Тамара Величковская - Тамара Величковская
Дирижер (Фон Караян)
Всей музыки взволнованное море
Он властно держит в колдовских руках,
А перед ним и новые просторы
И небывалый песенный размах.
Закрыв глаза, он видит партитуры
И все сплетенья музыкальных фраз,
Ему подвластны флейт фиоритуры
И скрипок патетический рассказ.
Удары сердца мерные, глухие
В биенье ритма переходят вдруг
И музыки великая стихия
Волнами звуков плещется вокруг.
Он вызывает шквалы, бури, грозы,
Смычки, взлетая, рвутся вон из рук.
Мелодия прекрасным maestoso
Свой музыкальный завершает круг.
Внезапный ветер овладел смычками,
Заставил партитуры шелестеть,
Обрушился аккорда тяжкий камень,
Но скрипки снова начинают петь.
Рванулась песня словно на качелях
И радость бьет во все колокола,
Торжественно поют виолончели
И раскаляют сердце до бела…
А он один, прекрасен и верховен,
Он заклинаем требует, зовет…
И смертный сон преодолев Бетховен
Опять страдает, любит и живет.
Музыка
Расходится завеса тишины
И музыка, свободная, как чудо,
Является неведомо откуда
Дорогой нарастающей волны.
Идут минуты… Может быть, года…
Но каждый звук — сияющий предтеча.
И в каждом звуке — ожиданье встречи,
Которой не бывает никогда.
Последний звук теряется во мгле.
Приходит безнадежное молчанье…
О музыка! Ты сдержишь обещанье.
Но не на этой, — на другой Земле.
Родник
Поет вода родника,
Сбегает, спеша, с горы
И стынет в воде рука
Даже во время жары.
Я тоже всегда пою
При виде горных вершин,
Когда под эту струю
Иду подставить кувшин.
Пока не течет вода
В замшелый савойский сруб
Я вижу в воде всегда
Улыбку счастливых губ,
Как будто Дух родника,
Что в этой воде живет,
Похож на меня слегка
И вместе со мной поет.
Ангел
Памяти пианиста С.С. Постельникова
Все живое на земле стенает.
Шум и грохот неживых машин
Заглушает музыку. Кто знает
В наше время музыку вершин?..
Но чтоб нам напоминать о Свете
Небо посылает с высоты
Ангелов. Земная их примета
Музыка и отблеск чистоты.
Я такого ангела встречала,
Он об ангельстве своем забыл,
Но над ним порой я замечала
Легкий шелест невесомых крыл.
Словно что-то колебало воздух
Силою незримой, но живой,
Словно небо в бесконечных звездах
Открывалось вдруг над головой…
Почему-то слышала стихи я
Каждый раз когда бывала с ним.
Музыка была его стихией,
Как бы образовывала нимб…
Ангелу не место в мире этом,
Ведь земное — только тлен и прах.
Ангел стал сиянием и светом
И звучанием в иных мирах.
Памяти Георгия Иванова
…Только расстоянье стало уже
Между вечной музыкой и мной.
Георгий Иванов
Южный день, морское побережье,
Солнечное острое блистанье…
Все другое, — но страданья те же
И все та же боль воспоминанья.
Было… Было… Душу просверлило
Это слово. «Было» и «навеки».
Жили-были, верили, любили,
А теперь на Вавилонских реках…
А теперь — докучные соседи,
Гневно скомканный листок бумажный,
Разговор о картах и обеде,
О болезнях, о таком неважном…
Потому что важно только это,
То, что в муке прорастает словом,
Что мелькает с быстротою света
Над цветеньем кактуса лиловым
Музыкой… Но грудь почти не дышит.
Музыка — немыслимое чудо,
Та, которой на земле не слышат,
Но, едва услышав — не забудут.
Слово к слову, в строгом сочетанье,
Ощупью, со страхом, осторожно…
Как постичь внезапное блистанье
Музыки, с которой невозможно,
Без которой невозможно тоже,
Задыхаясь ночью на постели…
Ночью в парке голубые ели
На суровых иноков похожи…
Мрак. Провал. И вдруг — прорыв в сиянье
К музыке с бессмертными словами…
Вот уж и не стало расстоянья
Между вечной музыкой и Вами.
Буживаль
В саду зеленая прохлада,
Лучи косые, щебет птиц,
Порой доносятся рулады
Полины юных учениц.
Далекий рокот фортепьяно
Приносит сладкую печаль,
Как монотонный плеск фонтана
И Сены голубая даль.
Великолепным ариозо
Плывет мелодия в окно —
«О, как прекрасны были розы,
И как свежи… и как давно!»
Давно умолкли вокализы
И годы потеряли счет,
Но и доныне призрак Лизы
В пустом саду кого-то ждет.
Порой подходит к павильону,
Вздыхает тихо, а потом
Глядит на белые колонны
На опустелый, ветхий дом.
Закат бледнеет, меркнут краски,
А в трепетаньи тополей
Печаль о невозвратном Спасском,
И тишине родных полей.
О близком часе парусии
Вещает первая звезда —
Конец любви, конец России,
Конец дворянского гнезда.
«Уйди от горестных оскомин…»
Уйди от горестных оскомин
Страстей и тщетного труда,
Так чуден мир, и так огромен,
И так блистательна звезда,
Откуда вечность смотрит в душу
Ночною, тихою порой.
Ничто земное не нарушит
Миров непогрешимый Строй,
Но если бы смотреть умела
Душа прозревшая едва —
С каким непостижимым целым
Почуяла бы нить родства!
Назарет
Назарет на заре, как цветок…
Бледно-розово светятся крыши,
Кипарисы глядят на восток
И смолистые ветки колышут.
Как цветок на заре Назарет,
Как цветок Назарет на заре…
Но внезапно грохочет снаряд,
Самолеты проносятся воя,
Кипарисы, качнув головою,
Словно факелы в небе горят…
Старый плотник бросает станок
И к земле припадает в овраге,
Загорелся рыбачий челнок
И горит как обрывок бумаги.
Переполнен е утра лазарет
И запятнан запекшейся кровью,
Запылали и рушатся кровли…
О пылающий огненный цвет,
О цветок на заре Назарет!
Скит («Как просты, прекрасны и суровы…»)
Как просты, прекрасны и суровы
Очертанья купола и ниш…
Отойди на время от земного,
Здесь, душа, ты Богу предстоишь.
Неподвижны свечи в полумраке,
Как цветы на восковых стеблях,
У порога бьют поклоны маки,
Шарит ветер в темных тополях.
Возле маков вьется повилика
И курит цветочный фимиам.
В полусвете проступают лики,
Ангел руки простирает к нам,
Белый ангел расправляет крылья,
Светотени по стенам дрожат,
Кажется — еще одно усилье
И по камням крылья зашуршат…
Скорбны Богородицины очи
И печалит полудетский рот.
Первозданный камень не обточен,
Словно это Вифлеемский грот.
Деревенская церковь
Посв. Н.Б. и А.В. Сологуб
Затеряна церковь в поле,
в убогой крестьянской хатке.
Стоят рядком на престоле
иконы, свечи, лампадки…
Певчих собралось трое,
да семь человек прихода.
Пахнет землей сырою
И зеленью с огорода.
Но в этой избушке сирой
Священник служил молебен
о мире в огромном мире,
о нашем насущном хлебе.
Читает дьякон Пророка…
А синий квадрат оконный
глядит Всевидящим Оком
и кажется мне иконой.
Страстной четверг