Автор неизвестен - Европейская поэзия XVII века

Карл, доблесть сердца твоего — порука:
Пробьет свободы италийской час!
Но медлит что? Что ждет оно? Для нас
Досуг твой и покой — страстная мука.

Да узрит мир твои победы ныне,
Взвей знамена, зови отважных в строй!
Тебе союзник — Небо, пред тобой
Судьба склонилась — мужества рабыня.

Царица моря пусть покоит тело,
Румянит щеки, мягкий локон вьет,
Пусть Франк следит, как близкий бой идет,
В застолье вечном позабыв про дело.

И пусть товарища на бранном поле
Тебе все нет и меч твой одинок,
Пренебреги, о Государь, и в срок —
Вся честь — тебе, ни с кем ты не был в доле.

Великого твоя душа взыскует,
И, мощная, великих тягот — длань,
Но трусу не дарит победы брань,
И робкий — век в бесславии векует.

Дороги славы не благополучны,
Путь почестей — обрывы, бурелом,
Успех берется жертвой и трудом,
Победа и опасность — неразлучны.

Кто, как не ты, собьет засов темницы:
Давно тюрьма — для Гесперии дом,
Ты узы разомкнешь своим мечом,
Ее свобода — дар твоей десницы.

Карл, Гидра новая страшнее видом
Той, древней, — если ты ее сразишь,
Трехглавого Тирана победишь,—
Я первый нареку тебя Алкидом.

Не отвергай сейчас мольбы и оды,
До времени — о, долго ли терпеть! —
Когда воздвигнем мраморы и медь
Тебе — восстановителю свободы.

Быть может, у подножья Авентина
Ты бродишь. В разноцветье диких трав
Великолепия латинских слав
Останков гордых пред тобой картина.

С презрением и скорбью ты взираешь:
На месте храмов, царственных палат —
Скрип плуга и мычанье нищих стад;
И ты в сердечной глубине вздыхаешь.

Что славная сейчас во прахе древность —
В том буйство злое времени вини;
Другим пред ней повинны наши дни:
В нас древним подражать угасла ревность.

Столпов и врат еще немало стройных
Величат доблести старинных лет,
И оглянись — между живыми нет
Врат и столпов, воздвиженья достойных.

Италия, отваги неуклонный
Дух — ленью сладострастною прельщен,
И ты не видишь — разум твой пленен,—
Что выродился в мирт — твой лавр исконный.

Прости мои слова. Но было ж время —
В палестре ежедневной крепость рук
Ты тешила и гнуть могучий лук
Любила и щитов и копий бремя.

А ныне? Ты выпытываешь средства
Не стариться — у верного стекла;
В кичливые одежды заткала
Все золото прапращуров наследства.

Благоухают перси ароматом
Бесценнейшим сабейских берегов;
И плечи — словно в пене облаков,
В голландском льне, воздушном и хрущатом.

В твоих застольях кубки золотые
Хиосской влагой полны золотой;
Смирят — надменную годами — в зной
Струю Фалерно волны ледяные.

Колхиды и Нумидии дичина —
Спесь расточительных твоих пиров,
И в туках духовитых свой улов
Тебе подносит дальняя пучина.

Иной была, когда на Капитолий
Ты земледельца консулом вела,
Когда средь фасций Города дела
Вершил диктатор-пахарь властной волей.

Рукою, гладившей воловьи шеи,
До света, медленных, спеша запречь,
Твоя держава создана, и меч,
Послушный ей, везде стяжал трофеи.

Одна преданья славы сохраняет
Молва. И варварская мощь хулит
Честь стародавнюю могильных плит
И, дерзкая, тобою помыкает.

И если, Ронки, ввек неодолима
Италии дрема (хочу солгать!),
Поверь, увидишь: станом станет рать —
Фракийца, Перса ли — на стогнах Рима.

Не знает страха прямота твоя,
Ты вещую освоила науку,
Кому свиданье, а кому разлуку
Ты предрекаешь, правды не тая.

Владычице моей, ворожея,
Скажи: «Вы обещали эту руку
Тому, кто, не дождавшись, терпит муку,
Рука не лжет, по ней читаю я».

Скажи, что бог неверную накажет,—
И если верит госпожа в судьбу,
То в милости сердечной не откажет.

Я похвалю тебя за ворожбу
И, зная, что язык тебе развяжет,
Вознагражу с лихвой твою алчбу.

Все прелести земные заслоня,
Прекрасное лицо предстало взору
В окне высоком, юную Аврору
Напоминая на балконе дня.

