Неизвестен Автор - Стихи современных поэтов
Но тихой ночью озарит его
Иная суть заоблачного боя.
И сердце защемит. И оттого
Он вдруг проснется, став самим собою.
9
Наш день был прост, и буднична - работа.
Но сколь высокой наша цель была!
Мы лед рубили до седьмого пота,
А высота - над головой плыла,
И долгими казались наши сроки,
И восхожденью не было конца...
Нам был дороже, чем итог высокий
Сам путь, соединяющий сердца.
Но так бывает: пролетят года,
Мы встретимся с тобой - почти чужими,
И вдруг поймем, что были на вершине,
К которой не вернемся никогда.
10
Той памятной вершины седина
Для нас сияет молодостью нежной!
Не омрачит печаль вершины снежной,
И пеплом не укроется она.
Не в прошлое тропа устремлена,
Здесь каждый юн - светло и безмятежно!
Пусть горести порою неизбежны
Мы счастливы, что наша цель трудна.
Лишь иногда, спустившись с перевала,
Ты ощутишь: ничто не миновало,
Покуда память - душу бережет...
И сникнет день, бедою опаленный,
Когда весна среди травы зеленой
Тюльпаном черным сердце обожжет.
11
Дойди, и возвратись, и не забудь.
А повернешь дорогою не тою
Вдруг высветится сердце чистотою
Людей и гор - и снова ясен путь.
Уводит нас за перевалы лет
Все та же бесконечная дорога...
Не отделить начала от итога
И на снега ложится первый след,
Как первый штрих на белизну страниц.
В рассветный час, пока молчат лавины,
Начнем пути вторую половину
И круг замкнем у леденых границ.
На полдороге - не остановись:
Гора поит долину родниками,
Но родники - вернутся облаками
К вершинам, на которых родились.
Казалось, ты достиг, чего хотел,
Но даже на краю пути земного
Шагнешь вперед - и переступишь снова
Желанный и мучительный предел.
12
Рюкзак - на плечи, ледоруб в руке,
И ты готов к заоблачному бою!
И синева
качнулась над тобою.
И вспыхнула вершина вдалеке.
(1984 1988 г.г.)
Игорь Глотов
***
Барабанщикам "Голубятни
на жёлтой поляне" посвящается
Казематы, галереи, коридоры, Лицеисты не желают больше гнуться. Не сдержали ни запоры, ни заборы, И назад они уж больше не вернуться.
Кто поменьше, уходили за ворота
От разрядников, насилия, цинизма.
А в лицей уже спешит за ротой рота,
Для порядка, что по принципам фашизма. Наступали те, что детства их лишали, Те, с которыми они непримиримы, Они маленьких всерьёз не принимали, А мальчишки взяли в руки карабины...
Уходящих за ворота прикрывали,
Отступать же не могли и не хотели.
Им приклады сильно в плечи ударяли,
Только пули почему-то не летели... Из стволов на землю выпадали пули, Поднимая пыли серые фонтаны. Карабины лицеистов обманули, И тогда мальчишки взяли барабаны.
Барабаны, барабаны, барабаны...
Барабанщиков неровная цепочка.
Губы сжатые, а палочки упрямы,
В их упорстве непоставленная точка. Барабанов почерневших гулкий рокот Смял, отбросил глазированные лица. Наступления умолк тяжёлй грохот, Отошли, но барабанщикам не скрыться.
Придавило их к стене, сжигая, пламя,
Что запущено жестокими врагами.
И с вершин они летят на камни прямо,
На мгновенье замерев между зубцами. Их бичи, огонь и страх не покорили, Но не залечить мальчишеские раны. Вниз шагали, о пощаде не просили, На зубцах свои оставив барабаны.
И летели, в жгучем пламени теряясь,
Сжавши воздух обожжёнными руками.
Над Планетой в синем ветре растворяясь,
Часть ушла из пекла боя ветерками... Ветерками улетали с поля боя, Уходили через пламя, не сдаваясь. Им не чувствовать ни холода, ни зноя, Но тоска в них не угаснет, разрастаясь.
А оставшиеся, что не улетели,
Обнимали землю тонкими руками.
От горячей крови камни почернели,
И не стать уже им больше ветерками... Барабаны, барабаны, барабаны...
Ноябрь 1990 г.
***
Трое с площади Карронад
Лежит в Севастополе, в мирной тиши, Среди домиков белых площадка одна. Спокойно играют на ней малыши. Карронадною - так пусть зовётся она.
Когда звёзды зажглись и нигде ни души, Показалось, что в рост, направляясь ко мне, По брусчатке пошли, ну, почти малыши, Лет по десять-двенадцать, в ночной тишине.
Их всего было трое, и шли они в ряд, Вдоль стены на краб у площади встали Боевой, несгибаемый малый отряд, И их только звёзды во тьме озаряли.
