Тамара Величковская - Тамара Величковская

Цветы завернуты в бумагу,
Еще и тихо, и темно.
Дыхание туманной влаги
Вползает медленно в окно.

В последний раз мои обои
Цветами синими цветут.
Какое царство голубое
Я обрела на время тут:

Небесно-голубые выси,
Луга с лазоревой травой
И даже связка белых писем
Чуть отливала синевой…

Как скупо отдых мне отмерен!
Не долог он, — и долгождан…
У широко раскрытой двери
Стоит закрытый чемодан.

Как восторженно птица щебечет
О весенней свободе своей,
А когда я иду, мне на плечи
Опускаются лапы ветвей,
Дружелюбные, мягкие лапы…
Прижимаюсь к ним жаркой щекой
И вдыхаю живительный запах
Снеговой и смолистый такой.
Ручеек спотыкаясь в разбеге
По скале разливает стекло,
Пахнет ветер морозом и снегом,
Но становится сердцу тепло.

Темно-синим полотном
Укрывает вечер
Кипарисы под окном
Стройные как свечи,
Небо, озеро, балкон,
Каменные кряжи…
Но взволнован, и влюблен,
И всегда на страже,
Юный стройный кипарис
Над своей подругой.
Оба крепко обнялись,
Тянут ветки к югу…
Хорошо расти вдвоем
Неразлучной парой.
И всегда в окне моем
Белый снег Тамаро.

Не надо думать о потерях,
Пусть входит в душу благодать —
Так близок итальянский берег,
Что кажется рукой подать.
И часто слышится при встрече,
Мой слух нечаянно задев,
Веселой итальянской речи
Какой-то оперный напев…
Вобрать в себя всю эту прелесть
И крепко в памяти хранить:
Мимозы легковейный шелест,
Тропинки порванную нить,
Горы темнеющие складки,
Вершины осиянный снег…
И этот миг закатный краткий,
Который розовее всех.

Туман, как голубая вата,
Лежит над озером с утра,
Но на вершине розоватой
Мазок живого серебра.
Там солнце победило тучи —
И лапы дряхлые сосны
Дрожат, простертые над кручей,
От вздоха первого весны.
Еще февраль, еще в зачатке
Цветение грядущих дней,
Но шлет мимоза запах сладкий
И дрозд уже поет над ней.

В лесу стоит подводный свет.
Со всех ветвей свисают капли
И примулы янтарный цвет,
Как драгоценный камень вкраплен
В скалу замшелую. С нея
Поток спадает и рокочет
И словно белая змея
Среди камней укрыться хочет —
Все вниз и вниз и все тайком.
И, бороздя, в скале узоры,
Уходит светлым ручейком
В сиянье лаго-Маджиоре.

Согрелось озеро сегодня,
Сверкнуло тысячью огней
И вспомнил вереск прошлогодний
О радости весенних дней.
Весна пришла. С горы стекая
Поет веселая вода
И, никогда не иссякая,
Не умолкает никогда.
Шуршанье ящериц повсюду
И птиц счастливая возня.
Тропинок странные причуды
Уводят на гору, дразня,
То через горные морщины,
То через вешние луга,
До белопламенной вершины,
Где раскаленные снега…

Пройденной дороги не забыть…
Ту дорогу, где мы проходили,
Заглушили травы, может быть,
Или же дома загородили.
А быть может, как и в те года,
Там весною много первоцвета…
Но не возвращайся никогда
На дорогу пройденную эту.
Ты не встретишь никого на ней,
Радостных не сделаешь находок.
Будет много обгорелых пней,
Будет много новых загородок.
Встретишь только прежнего себя:
Тень твоя предстанет, как живая,
И она посмотрит на тебя —
И пройдет, тебя не узнавая.

Цветок полумертвый, пленный
Сегодня ожил немного,
К живому теплу вселенной
Он ищет в окне дорогу.

Торчали зимой, хирея,
Три ветки сухих, колючих,
Но солнце сегодня греет,
И с неба уходят тучи.

И вот, стеклом отделенный
От воздуха, солнца, неба,
Он тянет росток зеленый,
Как будто руку за хлебом.

Он придал угловатым рукам
Красоту закругленных движений.
Он открыл удивленным зрачкам
Дар высокого преображенья.

И для песни раскрылись уста,
И ушам захотелось услышать,
Как звенит, излучаясь, звезда,
Как цветущая жимолость, дышит…

И Психея тогда на лету
Увидала в едином виденьи
И бескрайних вершин высоту
И бездонную пропасть падений.

Счастливый миг… твой шаг и стук,
Твой легкий зов за нашей дверью,
Прикосновенье милых рук,
И безграничное доверье
К твоим рукам, к твоим речам,
К твоим советам и решеньям.
Счастливый миг… уют плена,
Тепло, и свет, и утешенье.

Громаду Вавилонской башни
Вчера мы строили опять…
Сегодня больно мне и страшно,
Да лучше и не вспоминать

О том, как стройно создавал ты
Ряды высоких колоннад,
Как преломлялся блеск базальта
В тени порфировых аркад.

О том, как тяжки были глыбы,
Как усомнилась я, прости,
Что мы одни с тобой могли бы
Над башней купол возвести.

И как разрушились перила
В моих затрясшихся руках,
И как мы вдруг заговорили
С тобой на разных языках.

Посылаю за стрелой стрелу я
В неясный торс святого Севастьяна,
А потом рыдаю и целую
Страшные разорванные раны
И прошу прощенья на коленях
У душой отвергнутого тела. —
А затем, в мятежном иступленьи,
Вновь мечу отравленные стрелы.
Проклинаю плотские оковы,
Разумом холодным, презираю…
А за мною — купол васильковый
И весна, пришедшая из рая.

На ладони не хлеб, но камень…
О, как он тяжел! И вот
Стучится сердце толчками,
Сейчас преграду прорвет.
И я вспоминаю снова
Вопрос твоих добрых глаз,
И слышу за словом слово
И вижу — в который раз!
Как я руки к лицу прижала,
Как ты их отнять не смог…
О жалость — нежное жало,
Любви роковой порог.

Любовь из жизни уходила
осенней ночью. За окном
качались, как паникадила
платаны в сумраке ночном.

Читал спокойно отходную
рассвета монотонный глас.
Мою любовь, мою родную
я провожала в этот час.

В ногах бессонница стояла
с горящей восковой свечой.
В неверном свете одеяло
казалось гробовой парчой.
Ко мне тянулся из-за ставень
испуганный, дрожащий блик…

Казался распростертый саван
нечеловечески велик,
как будто здесь, на бедном ложе,
при свете гаснущей свечи,
прекрасный ангел, ангел Божий,
бессмертный ангел опочил.