Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Ожил —
Он сам нечистый!

Стой, ни шагу дальше!

Ты встал, ты встал?

С трудом и ненадолго —
Постой, — ты так великолепна — Гнев
Горит пожаром на щеках, и губы
Истерзаны грехом — О, Беатриче,
Одно лобзанье, — я изнемогаю…

Он падает! Безумье говорит
Его устами.

Бешенство и злоба
Его грызут — Добей его!

Нет нужды,
Назад, синьор любовник иль убийца, —
Я умираю. Помоги мне встать…
Покойной ночи, Беатриче.

Сердце
Остановилось. Кончено, он умер.
Нет, не смотрите, отвернитесь, — я
Его лишь вынесу —

Ужасно — Звон
Наполнил уши. Трепетные руки
Летают в воздухе, как стая птиц,
Забрызганных холодной кровью. С крыльев
Струится пот… О, этот стон предсмертный!

Там каменный овраг. Я обломал
Решетку на балконе. Он упал
На дно…

В овраг? И камни не кричали?
Постой, он, кажется, зовет на помощь —

Нет, тихо всё.

Послушай, этот звон,
Как погребальный колокол — Мне душно,
Я умираю.

Помогите! А, —
Дом пуст, и помощь гибельна — Дыханья
Совсем не слышно. Губы посинели,
На полпути слеза остановилась —
Какие длинные ресницы — Локон
Завит по-детски — Нежная щека
Бледнее лилии и непорочней
Святых Даров. О, львиная душа
В сосуде хрупком! Что со мной? Всё тело
Затрепетало вдруг и ужаснулось
В тоске и жалости — О, Беатриче,
Проснись, проснись!

Бьет полночь —

Ты жива?
Еще, еще хотя бы слово!

Кто ты?

Прижмись ко мне, вот так — Ты легче пуха, —
Казалось мне, что на руках моих
Не тело нежное, а легкий воздух,
И ты была беспомощней ребенка,
Уснувшего в глухом лесу —

Ты плакал?
Твои глаза еще блестят.

Не знаю.
Но высшего блаженства никогда
Моя душа еще не испытала.

Да, Марцио? Тебя ведь так зовут?

Да, Беатриче.

Погоди, ты смотришь
Так странно — Что со мной? Пусти, пусти!

Не уходи. Ты встанешь, и с тобой
Вся жизнь уйдет, — и без тебя я буду,
Как дерево, поваленное бурей.
Мне кажется, тебя искал я долго,
И вот — нашел, и вот — не отпускаю —
Рукам легко и радостно, как будто
Я их омыл в живой воде. Теперь
Они уже не в силах разомкнуться.
Гляди, ты видишь? Кожа на ладони
От преступлений стерлась, огрубела;
Здесь каждая извилина и тень,
Бугор и впадина, хранят угрюмо
Зловещие следы воспоминаний.
Наедине с самим собой, упорно
Я изучать их форму, но ни разу
Не обнаружить линии чудес.
Мой путь был пуст. И вот, сегодня чудо
Свершилось. Нежно и недоуменно
Его я принял в жесткие ладони,
И вдруг в них сердце трепетно забилось.
И долго я не знал, твое ль оно
Или мое, и стало мне казаться,
Что ты и я таинственно срослись
В одно и стали сердцем неделимым —

Ты говоришь — и сердце замирает
И падает в стремительную бездну,
Где нет ни памяти, ни дня, ни ночи…
Лишь ветер носит в воздухе пустынном
Рассыпанное время и слова,
Не воплощенные в земное имя.

Люблю тебя.

О, замолчи! Так стыдно
И сладко мне, беспомощное тело
Какой-то новой слабостью томится.
Так я спала? И в первый раз проснулась
В мужских объятьях —

Беатриче, ты?

Оставь ее.

Возможно ли?

Уйди.

Проклятая! Ты смеешь? Посмотри,
Он замарал твои колени кровью!
Змея, змея —

Уйди!

Отцеубийца,
Я растопчу тебя!

Твое дыханье
Мне пламенем ложится на ресницы.

Прижмись ко мне — Вот так —

Он всё откроет.

О, Беатриче, — имя… Светлый всплеск
Морской волны —

Доколе будут город волновать
Ужасные убийства эти? Право,
Порой мне кажется, что мы живем
Во вражеском каком-то стане. Жизнь
Дешевле в Риме, чем кусок веревки,
Которой мы смиряем преступленье.
Что ж Марцио?

Он здесь, под караулом.
(В дверь)
Гей, стража!
(Солдаты вводят Марцио)
Что? Каков?

Молчишь, разбойник?
Иль он сознался?

Как же, и не думал.

Но это всё равно, его сознанье
Нам обеспечит маленькая пытка.

Он так нахален!

Все они нахальны
До времени. Но опытный судья
В конце концов изобличит злодея,
А я почтительно признаться смею,
Что не с одним уже справлялся. Взять
Олимпио хотя бы. Тот смирился.

Смирись и ты! Смотрите, он смеется!

Олимпио солгал. Он вида пытки
Не выдержал.

Прекрасно! А донос?
Гуэрра всё подробно изложил
В своем письме.

Но где он? Клеветник
Мстит издали.

О, небо! Уберите
Отродье это с глаз моих долой!
(Стража уводит Марцио)
Чума, чума.