Григорий Стернин - Песни нашего двора
И вовсе опупел наш дядя Зуй:
Не пили гости и не ели,
А дядя Зуй торчал, как буй.
СУДИЛИ ДЕВУШКУ ОДНУ
Друзья, я песню вам спою,
Своими видел я глазами:
Судили девушку одну,
Она дитя была годами.
Она просилась говорить,
И судьи ей не отказали.
Когда ж закончила она,
Весь зал наполнился слезами.
"В каком-то непонятном сне
Он овладел коварно мною,
И тихо вкралась в душу мне
Любовь коварною змеею.
И долго я боролась с ней,
Но чувств своих не победила,
Ушла от матери родной...
О судьи, я его любила!
Но он другую полюбил,
Стал насмехаться надо мною.
Меня открыто презирал,
Не дорожил, коварный, мною.
Однажды он меня прогнал...
Я отомстить ему решила:
Вонзила в грудь ему кинжал.
О судьи, я его убила!
Прощай, мой мальчик дорогой,
Тебя я больше не увижу.
А судьи, вас, а судьи, вас,
А судьи, вас я ненавижу!"
Девчонка серые глаза
Свои печально опустила.
Никто не видел, как она
Кусочек яда проглотила.
И пошатнулася она,
Последний стон ее раздался.
И приговор в руках судьи
Так недочитанным остался.
Друзья, я песню вам пропел,
Своими видел я глазами:
Сгубили девушку одну,
Она дитя была годами.
ЯРКО СВЕТИТ ЛУНА
Ярко светит луна
Там вдали за рекою.
По широкой тропе
Проскакали ковбои.
Трое верных коней,
Три ножа, три нагана.
Трое верных друзей.
Старший был атаманом.
Вдруг за дальним холмом
Огоньки засияли
Это был кабачок
Одноглазого Гарри.
Трое слезли с коней,
Сапоги подтянули.
И в открытую дверь
Трое смело шагнули.
Сидит банда кругом
Человек девятнадцать
И ковбоям троим
Предлагает убраться.
Тут сказал атаман:
"Мы ребята лихие
И не любим, когда
Нам перечат другие".
Вынул нож атаман.
И резня завязалась.
На дубовом полу
Двадцать трупов осталось.
Ярко светит луна
Там вдали за рекою.
По широкой тропе
Проскакали ковбои.
Двое верных коней,
Два ножа, два нагана.
Двое верных друзей.
Только нет атамана.
* * *
Губ твоих накрашенных малина,
В кольцах пальцы ласковой руки.
От бессонницы и кокаина
Под глазами черные круги.
Припев:
Муж твой в далеком море
Ждет от тебя привета,
В суровом ночном дозоре
Шепчет: "Где ты? Где ты?"
Зубки твои в чувственном оскале,
Тонкая изломанная бровь.
Слишком многие тебя ласкали,
Чтоб мужскую знала ты любовь.
Припев.
Офицеров знала ты немало,
Кортики, погоны, ордена...
О такой ли жизни ты мечтала,
Трижды разведенная жена?
Припев.
Лишь порою встанешь ты не рано
С грустью от загубленной красы...
А на вечер - снова рестораны,
Снова чернобровые тузы.
Припев.
Отошли в небытие притоны
Легких девок в наши времена,
Но верна велению закона
Чья-нибудь хорошая жена.
ЧЕТЫРЕ ИНВАЛИДА
По прямой извилистой дороге
Через Сочи прямо на Кавказ
Ехали четыре инвалида.
Вез их безколесный тарантас.
Им слепой указывал дорогу,
А безногий жал на тормоза,
А безрукий все крутил баранку,
А дурак сигналил без конца.
Вдруг из леса выскочила банда,
Тарантас пришлось остановить.
Тут немой глухому что-то крикнул,
И бандиты начали палить.
Но безногий бил приемом самбо,
А безрукий боксом побивал,
А дурак лупил куда придется,
А слепой на ноги наступал.
Инвалиды банду перебили,
Быстро погрузились в тарантас.
И поехали опять своей дорогой,
Что ведет из Сочи на Кавказ.
По прямой извилистой дороге
Через Сочи прямо на Кавказ
Ехали четыре инвалида.
Вез их безколесный тарантас.
* * *
Передо мной остатки древней старины,
А нити памяти с прошедшим неразрывны,
Но только мне воспоминанья не нужны,
А все, что было между нами, мне противно.
Ты в дни удачи одевал меня в меха,
И я под елкой находила чувств презенты,
Но незаметно подошла ко мне беда,
И жизнь помчалась, будто в жуткой киноленте.
Шум кабаков, меха и платья-декольте
Пришлось сменить мне на сатиновую робу.
И за окном пейзажи вижу я не те,
А завтра снова гонят в дальнюю дорогу.
Но ты остался непричастен ни к чему.
Я лишь мечтала сохранить все наши чувства,
А для чего, теперь сама я не пойму,
Ведь без тебя в душе и в сердце стало пусто.
