Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

У кошки прохладные лапки,
Когда она ходит по мне,
Лежащему в пыльной канаве
В запойном беспамятном сне.

И вот на груди моей впалой,
Прикрытой худым свитерком,
Мурлыча, устроится кошка
Увесистым теплым комком.

Проснусь, непривычно согретый,
И в пальцах почувствую зуд,
И в мягкую теплую шерстку
Безглазые пальцы вползут.

И в сладком томительном спазме
Сожмется рука, как тиски,
И кошка отчаянно взвоет,
И хрустнут ее позвонки.

Обмякшее тельце, как куклу,
Я в пыль равнодушно швырну,
Взгляну, как оскалились зубки,
Как хвост растянулся в струну.

И тут же о кошке забуду,
И шатко к пивнушке пойду,
И там языком непослушным
Я мудрую речь поведу.

И будут приятели тупо
Таращиться, словно сычи,
Вдыхая прилипчивый запах
Предсмертной кошачьей мочи.

На вас я взглядом осовелым
Гляжу со строгостью барбоса.
Так сладко заниматься делом,
Решать различные вопросы.

Быть непонятливым так сладко,
Не реагировать на шутки,
Просить, чтоб излагали кратко,
С трудом выкраивать минутки.

Но я бы слег в недуге грозном,
Когда прерваться мне пришлось бы:
Не смог бы я с лицом серьезным
Тогда вникать в чужие просьбы.

Я постарею как-то сразу,
Когда не буду на посту я;
Начнут посулы и приказы
В мозгу крутиться вхолостую.

И тишина в ушах застрянет,
Бесплодны станут все движенья, -
Ведь откликаться мир не станет
На жесткие распоряженья.

И наконец, прорвав молчанье
Просителей и телефонов,
Ко мне докатится вещанье
Не человеческих законов.

Охотникам за черепами
Спокойной жизни не дано,
Они живут на тазепаме
И, чтоб забыться, пьют вино.

Непросто подыскать аллейку,
Чтоб там старушку завалить
И после сухонькую шейку
Ножом зазубренным пилить.

Непросто гнаться за ребенком
По лестницам до чердака,
К тому же детским головенкам
Цена совсем невелика.

И уж тем более непросто
Отцов семейства добывать -
Свирепых, саженного роста,
Способных в клочья разорвать.

В кустах, разделывая тушу,
Как не задуматься подчас:
А вдруг они имеют душу
И даже понимают нас?

А вдруг своим предсмертным воем
Нам шлют проклятия оне?
Такая мысль ведет к запоям,
Бессоннице и седине.

Пойми ж охотника страданья
И снисходи к его страстям,
Голов засушенных собранья
Показывая всем гостям.

Сначала дай ему целковый,
А уж потом гони с крыльца
И не бросай худого слова
В припухлость красного лица.

От ваших мерзостей и зол,
От скверны, коей нету меры,
С проклятьем в горы я ушел,
Укрылся в темные пещеры.

Вы тешили слепую плоть,
Стяжали суетой оболы;
Жалея вас, исторг Господь
Из уст моих свои глаголы.

Но пуще вы впадали в блуд,
От правды в уши закрывали,
А мне вредили там и тут,
Мне клички низкие давали.

Когда же неба грозный князь
Вам сотворит по вашей вере -
Вопя, стеная и трясясь,
Придете вы к моей пещере.

Ну что, сквернавцы, кто был прав?
Теперь иначе вы поете,
Но, вид раскаянья приняв,
Меня-то вы не проведете.

Я мог бы Бога умолить,
Но грех ползет за вами тенью.
Вас всех пора испепелить,
Дивлюсь я Божьему терпенью!

Я мог бы, если б пожелал,
Покончить голод, мор и войны,
Когда бы я не сознавал,
Что вы стараний недостойны.

Достойней вас последний скот,
Вы дерзки, лживы и бесстыдны.
Прочь, низкий, лицемерный род,
Ублюдки волка и ехидны!

Мне прокаженный и урод
Милей, чем вы, сосуд пороков!
Прочь, низкий, лицемерный род,
Теснитель мудрых и пророков!

И чтобы вы исчезли с глаз,
Подобны трусостью шакалам,
Я из пещеры в сотый раз
Толпу закидываю калом.

Белки, жиры и углеводы
Суть вещества одной природы,
И что наука б ни кричала -
В них есть единое начало.
Мышленье низко и убого,
Коль в них не видит силу Бога,
Она же нудит их к движенью,
К слиянью или к разложенью.

