Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II

Незримые звезды в пространстве мирском —
Бесследно их тени прозрачные тают.
Еще не родившись на небе ночном,
Они уже в мраке пустом исчезают.

Враждебные солнца горят на пути,
Их ловит угрюмая боль притяженья,
Но музыка их продолжает вести
В края, где земное молчит вдохновенье.

Но если порою забудет звезда
Свое бесполезно-певучее счастье
И, выпав из мира эфирного льда,
Коснется случайно язвительной страсти,

Она ослепительно-звонким цветком
Зажжется в ночи, трепеща и сияя, —
Мгновенное зарево в небе ночном,
На грани земли, у преддверия рая.

Падучей звездою сгорает поэт.
Смертелен певцу человеческий воздух,
Но счастья ни выше, ни радостней нет —
Сгореть, как сгорают бессмертные звезды.

Слепые тени звезд незримых
Летят в пространстве мировом,
Как стаи птиц неуловимых,
И тают в сумраке ночном.

Ведет их музыка вселенной
Между враждебных солнц и лун,
И дышит радостью нетленной
Пленительное пенье струн.

Но если в звездное круженье
Ворвется притяженья власть,
Земное злое вдохновенье,
Земная огненная страсть,

Тогда, покинув мир певучий,
Мир нежной ясности и льда,
Сквозь расступившиеся тучи
Падет летучая звезда.

И звонкой розою сияя,
Воздушной мглой обожжена,
На рубеже земли и рая
И вспыхнет, и умрет она.

Вдоль голых стен летит перо, белея,
И падает, и кружится оно,
И вновь летит, и, медленно слабея,
Осколком света падает на дно.

В нем есть еще сиянье жизни звездной,
— Такая жизнь не может умереть, —
И сладко нам — над безъязыкой бездной
Звенит стихов языческая медь.

О нищете я не устану говорить,
Я нищеты моей не смею затаить,

Но все слова, растаяв в дымной тишине,
Тенями, снами возвращаются ко мне.

Темнеет воздух, но еще блестит вода, —
Дождем наполнилась до края борозда,

И в нежном поле медленно ползет сырой,
Туманный, странный, вечереющий покой.

Она со мной и неотступна и чиста,
Моя подруга, золотая нищета.

Во мгле, качаясь, тонут дальние холмы —
Моя подруга, может быть, заснем и мы.

Ты пронзительней счастья, Россия.
Невозможно тебя оскорбить.
Разлетаются листья сухие,
Только звезды не могут не быть.

Не забыть холодевшие руки
И разгневанные небеса.
Обреченные ветру разлуки,
Облетают твои голоса.

И не в силах к тебе возвратиться,
И не в силах тебя разлюбить,
Сердце, как ослепленная птица,
Не летая, пытается жить.

Как черная пена,
Взлохматилась мгла
Прозрачная сцена,
Кружась, поплыла.

Над волнами кресел,
Над гребнями лож
Классической пьесы
Суровая ложь.

И ветер трагедий
И тьмы набегал,
И плакал и бредил
Растерянный зал,

И клекот орлиный,
Орлиный глагол
Над миром звериным,
Как солнце, расцвел,

И клочьями бури
Взъерошилась мгла —
В смертельной лазури
Два черных крыла.

Мы тоже горели
Небесным огнем.
Россия, ужели
Мы тоже умрем?

Сердце, ты было счастливым —
О, до последнего вздоха!
Глиняным желтым обрывом
Окончилась наша эпоха.

Небо казалось твердыней,
Ветер рвался на причале,
Над водяною пустыней
Не чайки, а тучи кричали.

Встретясь с желанною мглою,
Солнце горело, как рана,
Солнце с огромной косою
Пронзенного светом тумана.

Вдаль низкорослые волны
Шли беспокойной толпою.
Голос, разлукою полный,
Прощался, эпоха, с тобою.

Сердце, ты было счастливым —
О, до последнего вздоха!
Глиняным желтым обрывом
Окончилась наша эпоха.

Так. За ночь камни расцвели.
Так. Европейский бред час от часу бессвязней.
Встает в мучительной лазури и пыли
Слепое утро нашей казни.

Дрожанье деревянных струн!
Огромной лирою плывет в толпе телега.
Вчера взывал к народной совести трибун,
Но время захлебнулось бегом.

Как просто все! И мы умрем,
И мы сквозь бормотанье этой черной лиры
Расслышим в воздухе пронзительно пустом
Слепое пение секиры.

Ночью в беспросветном океане,
В медленно колеблющейся мгле
Белый айсберг перед нами встанет
Альбатросом об одном крыле.

И, как насмерть раненная птица,
В ледовитом, в непробудном сне
Будет он качаться и кружиться,
Угасая в скользкой тишине.

Русский лед в бездарном мраке тает,
Тает русский воздух. Все пройдет.
Однокрылой птицей отлетает
Сердце в безнадежный небосвод.

Воскреснет тот, кто умер, а для нас
Недопустимо воскресенье:
Мы платим вечностью за каждый час,
За полужизнь, за полутленье.

Бежали мы. Валы родных морей,
Как матери, нас провожали,
Пока слепые кормы кораблей
В чужие страны уплывали.

Мы сыновья огня, и нам темно
В краю, где все огни остыли,
И сердце наше помнит лишь одно
Опустошительное — были.

Когда она придет и мы, толпой,
Как смерды, раболепствуя и ластясь,
Презрим во имя родины чужой
Родной земли земное счастье,

О как тогда, наперекор стыду,
Позором мишуры и славы черной
Мы будем чваниться — на поводу
У нашей ненависти вздорной.

Синий ветер над темным заливом,
Бьются волны о красный песок,
И табун облаков белогривый
Улетает туда — на восток.

Кто бы думал, что годы скитаний
Никогда не окончатся, — нет, —
Что в чужом и пустом океане
Затеряется огненный след,

Что отчалив от дымной отчизны,
Нам обратно путей не найти,
Что страшнее и смерти и жизни
Бесполезно гореть и цвести.