И вдруг она заметила меня —
Не прятаться же мне, подобно вору! —
И поспешила ускользнуть за штору,
Зардевшись от любовного огня.

И уронила, как бы ненароком,
Цветок к моим ногам, — каков расчет! —
И, воодушевленный тем намеком,

Я новых жду, неведомых, щедрот
В грядущем — и, надеюсь, недалеком,—
Ведь должен из цветка родиться плод.

Любовь мою ревнуя,
Не только всех кляну я,
С кем говорит она
И кем окружена:
Меня и к тени зыбкой зависть гложет,
Что рядом с нею может
Быть сколько хочет, вдоволь, целый день,
Тогда как я не смею
Не расставаться с госпожой моею.

Ты на руках у божества сидишь,
Прелестная малютка, и, играя,
То алых губ коснешься — розы мая,
То грудь моей богини теребишь.

При этом жара ты не ощутишь,—
Ни ада ты не ведаешь, ни рая,
На лоне наслажденья пребывая.
Как я тебе завидую, малыш!

Твоей счастливой, безмятежной доле,
Неопытности детских чувств и рук
Завидую — завидую до боли.

И если волей рока нет вокруг
Несчастнее меня, в его же воле
Несчастному помочь не слышать мук.

Ты время не обманешь — не сумеешь,
Лишь время тратишь. Ну зачем, скажи,
Твои ланиты от румян свежи,
Когда ты не свежеешь, а стареешь?

Ты над сердцами власти пе имеешь,
Не то что прежде. Был бы смысл во лжи!
Нет, Лидия, оружие сложи:
Летучего врага не одолеешь.

Он празднует победу — торжество
Над красотой, не знающей охраны,
Не знающей защиты от него.

На жирный слой белил кладя румяны,
Ты, Лидия, добилась одного:
Я исцелился от любовной раны.

Еще одно мгновенье истекло,
В песчинках мелких — роковая сила:
Она мой день на доли поделила,
Все меньше в верхней склянке их число.

Песок течет сквозь узкое жерло,
Вот склянка — колыбель, а вот — могила;
Правдиво нашу долю отразило,
Наш век недолгий хрупкое стекло.

В часах водою пользовались греки,
Однако с неких пор песчаный ток
Напоминает нам о кратком веке.

Вода, песчаной струйки волосок…
Часы — от века в каждом человеке:
Жизнь — слезы, после жизни — прах, песок.

Зубцы колес терзают день всечасно,
На части, на часы его дробят;
На циферблате надпись: «Все напрасно.
Дни прожитые не вернуть назад».

Металл предупреждает громогласно,
Что близок, что неотвратим закат,
Загробный голос рока слышу ясно
В звучанье бронзы, властной, как набат.

Чтоб я себя не обольщал покоем,
Мне предостережение звучит
Трубою, вечным барабанным боем.

И град ударов громко нарочит:
Он вдалбливает мне, чего мы стоим,
И в двери гроба что ни час стучит.

По рекам плыть, пересекать дубравы,
Всходить на склон, отвесный как стена,
Обуздывать лихого скакуна,
В чужой земле искать чужие нравы;

Сквозь тернии спешить, через канавы,
Следя медведя или кабана,
Вонзать в пучину моря киль челна,
За дерзкий вызов не боясь расправы;

Стихии противостоять в борьбе,
Потеть с ливийцем, мерзнуть с московитом,
Что б ни случилось — не пенять судьбе;

Пить из ручья и быть дубравой сытым,—
О, если только крепок дух в тебе,
Ты этот путь всегда найдешь открытым!

Я изнемог: изводят болью почки.
Что делать! Камни появились там,
И смерть уже крадется по пятам
И, судя по всему, не даст отсрочки.

Иной по белым камешкам денечки
Благие помнит, я же по камням
Веду отсчет своим несчастным дням
И жду обрыва каменной цепочки.

От боли чуть ли криком не кричу,
Таская днем и ночью груз подобный,
Который старику не по плечу.

Я знаю — смерть о камень мой утробный
Вострит косу, и знаю, что влачу
Во внутренностях камень свой надгробный.

Ночной охотник, птицелов гремучий,
Собаку поманил, пеньку зажег,
И вот уже через камыш дремучий
Во мгле дорогу щупает сапог.

Укрытье выбрать и еще разок
Проверить снасть свою на всякий случай.
И ждать. И вот порозовел восток —
И показался караван летучий.

Юпитер мечет роковую сеть —
И хлопает она, и в изобилье
Крылатую ему приносит снедь.

Не стоит ни малейшего усилья
Заставить гром греметь, свинец лететь
И падать в воду птиц, топорща крылья.