Безбожникам и маловерцам
Невмочь постичь природу сердцем.
Бывало, сядешь на пенечке
В приятном лиственном тенёчке,
А на ветвях ликуют пташки,
Мелькают пестрые букашки,
И пчелки рядом так и вьются,
И в травке цветики смеются.
Из тучек облачко заблещет -
И сердце пташкой вострепещет
И всё поймет через смиренье
И в мире благорастворенье.

Так чтоб душа не ослаблялась,
В прозреньях сладких изощрялась,
Устрой в дому своем божницу
И, не жалея поясницу,
Поклоны бей, читай молитвы,
Чтоб стала мысль острее бритвы,
Чтоб разных физиков дерзанья
Ты смог охаять от Писанья.
На дерзких, брови сдвинув строго,
Восстань, как древний вестник Бога,
Бичуй неистовую дерзость,
Которая есть смрад и мерзость
Пред Божьим милостивым ликом;
О воздаянии великом
Напоминай безумцам грозно:
<Раскаиваться будет поздно,
Коль намозолит Божье око
Ваш рог, вознесшийся высоко.
Вам послан Богом не на пробу ль
Ваш прохудившийся Чернобыль?
Что взяли вы, с охальной рожей
Присвоить вздумав промысл Божий?
Господь вам подсечет колена
И ввергнет вас в обитель тлена,
Лишит вас прежней благостыни,
Рассеет по нагой пустыне,
Взревете, как в родильной муке,
Живому Богу впавши в руки>.
А коли пасть оскалят песью -
Хватай их крепко за волосья
И, не смущаясь ихним ревом,
Лупи их посохом кленовым,
Чтоб впредь почтительною дрожью
Их пронимало слово Божье.

Улица Ленина, бюст Ильича,
Пьяная кодла бредет, хохоча.
Вдруг предводитель, Педрилов Кузьма,
Вынул из жопы пригоршню дерьма
И прилепил Ильичу к бороде
С криком: <Наставили лысых везде!>
Тут прогремел оглушительный гром,
Вздулся асфальт колоссальным бугром.
Крикнул Педрилов: <Ребята, пиздец!> -
И провалился сквозь землю подлец.
Все остальные от страха тряслись,
В небе же молнии грозно вились,
И освещал их блистающий бич,
Как улыбается в тучах Ильич.

Я был бы рад окончить жить,
Лишь в тишине существовать.
Так страшно кем-то дорожить,
Так мерзко с кем-то враждовать.

И насыщению брюшка
Я всем предамся существом,
Ведь пища истинно сладка,
Коль не отравлена умом.

Пусть рассосется разум мой -
Всей сытой плотью я пойму:
Я к жизни истинной самой
От жизни канул в эту тьму.

Звено сцепляет со звеном,
Полезную рождает слизь
Во тьме, в бесчувствии немом
Непрекращаемая жизнь.

Здесь, в южном городе, немало псов бездомных,
Но, нищий человек, - я бесприютней всех.
Псы ходят медленно. В глазах янтарных томных
Живет смущение за некий тайный грех.

И я едва плетусь, но нет в глазах истомы,
Смущение и страх им живость придают.
Мне все курортники окрест уже знакомы,
И вот по лицам их глаза мои снуют.

Мне хочется понять, брезгливость, или жалость,
Иль безразличье вы питаете ко мне.
Порою в жаркий день сморит меня усталость,
И под акацией раскинусь я во сне.

И вы, входя в кафе, с презрительною миной,
Конечно, взглянете на голый мой живот,
На стаю дерзких мух, что ползает щетиной
В надежде заскочить в разинувшийся рот.

Порой усядусь я спиною к парапету
И, глядя на море, так провожу часы,
И, шерстью грязною до одури согреты,
Здесь, привалясь ко мне, вкушают негу псы.

Когда в контейнере с отбросами копаюсь,
Не сомневаюсь я, что мерзостен мой вид,
Но с вами взглядами я быстро обменяюсь -
И взгляд испуганный вам душу уязвит.

В душе рождается глухое беспокойство,
Которое томит и в пляжном забытьи.
О ты, курортников духовное рсстройство,
Тобой оправданы все низости мои!

Но не для этого я так себя унижу -
Мне любо потому бродяжное житье,
Что я любимую уж больше не увижу,
Но без помех могу здесь думать про нее.