины,
Где вскрылась чёрная вода,
Что пузырится бурой пеной
И нас разносит навсегда,
Просвет всё ширя постепенно.
Да. Так бывает…
Всё росло
В нас напряжение и зрело…
Тебя куда-то понесло,
Меня бессмысленно задело.
Теперь две льдины в тишине
Разносит резвою водою.
И коршун рыщет в вышине:
Не промелькнёт ли в тьме живое?
Но только пенится река,
И льды идут своей дорогой.
И опускается рука.
…И остаёшься недотрогой.
* * *
Пришла весна,
Но нынче не твоя.
Губами ловишь этот талый воздух.
Опасны крыш заросшие края
Сосульками,
Взращёнными на водах.
Сосульки
Ловишь прямо на лету:
Обрубят жизнь –
Ты не моргнёшь и глазом.
Летят сосульки, портя высоту,
По воздуху,
Отравленному газом.
Но ловят лица ветер перемен,
Что освежает их струёю влаги.
Я не ищу теперь – любви взамен
Разорванной,
Как смятый лист бумаги, –
Любовь другую…
Ноги приросли
К колдобинам худеющего наста.
Не отрываться больше от земли!
Но сердце бьётся
Часто, часто, часто…
И выпрыгнуть,
Как птица, норовит,
Чтоб возвратиться на бесцветье веток,
Где вить гнездо
Ей жизнь сама велит,
А защитит от «хищных»
Шелест лета.
Памяти моей мамы,
Эльвиры Бочковой,
поэтессы
* * *
В феврале нагрянули морозы,
Обступили ледяной стеной.
Сплошь сугробов высятся торосы
На дороге к сердцу и домой.
До весны завьюженная тропка –
Коротка –
Неделю прошагать.
Из машин, спешащих к счастью, –
Пробка.
В каше снега вновь забуксовать.
Лёд сковал – и намертво – порывы
Обрести глоток живой воды.
Под наркозом, в спячке, полуживы,
На краю болезней и беды.
* * *
И зиму почти пережили…
По горло нам снег навалил,
И слёзы внезапно душили,
И не было двигаться сил
В снегу беспросветном,
Глубоком,
Что сыпал на сколотый лёд.
Но думали вновь о высоком,
О лете, чей скоро черёд. –
Подхватит,
Закружит средь ягод,
Средь буйных цветов полевых. –
И будто бы не было тягот…
Остаться бы только в живых…
Остаться,
Дожить до рассвета,
Вернуться из той темноты,
Откуда не будет ответа
И смотрят на всё с высоты.
* * *
Всё бесповоротно. И нелепо. –
Как лавина двинулась с горы.
Жмурилась на солнце первом слепо
В предвкушенье отпускной поры.
А внутри тревога нарастала…
Жизнь катила, словно снежный ком.
С каждым днём всё раньше рассветало,
Но скрипел простуженно весь дом.
Заметала суетой тревогу.
Круговерть, последняя метель…
Пережить мороз ещё немного –
И прошьёт сугробы с крыш капель.
Переждать,
Силёнки собирая,
Чтоб рвануться к солнцу в полный рост,
Как трава,
Совсем ещё не зная,
Что трудилось сердце на износ.
* * *
Снег сыпал и сыпал.
Весна не спешила.
И замерло сердце в предчувствии бед.
По снежным канавам
В смятенье кружила
В надежде, что к выходу выведет след.
Но путались ног отпечатки в метели,
И слёзы стояли под горлом колом.
И в сбившейся, жёсткой, казённой постели
Душила подушка –
С крыш съехавший ком
Налипшего, ватного, плотного снега.
Опаздывал март с золотистым лучом.
И проруби сталь вдаль звала из-под века:
Там белая тень всё росла за плечом.
* * *
Зима уходить не хотела,
Стояла, как тень за спиной.
Беда, как метель, налетела,
С ног сшибла ударной волной.
Снег мягко засасывал ноги…
Тревога росла, как сугроб.
И не было дальше дороги.
И мучил жестоко озноб.
И сердце сжималось в догадке,
Что больше не будет весны.
На смену стихам, что в тетрадке,
Заявятся странные сны,
Где явь перепутана с бредом:
Жар-птица присядет на грудь,
Закутают лаской и пледом –
Не выдохнуть и не вдохнуть…
Но снег на лице не растает,
Накрытый жар-птицы крылом.
И выхода нет.
Не светает.
И веткам под снегом – облом.
* * *
Огненное лето возвратилось
В дни, когда истаивал февраль.
Потушить огонь не получилось:
Взгляд мутнел и устремлялся вдаль.
Чудилось: пожар бежит по кронам.
И пытаясь скрыться от беды,
Жар не сбила,
Поперхнувшись стоном,
Выплеснув в лицо стакан воды.
Жар вернулся дымом и удушьем –
Застилала горечь белый свет.
Ветки, как обугленные сушью,
На стене …
И на пол сброшен плед –
Затушить огонь,
Что ближе к телу
Пробирался по траве сухой.
…До беды всем не было там дела,
Не отвёл беду никто рукой.
* * *
Парю средь каруселей лиц,
В толкучке, в давке, в круговерти,
Вдыхая запахи больниц,
Но всё яснее мысль о смерти:
Как выплеск ртутный среди туч. –
Все контуры прогала рваны,
И бьёт в глаза – до слёз в них – луч
Средь дней, как серые барханы, –
Лежат, что старая гармонь, –
Все клавиши у ней запали.
А лоб горячий, как огонь,
И сны – в них раньше не бывали.
* * *
Вот и всё.
Не будет больше лета.
Только снег, как тополиный пух…
Помнишь, август
Полыхал кометой,
Воздух был разгорячён и сух.
Ягоды рябина осыпала
Угольками в пепельный ковыль.
На цветах увядших оседала
Липким слоем угольная пыль.
Солнце раскалённое катилось
Головнёй дымившего костра.
Ничего в том лете не случилось,
Только боль была, как нож, остра,
В бок впивалась горестной догадкой,
Что конец пожара впереди:
Подкрадётся с лисьей он повадкой –
Рыжий хвост мелькнул уже в груди,
Заметая горестные мысли,
Что как яд – сквозь дым пожара вдох.
Все деревья осыпали листья:
Словно искры, падали на мох.
* * *
Клянём то огненное лето,
Тот дым, как утренний туман.
Жара спадала лишь с рассветом.
Сквозь дюны шёл строф караван.
Да, ветер был угарный, душный,
И с пеплом смешан был песок.
И вдох – неровный и натужный,
Но строчки – за шажком шажок.