Мне все равно, я жду какого-то конца.
Забыть пытаюсь я конвой, этап и зоны,
Но для чего ж храню я образ подлеца?
Для чувства, видно, не написаны законы.
И если ты придешь когда-нибудь ко мне,
Блеснув беспечно вновь улыбкой златозубой...
Теперь не снишься ты мне даже и во сне,
И я клянусь, что все, что было, позабуду!
ХУЛИГАНСКАЯ ЖАЛОСТНАЯ
Уж семь часов пробило
Аржак спешил домой.
Грузинские ребята
Кричат: "Аржак, постой!"
Аржак остановился
Грузинские кругом.
"Бейте, чем хотите,
Но только не ножом!"
Аржак разбил бутылку,
Хотел он драться ей.
Но в грудь ему вонзилось
Четырнадцать ножей.
"Извозчик, за рублевку
Гони коней скорей!
Я истекаю кровью
От множества ножей".
Вот белая палата,
Больничная кровать.
И доктора в халатах
Пытались жизнь спасать.
"Спасайте - не спасайте,
Мне жизнь не дорога.
Хоть был я хулиганом,
Но не имел ножа".
Уж семь часов пробило,
С завода все идут.
Труп Кольки Аржакова
По улице несут.
Гроб крепкий, гроб дубовый,
Лежит наш Колька в нем.
А во дворе девчонки
Расплакались о нем.
И с той поры решили
Ребята Аржака:
Раз Кольку порешили,
Убьем их вожака.
Устроим бой суровый,
И Рыжий Николай
Отправит их любого
Без пересадки в рай.
ПОМНИШЬ, КУРНОСАЯ
Помнишь, курносая, бегали босые,
Мякиш кроша голубям?
Годы промчались, и мы повстречались,
Любимой назвал я тебя.
Ты полюбила меня не за денежки,
Что я тебе добывал.
Ты полюбила меня не за это,
Что кличка моя уркаган.
Помню, зашли ко мне двое товарищей,
Звали на дело, маня.
Ты у окошка стояла и плакала
И не пускала меня.
"Знаешь, любимый, теперь очень строго.
Слышал про новый закон?"
"Знаю, все знаю, моя дорогая,
Он в августе был утвержден".
Я не послушал тебя, дорогая,
Взял из комода наган.
Вышли на улицу трое товарищей
Смерть поджидала нас там.
Помнишь, курносая, бегали босые,
Мякиш кроша голубям?
Годы промчались, и мы повстречались,
Любимой назвал я тебя.
МАЛОЛЕТКА
На Невском проспекте у бара
Малолетка с девчонкой стоял.
А на той стороне тротуара
Мент угрюмо свой пост охранял.
"Уходи, я тебя ненавижу.
Уходи, я тебя не люблю.
Ты ведь вор, ну а я комсомолка,
Я другого парнишку найду".
От обиды малец горько плакал,
Сгоряча на мокруху пошел.
Налетели волки, повязали
Он этапом на Север ушел.
"Поглядите вы, граждане люди,
Что творится по тюрьмам у нас,
Как приходится нам, малолеткам,
Со слезою свой срок отбывать.
Не гуляйте, шалавы, на воле
Приезжайте вы к нам в лагеря.
Обойдется вам это в копейки,
Ну а мы вам дадим три рубля!"
КИРПИЧИКИ
Где-то в городе на окраине,
Где стена образует проход,
Из кино вдвоем с модной дамочкой
Шел шикарно одет паренек.
А навстречу им из проулочка
Трое типов каких-то идут:
"Разреши-ка, брат, папиросочку,
Не сочти ты, товарищ, за труд".
Модна дамочка в меховом пальто,
А на нем воротник из бобра.
А как вынул он портсигарчик свой
В нем без малого фунт серебра.
Вдруг один из них вынул финский нож,
Приказал им пальтишки отдать,
Усадив потом на кирпичики,
Он велел им ботинки сымать.
Кавалер хотел воспротивиться,
Но силенки, увы, не равны.
И кирпичиком по затылочку
Исключили его из игры.
Тут заплакала горько дамочка,
Утирая слезу рукавом:
"Как пойдем мы в ночь непроглядную
В непролазной грязи босиком?"
И ответил ей бандит ласково:
"Выбирайте посуше где путь.
И по камушкам, по кирпичикам
Доберетесь домой как-нибудь".
Жалко, не было тут фотографа
Эту бедную пару заснять:
Модна дамочка в панталончиках,
А на нем и кальсон не видать!
* * *
Проснешься утром - город еще спит,
Не спит тюрьма, она давно проснулась,
А сердце так в груди болит,
Как будто пламень к сердцу прикоснулась.
Гляжу в окно, мне сильно сжало грудь,
Она болит от нестерпимой боли.
А небо синее чуть-чуть
Напомнит мне, что есть на свете воля.
И от тоски невольно запоешь,
Как будто этим душу обогреешь...
О, вечный страх, что ты в тюрьме умрешь!
