Дмитрий Волчек - Говорящий тюльпан

кремлевские войска свирепые куранты
пустился в путь
железной ряской стянутые франты
стальная ртуть

где наискось огни святого эльма
перевернул
страницу: вот они дрожащие бесцельно
под грозный гул

прохожему на чудное мгновенье
грозят грозят
хотя от лая ангельское пенье
не отличат

о авраам! уже пылает куст
и филомел в акациях рыдает
к нам снизошел осоловевший пруст
и няне в гамаке листает

под сенью девушек но выпадает том
из пальцев схваченных артритом словно лужа
ноябрьским бесстыжим льдом
о авраам! уж подступает стужа

смиряя языки и милостив господь
развеяно величье вавилона
не наклепать на выцветшую плоть
ни правого ни левого уклона

жужжит в неведеньи пчела
а там сбывается заклятье
ей мастерица привезла
венец и свадебное платье

в телегу запряженный конь
хорей чеканит длиннозубый:
«мы с павликом прошли огонь
и все евстахиевы трубы»

«неси малютка перстенек» —
лепечет золушка украдкой
а падчерица наутек
как промтовар по разнарядке

и в омут прыгает стремглав
где всяка водоросль ликует
застенчиво перестреляв
орфоэпическую сбрую

так тягостно мой гитлер умирал
с его озябших плеч слетали пчелы
замерзла мраморная штора
под тусклый звук назойливой трубы:

«предстану я распахнутой сосной
и голос мой средь янтарей застынет
умолкнет конопля и филомел споет
о том-о сем споет неприхотливо»

чем слаще сумерки тем колокол острей
расплеснутый пейзаж вооружает
сирень совьет гвардейца на скамье
размятого спасительным гипнозом

лежать и выть проходят корабли
за рифом снасть разобранной фелюги
и петроград костлявою рукой
сдирает с зайчика и мех его и перья

потупилась: из сумки достает
черновики простого ариозо
усиленно замочек засвистал
мелькнули лента кружево ботинки
расколотая зрительная трубка
дешевый портсигар без монограммы
упрятанный в коробку стетоскоп

о что там что за стеклышком цветным?
отечества двоякий дым

и вдалеке адмиралтейство нежно
разрушенным корабликом грозит

бежит бежит а рядом с нею
еще таинственней бежит
в тот вечер дуру-гонорею
ему прелестница дарит

он видит купола трамваи
прах круассанов на лотке
а искра красная живая
поблескивает вдалеке

глядит в морозные пустоты
кокаиническим зрачком
и гибнут розовые соты
под легковесным каблучком

сёстры — подойди и попробуй —
только катетов шквал
с набежавшей волной
тонет княжна в соболином
манто — воротник из кукушки
подкладка из слез

матросы! ваши глаза устали
смотреть в подзорные кости
в этих чертогах дотронешься
до стены — и каюк — синеет
девятибалльный шквал магнитуда
пасынок любит слушать

песни сервизов — полупрозрачным пальцем
над ободком крутанет — стон
поднимается — башни встают из могил
в склепах морская рать
а подойди и попробуй
запах тысячи яблок тысячи тысяч пчел

в смрадном хорезме я встретил
говорливую бабу — сурьмой отмечены скулы
лак спеленал прическу волосок к волоску
гид интуриста «можно ли пить
курить расстегивать лифчик» — и нужно
так повелел иегова

лучше бы жить на вокзале
борются хаос и хронос
поезда свистят и приходят
часы измеряют длину
погода прощается говорит «я погода
сдай бутылки суп в холодильнике мясо на сковородке»

сестры тяжесть и нежность
неизлечимою хворью
здесь страдал комаровский
граф принесли бильедушку
мальчик на пляже заметил
в черной бутылке — сунулись

там ничего —
ну подойди и попробуй
нерпы взлетают из волн
тяжким своим поцелуем
полными кеглями рук

на тюфяке альбатрос
тени любовников лижет

тюльпан тюльпан заговорил
посетовал прелестный братец
«не так журчишь угрюмый стикс
твоим расчетливым движеньям
иокогама и париж
послушны»

боже!
стикс недвижен!
резиной мраморной застыл

должно быть возле этой школы
произрастал завод слепых
и вот ужасные слепые
ходили утром воевать
с конвейером и много странных
безделок ржавых худосочных
горячий ветер приносил

ах вот: опять проснулись воды
река бежит бежит бежит

здесь в обескровленной груди
в предстательной волне содома
иль ненароком посреди
разрезанного тома

такое терпкое пятно
валун захлестнутый потоком
ему и больно и смешно
и бес грозит ему в окно
с мечтательным упреком

что ж — и поленницу культуры
надоедает ворошить
тащи исак мануфактуру
садись-ка саван шить

чтоб эту жизнь недорогую
удав заморский не стянул
ложбинки выточить на пуле
с удавкой влезть на стул

сомнительный пустопорожний
достойно завершая путь
чтоб в сонме ангелов ничтожной
беспечной птичкой промелькнуть

следит за колобком лисица
бурлит айдесская река
не лучше ль просто удавиться
под скромный лепет ветерка?

в бумажнике измялась ксива
в утробе оловянный зуд
не трубный зов локомотива
не халцедон не изумруд

не крест на двери гугенота
не родины умильный дым
а просто судрожная рвота
над рукомойником ночным

он спиртом окуляр протер
и вот — немыслимый простор:
мечети пальмы буераки

и шаловливые персидские собаки
и вздохи мыслящего тростника

секретная согнулася рука
кувшин отчасти накренился

в песок упал и даже не разбился

так вот и бедная душа —
давно в песке лежит но чуть дыша
без устали бедняжка повторяет

надежда — шепчет тихо — есть
она не погибает

natura naturans natura naturata
дочитан список кораблей
средь воинов певец крылатый
льет ледяной елей

на голову похмельную некстати
а оборотень право мил
с утра в супружеской кровати
обоих удавил