Генри Лонгфелло - Генри Лонгфелло. Песнь о Гайавате. Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы. Эмили Дикинсон. Стихотворения.

Шепот смерти божественной, легким шорохам внемлю;
Ночь говорит — одними губами — шелестов зыбкий хорал;
Мягкие звуки шагов нисходящих — таинственных бризов дыханье,
Рокот потока, бегущего вечно потока — плеск невидимых рек
(Иль это капают тихие слезы, неисчислимые слезы людские?).

Я вижу, явственно вижу в небе громады больших облаков;
Скорбно и медленно движутся вдаль, их формы безмолвно растут и меняются;
Порой омраченная, полускрытая, в дали беспредельной звезда
Мелькнет и снова исчезнет.

(Чьи-то роды, вернее — бессмертное чье-то, торжественное рожденье.
А там, за рубеж, недоступный для взора,
Уходит чья-то душа.)

Из всех людей я выделяю тебя, ибо я принес тебе весть,
Ты скоро умрешь — пусть другие говорят, что хотят, я не стану кривить душой,
Я прям и безжалостен, но я люблю тебя, — тебе спасения нет.

Нежно кладу на тебя мою правую руку, и ты ощущаешь ее,
Я не говорю ничего, молча приникаю головою к тебе,
Тихо сижу с тобой рядом, я верен тебе,
Я больше для тебя, чем сиделка, больше, чем отец или близкий,
Я отрешаю тебя от всего, оставляю лишь твою душу и тело, ты бессмертен, ты сбросишь оковы,
Труп, который останется после тебя, — это не ты, а навоз.

Нечаянно солнце сверкнуло, где и не ждали его,
Уверенность и душевный покой наполняют тебя, и ты улыбнулся,
Ты забыл, что ты болен, я тоже забыл, что ты болен,
Что́ тебе аптечные склянки, что́ тебе рыдания друзей — я и ты, мы с тобою вдвоем.
Остальные пусть уйдут от тебя, здесь не о чем скорбеть, и сокрушаться,
Не сокрушаться я пришел, а поздравить тебя.

Две лодки с сетями отплыли от берега, стали недвижно,
Десять рыбаков в ожиданье; вот заметили мощный косяк сельдей — невод падает в воду,
Лодки расходятся, каждая своим путем поворачивая по дуге к берегу, загребают неводом рыбу;
Те, кто остался на берегу, невод вытягивают воротом.
А лодки носами уже на земле, в борта их стучатся волны,
Рыбаки, сложа руки, отдыхают в лодках, кое-кто стоит по щиколотку в воде, пружиня на мускулистых ногах,
И на песке, от воды подальше, трепещут и бьются груды поманокской сельди с зелеными пятнышками на спине.

Слушай! Странный трубач, небывалый трубач играет в ночи прихотливые песни,
Незримо паря в воздушной стихии.

Трубач, я слушаю, чутко ловлю твой напев —
То бурный, крутящийся вихрем вокруг меня, надо мною,
То робкий, неясный, гаснущий где-то в пространстве.

Ко мне, о бесплотный! Ты, может быть, дух музыканта
Усопшего, взлеты мечты и восторг озарений
Изведавший в том бытии, которое было
Волной, океаном, вселенною звуков.
Теперь, экстатический дух, ты звонкой трубою
Ничьей души не тревожишь — одну лишь мою,
Лишь для меня играешь ты песню,
Чтоб я передал ее миру.

Труби, трубач, и звонко и внятно, — и буду я слушать,
Пока не отступит и шумный день,
И город, и весь взбудораженный мир
Пред этим широким, свободным и светлым потоком мелодий.
Небесной росою священный покой пролился на меня.
Брожу, как в раю, освеженный прохладою ночи,
Вдыхаю запахи роз, и травы, и влажного ветра,
И песня твоя возносит поникший мой дух — дает мне свободу и силу,
Нежась и плавая на ветровом океане.

Труби, трубач! Воскрешай пред моими очами
Старинные зрелища — мир феодалов.

О, магия музыки! Вот вереницей ожившей
Идут кавалеры и дамы, пируют бароны, поют трубадуры,
И, в искупленье греха, ищут рыцари чашу святого Грааля.
Я вижу турнир — соперники в тяжких доспехах, на статных конях боевых,
Я слышу лязг булата — удары мечей о брони,
Я вижу, как полчищем буйным идут крестоносцы — чу! грохот литавров.
Монахи бредут впереди, вздымая кресты к небесам.

