Борис Пастернак - Лирика 30-х годов

Как у дуба старого, над лесной криницею,
Кони бьют копытами, гривой шелестя…
Ехали мы, ехали селами, станицами
По-над тихим Доном, по донским степям.

Пел в садах малиновых соловей-соловушка,
Да шумели листьями в рощах тополя…
Поднималось солнышко, молодое солнышко,
Нас встречали девушки песней на полях.
Эх ты, степь широкая, житница колхозная,
Край родимый, радостный, хорошо в нем жить,
Едем мы, казаченьки, едем, краснозвездные,
В конницу Буденного едем мы служить.
Как приедем, скажем мы боевому маршалу:
«Мы пришли, чтоб родину нашу защищать.
Ни земли, ни травушки, ни простора нашего
Иноземным ворогам в жизни не видать».
Кони бьют копытами над лесной криницею,
Поседлали конники боевых коней…
Ехали мы, ехали селами, станицами
По-над тихим Доном, в даль родных степей.

Улицей летает неохотно
мартовский усталый тихий снег.
Наши двери притворяет плотно,
в наши сени входит человек.
Тишину движением нарушив,
он проходит, слышный и большой.
Это только маленькие души
могут жить одной своей душой.
Настоящим людям нужно много.
Сапоги разбитые в пыли…
Хочет он пройти по всем дорогам,
где его товарищи прошли.
Всем тревогам выходить навстречу,
уставать, но первым приходить
и из всех ключей, ручьев и речек
пригоршней живую воду пить.
Вот сосна качается сквозная…
Вот цветы, не сеяны, растут…
Он живет на свете, узнавая,
как его товарищи живут,
чтобы даже среди ночи темной
чувствовать шаги и плечи их.
Я отныне требую огромной
дружбы от товарищей моих,
чтобы все,
   и радости,
      и горе,
ничего от дружбы не скрывать,
чтобы дружба сделалась, как море,
научилась небо отражать
Мне не надо дружбы понемножку.
Раздавать, размениваться? Нет!
Если море зачерпнуть в ладошку,
даже море потеряет цвет.
Я узнаю друга. Мне не надо
никаких признаний или слов.
Мартовским последним снегопадом
человеку плечи занесло.
Мы прислушаемся и услышим,
как лопаты зазвенят по крышам,
как она гремит по водостокам,
стаявшая, сильная вода.
Я отныне требую высокой,
неделимой дружбы навсегда.

Да останутся за плечами
иссык-кульские берега,
ослепительными лучами
озаряемые снега,
и вода небывалой сини,
и высокий простор в груди —
да останется все отныне
далеко, далеко позади!
Все, что сказано между нами,
недосказано что у нас…
…Песня мечется меж горами.
Едет, едет герой Манас.
Перевалы,
   обвалы,
      петли.

Горы встали в свой полный рост.
Он, как сильные люди, приветлив,
он, как сильные люди, прост.
Он здоровается, не знакомясь,
с населеньем своей страны…
Это только играет комуз —
три натянутые струны.
Это только орлиный клёкот,
посвист каменных голубей…
И осталось оно далеко,
счастье этих коротких дней.
Счастье маленькое, как птица,
заблудившаяся в пути.
Горы трудные. Утомится.
Не пробьется. Не долетит.
Как же я без него на свете?
Притаилась я, не дыша…
Но летит неустанный ветер
с перевалов твоих, Тянь-Шань.
Разговаривают по-киргизски
им колеблемые листы.
Опьяняющий, терпкий, близкий,
ветер Азии, это ты!
Долети до московских предместий,
   нагони меня у моста.
Разве счастье стоит на месте?
Разве может оно отстать?
Я мелодии не забыла.
Едет, едет герой Манас…
Наше счастье чудесной силы,
и оно обгоняет нас.
И пока мы с тобою в печали.
Только счастья не прогляди.
Мы-то думали: за плечами,
а оно уже впереди!
И в осеннем бездорожье,
по пустыне, по вечному льду,
если ты мне помочь не сможешь,
я одна до него дойду!

Еще февраль, а сырость снега
уже зовет в далекий край,
где дым ойротского наслега,
где над водой грачиный грай,
где хвойных лиственниц отрада,
где гор глухое забытье,
где громогласных рек прохлада —
успокоение твое.
Желаньем радостным томимый,
ты устремляешься туда,
где дышит край, тобой любимый,
где в домнах плавится руда,
где из-под почвы черный уголь
взывает блеском слюдяным,
где по ночам седая вьюга
слепит дыханьем ледяным.
И снова — будто был и не был,
как в первый раз, все видишь ты, —
и степь,
и розовое небо,
и Салаирские хребты.

С низин подул осенний холодок…
Рассвет вставал медлительный и хмурый.
Ночных дождей еще сверкал поток.
На дальний плес, на отмелей песок
туман ложился.
   Плыл рыбак понурый
с ночной рыбалки…
      Вдоль по берегам
кусты толпились, налиты росою.
Но птицы не проснулись, птичий  гам
еще дремал…
   Над водной полосою —
в патронах нерастраченную дробь
мы Томью вниз несли, туда, где с нею
в один речной рукав сливалась Обь,
в местах слиянья густо зеленея.
Мы долго шли,
   пока зеленый след
не затерялся в мутных обских водах,
пока на дальней пристани рассвет
не встречен был сигналом парохода.
На глинистых высоких берегах,
спадавших к водам, над волною низкой
он корпусом белел — такой, казалось,
   близкий.
И флаг на нем, родной отчизны флаг,
алел, приподнят…
   Солнце медным диском
из-за вершин кедровых поднялось,
и осветился лес, как подожженный…
На берег молча вышел сонный лось
и у воды склонился, отраженный
в ее прохладной медленной волне…
И вновь тогда я ощутил природу:
я услыхал,
   как в этой тишине
сквозь губы цедит лось продрогший воду.

Не говоря о тезках новых,
В родной деревне у меня
Живет четырнадцать Смирновых,
Моя родня и не родня.
А школа сельская!
И снова
В уме проходят ярче снов —
Сперва Смирнов,
Потом Смирнова,
Потом еще один Смирнов.
И где, скажите, нет Смирновых?
Они в полях,
Они в садах,
В лесах сосновых, не сосновых,
Во всех союзных городах.
Они заведуют цехами,
Рисуют, пашут и куют,
И занимаются стихами,
И даже арии поют.
И вдруг конфуз такого рода:
Я из газеты узнаю,
Что недруг нашего народа
Носил фамилию мою.

Губитель дел и жизней новых,
Смирнов, развенчанный судом,
Мою фамилию Смирновых
Покрыл позором и стыдом.
Я это чувствовал не просто:
Я замышлял,
Не утаю,
Из-за него, из-за прохвоста,
Менять
Фамилию свою.
Но предо мной возникли снова,
Они возникли ярче снов,
Сперва Смирнов,
Потом Смирнова,
Потом еще один Смирнов.
Родня возникла постепенно,
Мой дед, когда-то полный сил,
Который гордо и степенно
Мою фамилию носил.
Он жито сеял,
Избы ставил,
Он первый был на молотьбе
И только светлые оставил
Воспоминанья о себе.
И моментально стало ясно,
Чего сперва не мог понять,
Что я хотел совсем напрасно
Свою фамилию менять.
Случись такая перемена,
И было б ясно до конца,
Что это явная измена
Отцу и родичам отца.
Нет, всеми силами своими
Клянусь на будущие дни
Хранить фамилию
Во имя
Моей родни и не родни!

Во имя нас,
Собратьев новых,
Хранящих родину, как дом.
Во имя армии Смирновых,
Живущих
Правильным трудом!