Первый был всех поменьше, в рубашке до пят, В большой белой шапке старинной, матросской. Он был на бастионах среди тех ребят, Кто закрыл белый город доблестью флотской.
На втором бескозырка, тельняшка, бушлат, В ночи морпехоты эмблема светилась. Штурмовал город свой без доспехов и лат, Пулей жизнь его хрупкая остановилась.
Третий светлый и тонкий, как солнечный луч, Алый галстук, открытый доверчивый взгляд. В мирной жизни ударило громом без туч, И по телу прошёлся осколочный град.
У стены постояли и дальше пошли, Силуэты их медленно скрылись во тьме, Но взглядами сердце они обожгли Ведь навеки все трое запомнились мне.
06.08.84
11.12.85
***
Путь
Славе Под солнцем южным через зной, Под снегом мокрым и дождём, В день светлый и ночной порой Шёл человек своим путём.
В лицо песок и ветра клок,
Не лёгок путь, не сладок сон.
Но он переступил порог,
И шаг его был невесом. Назад глядишь или вперёд, Нет ни начала, ни конца, По бесконечности идёт От ветра не закрыв лица.
Тяжёлый груз, хоть лёгок шаг,
На плечи лёг, и так застыл,
Над ним навис незримый знак,
Раскинув пламя алых крыл. Когда-то жил и лишь смотрел, Не разворачивал крыла, Не выделялся, не горел Хоть истина в груди жила.
Но шторма край его задел,
И струны начали звучать,
Глаза увидели предел
Чего другим не замечать. Но искра вспыхнула огнём, И пламень душу раскалил, Простор под ноги лёг путём, И стало ясно - час пробил.
Тот пробил час, и он пошёл
Сквозь предрассудки и молву.
Вперёд шагнув, себя обрёл,
С огнём сливая синеву. С тех пор идёт через огонь, Приняв все тяготы пути, Вперёд влечёт незримый конь, И заповедь одна - свети.
Январь 1990
***
Он оставил всё всем И ушёл налегке. А куда и зачем? Он исчез вдалеке.
Не сказав никому, Сколько будет в пути. С кем-то иль одному? И как долго идти?
А обратно ль придут? Тишина лишь в ответ... Только ветер несёт Всем прощальный привет.
Он ушёл, пилигрим, Или рыцарь дорог. И нависли над ним Крылья зла и тревог.
Октябрь 1989
***
Всё мимо да рядом, Всё промах да сбой. Увижу ли дом свой? И стану собой.
Дни мимо со свистом, Как пуль перелёт. По жизни артистом Идёшь в переплёт.
Идёшь и не заешь, Как скоро в тираж. Судьбу выбираешь Иль только мираж?
И струнам твоим Говорят "Замолчи! Внимай лишь одним, Не то будешь в ночи!"
"Сгорите на пытке! Иль пулю в упор! На тоненькой нитке Над вами топор!"
Но струны звенят, До конца им звенеть. И вновь осознать, Что иметь - не иметь.
Надорваны струны, Души кровь течёт. Написаны руны, Но кто их прочтёт...
Октябрь 1989
***
О крае земли
Дорога, тревога, тяжёлый рюкзак, Обветрена кожа, разверенный шаг, Идём и идём, будто путь без конца, Солёные капли стекают с лица.
Внутри нас не сахар, но сырость кругом,
Когда же мы снова вернёмся в свой дом!
Вернёмся, войдём и стряхнём сапоги
Усталость с тревогой растают вдали. Ведь дома остались, кто верит и ждёт, А время не ждёт - всё вперёд и вперёд. И ближе вё россыпь родимых огней! Дошли! Но не верим удаче своей.
Вернулись, мы дома, родимый порог,
Усталость забыта, и нету тревог,
Мы дома, а рядом - родные, друзья.
Прощайте, прощайте за гранью края. С нас хватит дорог и крутых облаков, Холодных метелей, солёных ветров, Не трогайте нас, мы хотим отдохнуть. Вы нас не зовите! Мы кончили путь.
Но вновь всё внутри начинает звенеть,
И слышится снова небесная медь,
И слышится зов из бездонной дали,
И снова мечтаешь о крае земли. Зажмуря глаза, видишь танец костра, А на небе месяца бритва остра, И чудится плеск набегающих волн, А старый рюкзак до краёв уже полн.
И пусть горизонт застилает глаза,
В полнеба опять полыхает гроза,
Пусть путь под ногами опять будет крут,
Уходим, уходим в далёкий маршрут.
Декабрь 1990
***
Белые перья и алые перья, Серые тени ложатся на стены. Строй барабанщиков встал у преддверья, Сжатые палочки, вспухшие вены.
А за дверями тёмные силы Душат и топчут светлых и смелых, Радостно им, когда рядом унылы, Там поощряют тихих и серых.
Трус там желанен, честность противна, А равнодушные ходят в почёте. Серость и подлость очень активна, Просто завязнуть в этом болоте.