Труби же, трубач! Говори о любви,
О том, что включает весь мир, — и мгновенье и вечность.
Любовь — это пульс бытия, наслажденье и мука,
И сердце мужчины и женщины сердце — во власти любви.
Все в мире связует любовь,
Объемлет и все поглощает любовь.

Я вижу, вокруг меня теснятся бессмертные тени,
Я чувствую пламя, которым согрет весь мир, —
Румянец, и жар, и биенье влюбленных сердец,
И молнии счастья, и вдруг — безмолвие, мрак и желание смерти.

Любовь — это значит весь мир для влюбленных,
Пред ней и пространство и время — ничто.
Любовь — это ночь и день, любовь — это солнце и месяц,
Любовь — это пышный румянец, благоухание жизни.
Нет слов, кроме слов любви, нет мыслей, помимо любви.

Труби, трубач! Заклинай свирепого духа войны!

На зов твой пространство ответило эхом — подобным дальнему грому.
Смотри — идут батальоны! Смотри, как в облаке пыли сверкают штыки!
Я вижу солдат закопченные лица, я вижу вспышки в дыму, я слышу пушечный грохот.
Не только войну, — твоя страшная песня, безумный трубач,
Рождает иные картины:
Разбой на дороге — грабеж, и убийство, и крики о помощи!
В пучине тонет корабль — смятенье, отчаянье, гибель!

Трубач! Я сам, верно, тот инструмент, на котором играешь ты песни,
Ты плавишь мне сердце и мозг, их движешь, влечешь и меняешь.
Внезапно твой смутный напев навеял грусть на меня,
Ты погасил ласкающий светоч — надежду.
Я вижу рабство и гнет, произвол и насилье повсюду,
Безмерный чувствую стыд, ибо народ мой унижен — и этим унижен я сам,
Моими стали страданья — обиды всего человечества, — и жажда мщенья, и скрытая ненависть,
Меня гнетет пораженье — все кончено! Враг торжествует.
(Но исполином встает над руинами Правда, неколебимая до конца!
Решимость и воля — стоять до конца!)

Труби же, трубач! Сыграй в заключенье
Такую высокую песнь, какой не играл никогда!
Играй для моей души, воскреси в ней надежду и веру
И дай мне провидеть грядущее,
Даруй мне его предвкушенье и радость.

О, счастье, о, ликованье — песня восторга!
О, звуки, чья сила — сильнее всего на земле!
То марш победивших людей, обретших свободу,
То в гимне все человечество славит всемирного бога, — и гимн этот — радость!
Явились новые люди, мир стал совершенным, — и все это радость!
В мужчине и женщине — мудрость, невинность, здоровье, и все это — радость!
Веселье и смех вакханалий, и все это — радость!
Исчезли страдания, скорбь и война — нет грязи на старой земле — осталась одна только радость.
Радостью море рокочет, радостью воздух струится,
Радость, радость, радость — свободы, веры, любви — радость ликующей жизни!
Для полного счастья — достаточно жить и дышать!
Радость! Радость! Везде и повсюду — радость!

Хочу тебя прославить,
Тебя, пробивающегося сквозь метель зимним вечером.
Твое сильное дыхание и мерное биение твоего сердца в тяжелых доспехах,
Твое черное цилиндрическое тело, охваченное золотом меди и серебром стали,
Твои массивные борта, твои шатуны, снующие у тебя по бокам,
Твой размеренный гул и грохот, то нарастающий, то теряющийся вдали,
Твой далеко выступающий вперед большой фонарь,
Твой длинный белый вымпел пара, слегка розоватый в отсветах,
Густые темные клубы дыма, изрыгаемые твоей трубой,
Твой крепко сбитый остов, твои клапаны и поршни, мелькающее поблескиванье твоих колес,
И сзади состав вагонов, послушных, охотно бегущих за тобою
И в зной и в дождь, то быстро, то медленно, но всегда в упорном беге.
Ты образ современности — символ движения и силы — пульс континента;
Приди послужить музе и уложись в стихи таким, каким я тебя вижу,
Внося с собой бурю, порывы ветра и хлопья валящего снега,
Днем — предваряемый звоном сигнального колокола,
Ночью — молчаливым миганием твоих фонарей.
Горластый красавец!
Мчись по моим стихам, освещая их мельканьем твоих фонарей, оглашая их твоим бесшабашным шумом,
Буйным, заливистым хохотом твоего свистка — будя эхо, грохоча, сотрясая землю, все будоража,
Подчиняясь только своим законам, идя своим путем.
И голос твой не слезливая арфа, не бойкий рояль,
А пронзительный крик, повторяемый скалами и холмами,
Далеко разносящийся вдоль прерий, и по озерам,
И к вольному небу — весело, сильно, задорно.